Накануне супертура по стране певец заглянул в гости к «Телепрограмме» и объяснил, почему у него грустные глаза.
— Дима, из-за вас в редакции дикий ажиотаж. К нам Филипп Бедросович приходил, и то так не было.
— Вы хотите, чтобы я сейчас каркнул во все воронье горло? Сыр выпал…
— Вам жаль, что вы больше не в «Голосе»?
— Нет. Дело в том, что… В эмоциональном смысле это непростая задача — общаться с огромным количеством людей, находить компромиссы. На это уходит много сил. Конкурсанты — люди со своими привычками, часто старше меня. Некоторые предложения приходилось пробивать долго. Я не спал ночами — тогда еще не научился не брать эту работу на дом.
— Можете ли вы сказать, что шоу сделало вас другим?
— Могу. Я слышу на каждом углу, что меня не знали с этой стороны. На меня стали по-другому смотреть — как на умудренного жизнью человека.
А я в принципе всегда был дедом. Не в смысле дедовщины, а дедушкой с самого рождения — меня все время тянуло на размышления, поиски смыслов. А здесь мне дали эфирное время, и я раскрепостился, начал изъяснять себя. Мне кажется, мы недурно там наговорили все.
— Периодически кто-нибудь нет-нет да скажет, что в «Голосе» «все куплено». Наставники берут своих друзей и т. п.
— На самом деле все наставники боялись, что придет кто-то из знакомых, мы ведь в одной среде крутимся, так или иначе ты кого-то видел, слышал, можешь узнать по голосу. Но я не узнавал даже своих друзей! А иногда узнавал. Но тогда не поворачивался. Ну я за «чеснок».
Были случаи, когда предлагали дорогие часы, что-то еще в этом духе. Отвечаю за себя: не брал. Вот вы говорите: изменился. Это мнения обо мне изменились. «Надо же, вы глубокий, интересный, рассуждающий персонаж! Смотрели «Голос» только из-за вас!» Это я постоянно слышу. Наверное, каждый наставник это слышит. И нет, нет блата.
— Бывали ситуации, которые потом не выходили в эфир? Ругались с Градским, может?
— Очень много было такого, когда вдруг жизнь прорывалась в постановочное, по сути, шоу. Но мы все остывали и понимали, что нам и дальше находиться вместе. Первый год я даже попивал успокоительные. Очень обидно было слышать необоснованную критику. А если она обоснованная, то это класс, прямо бальзам! Начинаешь думать, что же сделать в следующий раз, чтобы все обалдели.
— После вашего клипа «Пьяная любовь» возникло ощущение…
— Что я скрепя сердце на это пошел?
— Будто вы смотрите на разгул Баскова с Киркоровым и тоже идете на эпатаж, который вообще-то вам не свойствен.
— Так «Пьяная любовь» снималась гораздо раньше «Ибицы». И вообще я начал еще с «Ночного хулигана», где я пью из пистолета. Я вошел в эту историю гранжевым персонажем!
— А здесь треш.
— Я бы не сказал, мы не свалились в треш. Это реальный рассказ про свадьбу. Мне пишут: «Дима, они происходят сейчас именно так, даже хуже». Это комедия, фарс. Мы устраивали мозговой штурм, каждый предлагал самую-самую стремную историю — чтобы эмоцию вызвать и понять, надо это или не надо.
Были элементы, которые я просил не ставить. Например, мама или бабушка идет с иконой. Мой внутренний цензор не позволяет делать определенные вещи.
— Кажется, в шоу-бизнесе теперь все хотят покорить молодую аудиторию YouTube.
— Мы живем в мире детей. Если хочешь чему-то научиться, раньше все шли к взрослому человеку — спрашивали совета, а сейчас учатся у детей. Они с рождения знают, что такое интернет, и, нисколько не задумываясь, одной рукой монтируют ролик, а другой биты составляют.
Все перевернулось с ног на голову и будет так продолжаться. Пока следующее поколение не придет и не перевернет и это.
— В интернете о вашем здоровье пишут разное. И вы признавались, что у вас были проблемы со спиной, вы перенесли пневмонию. Не связано ли это с несоответствием вашего внутреннего состояния внешнему миру?
— Это все после программы «Голос» у меня началось. Для кого-то выйти на сцену — это как пальцами щелкнуть, а для кого-то постоянный стресс. Тебе в спину поют абсолютно разные люди! И если ты сидишь без забрала, без щита и меча, с открытой душой — жалеешь всех, то тебя растаскивает на куски.
Вот это со мной и случилось, я уверен. Но сейчас меня не возьмешь просто так, я уже научился. Это из разряда мистического…
— А вот вы недавно в Тибет ездили. Искали защиты от внешнего мира?
— Если ты хочешь долго прожить как артист, а не один сезон — выстрелил и все, тебя нету, то тебе нужно с публикой чем-то делиться. Для этого надо расти внутренне, ты должен что-то собирать.
Вот я собираю — открываю новые места и что-то новое в себе. Я видел Кайлас — прилетел с далай-ламой в один и тот же день, был в его резиденции. Потом полетел в Катманду. Рафтингом занимался — по горной реке спускался по очень крутым порогам. Люди падали с этой лодки, их вылавливали. В общем, было весело. Ну Покхару видел, там Ступа Мира — это японец один расставил по всему свету места силы.
— Вы ощутили там что-то на бессознательном уровне?
— Это невозможно описать словами. Что-то внутри происходит, когда ты смотришь на горы и понимаешь, что ты маленький, совершенно никакой… Мы в суете совершенно об этом не думаем. Ты видишь эти глыбы и понимаешь, что люди туда поднимались. И тебе есть куда стремиться, ты наполняешься и осознаешь, что можешь сделать еще многое.
— Нет ли обратного ощущения, когда вы возвращаетесь в Москву?
— Я не могу жить и без города, без этой встряски. Есть много философий. Кто-то может всю жизнь просидеть в позе лотоса. Но мне кажется, что хуже всего ничего не делать, а просто ждать момента прояснения сознания. Ведь только в борьбе человек производит что-то.
Я, можно сказать, вышел из сумрака. Это года два длилось. Я гастролировал, давал концерты — они были качественными, и люди были счастливы. Много чего было сделано, снято. Но я был на износе. Ты как будто взаймы взял у себя из будущего, тратил вперед.
— С какого момента вы почувствовали, что справились с этим?
— После того как я побрился налысо. Это был протест. Так или иначе ты идешь на поводу у общества. Подумал: кому я хочу соответствовать? Я большинству хочу нравиться? Это мой смысл жизни — жить ради мнений людей? Да идите вы! И меня это раскрепостило.
— Наверное, вы очень позитивный человек. Но все-таки смотришь вам в глаза и ощущаешь одиночество, которое вы будто не можете изжить. Это так?
— Думаю, что у каждого человека, переступившего рубеж 32-33 лет, появляется некая глубина взгляда. Я не про себя сейчас. Когда человек узнал, что такое семья, тоже такая вещь происходит. Или когда рождается ребенок, человек меняется сильно.
Но и негативный опыт тоже меняет человека. Это нормально, и я не исключение. Я тоже «печаль народов мира» познал, скажем так.
— С годами вам интереснее жить или наоборот?
— В творчестве — да, интереснее. У меня часто ощущение, что все уже было. Снимаешься для обложки, а ты, значит, и так уже стоял, и вот так, и ногу через голову тоже закидывал. Думаешь: боже мой, сплошное повторение! Но это заставляет копать глубже.
Нужно быть всегда интересным. Кто-то говорит: «Остановись. Ты заработал вещи, которые несгораемые. Тебя знают». Невозможно! Это же поток, время! Да я и сам вспоминаю какие-то мои былые заслуги. И что? Дальше мир надо завоевывать, каждую минуту.
— На детском «Голосе» вы были «папой» для многих детей. Хотелось ли вам когда-нибудь стать отцом в реальности?
— Я папой являюсь с 14 лет (для младшей сестры. — Авт.). Если бы я не знал, как это, я бы, может быть, уже был бы папой. Ну правда. А поскольку я знаю, что это не просто ха-ха, то извините. Это взвешенное должно быть решение. Нет, не хочется пока.
— Проект Alien24, в котором вы проявляете себя как композитор электроники, откуда взялся?
— Мне нравятся эксперименты. Можно сказать, что это была проба пера: подобной музыки я никогда не писал, но потом вдруг пробило, и я начал делать аранжировки сутками напролет. Ведь я, честно говоря, вырос на этой музыке: Zodiac, Space, потом появились Давид Тухманов и Эдуард Артемьев.
Все эти космические мелодии. Я люблю эту легкую музыку, которую принято называть «эмбиент». «Пространственная» музыка, где в аккордах как бы нет конца, только многоточие. Позволил ли этот опыт мне называть себя композитором? Нет. Идеалы и принципы мешают мне так сказать. Зато опыт бесценен. Деньги — ничто, если нет идеи, если ничем не горишь.
— Есть ли у вас сумасшедшая идея, которая не имеет отношения к музыке?
— Я бы не сказал, что сумасшедшая… Например, у меня есть гостиница в одном из подмосковных городов. Такая экономная, три звезды. Я не стану озвучивать название. Она должна быть сама по себе интересна.
Еще есть лесопилка, бревна производим. Доски, пиломатериалы, пеллеты (биотопливо) — я начал в этом разбираться немного. Предприятие уже можно выгодно продать. Раза в два дороже. Но мне этого не хочется, потому что речь не о купи-продай. Там рабочие места, люди трудятся.
— 6 февраля запускается большой концертный тур «Планета Билан». Почему такое название?
— Все мы, люди, живем в галактике. И каждый человек — это планета. Есть планета Билан, есть планета… Алена. Или Алексей, Валера. У них собственная гравитация, природа, климат, масштабы, спутники. Разработка программы идет ежедневно и по ночам — ложусь то в два, то в три часа.
Пишем и перерабатываем сценарий, потому что видим это шоу как фильм, сыгранный в живую. Сюжет — мой путь. От первого альбома до сегодняшнего дня. Поэтому прозвучат композиции, которых давно никто не слышал. Концерт разделен на пять частей, в каждой из которых своя история.
Будет и новая музыка, но львиная доля — это хиты. Рад, что делаю это вместе с компанией PMI, привозящей в Россию западных артистов. Объедем 22 города-миллионника начиная с Москвы и Питера.
— В Инстаграме вы выложили фото с именным телефоном с бриллиантами. Что за аппарат?
— Его мне подарили в Лондоне в начале 2000-х, во времена бушующей славы. Веселое было время. Когда Эндрю Ллойд Уэббер (английский музыкант и создатель мюзиклов «Иисус Христос — суперзвезда», «Кошки», «Призрак оперы». — Авт.) приглашал на шоу, потом приезжал в Москву, мы встречались в отеле «Ритц», общались. Потом я с «А-hа» выступал в Берлине.
Еще встретился с Эми Уайнхаус на премии MTV в зале, где было около 30 звездных артистов. Вышел покурить на лестницу, и Эми с какими-то пацанами подошла ко мне и спросила: «Do you have something?» (англ. сленг: «Есть что-нибудь запрещенное?»). А я думаю: что же ей ответить, чтобы затянулся разговор? И отвечаю: «Notyet» («Еще нет»). Она встала там же, где и мы, и курила сигарету.
А Тилль Линдеманн из Rammstein стоял у барной стойки — виски, коньяк, все дела. И я среди них. Потом была тусовка Тимбалэнда и Джастина Тимберлейка. А брунейский принц Азим вообще был моим фанатом! (Смеется.) На улице зимой стоял на Трафальгарской площади во время моего концерта, кричал: «А-а-а! Never Let You Go!» К чему я это все? Забыл.
— Телефон с бриллиантами…
— А! Вот. И как раз в тот период появился телефон. Там гравировка: specially for Dima Bilan. Бриллианты настоящие, хоть и небольшие. Все мне тогда пытались что-то подарить. Часов собралась целая куча.
— Когда вам случается бывать в Кабардино-Балкарии, что ощущаете?
— Иногда чувствую, что меня там нет уже нигде. Я ведь давно уже московский житель. Но я специально заново прописался в КБР, плачу налоги — 7 млн. в год. Так что не обижайте меня, за мной люди. Иногда бывает грустно. Видишь какой-нибудь дом, мимо которого в детстве постоянно проезжал на велосипеде, смотришь, а он разрушен.
— В такие минуты как вы мобилизуете себя?
— Я вытаскиваю из таких состояний по максимуму. Открываю программу в телефоне и пробую написать музыку. Хотя с этим тоже надо быть аккуратным. «Режимом депрессии» лучше не злоупотреблять. В какой-то период жизни я устал постоянно находиться в состоянии, скажем так, легкой грусти. И стал избегать музыки, казавшейся мне серьезной.
— На вас влияют такие отклики?
— Глубже самого Билана внутри него никто не копал. И мне хорошо понятно, по какой причине Билан делает такую музыку. И какую будет делать дальше.
У меня есть план, пусть не очень четкий, но я осознаю: сейчас мне надо позволить делать себе легкую музыку, чтобы потом усложнить. И тогда я выйду на «взрыв». Зачем обращать внимание на хейтинг? Никто же, кроме меня, не знает мою стратегию по завоеванию мира.
Ссылка
