Чему может научить нас Чингисхан в смысле американской политики
Авраам Линкольн, Джордж Вашингтон, Уинстон Черчилль, даже Барак Обама… есть много исторических личностей, к которым американцы обращаются за вдохновением во времена политических смут. Это особенно верно в отношении промежуточных выборов, прошедших всего неделю назад. Но я тут недавно нашла ещё более удивительного лидера, которые предлагает множество политических уроков, достойных рассмотрения — Чингисхана.
Я совершенно серьёзна.
Как бывший учитель истории, я выбрала для чтения книгу «Чингизхан и создание современного мира» Джека Уитерфорда, поскольку я осознавала, что знаю относительно мало о наиболее влиятельной личности в истории человечества. Исследователи оценивают, что 0,5% мужчин обладают ДНК Чингизхана, что, возможно, представляет собой наиболее значимое средство определения исторического вклада. Но это только верхушка айсберга. Монгольский военачальник завоевал огромную часть цивилизованного мира XIII века — в том числе и треть его населения. Он создал одну из первых международных почтовых систем. Он установил всеобщую свободу вероисповедания на всех завоеванных территориях — на самом деле некоторые из его высших генералов были христианами.
Конечно, Чингизхан был жестоким военным руководителем, который не испытывал жалости к врагам, оказавшимся на его пути, сравнивая с землей целые города и используя захваченных в плен мирных жителей в качестве пушечного мяса. Но даже самые жестокие военные гении (например, Наполеон) всё-таки гении, и нам стоило бы быть мудрее и подумать, что привело их к успеху, особенно вопреки большой вероятности обратного. В случае Чингизхана у нас есть руководитель, который появился из полной безвестности в одном из наиболее отдалённых районов Азии и вырос до наиболее грозной военной личности средневекового периода, а возможно и всего мира. Такого не бывает просто случайно — монгол, первоначально называвшийся Тэмуджин, был не только умелым военным стратегом, но и дальновидным политическим руководителем.
Когда Чингизхан укрепил контроль над разношёрстными племенами в степях северной Азии, он перевернул традиционную структуру власти. Когда одно из племён не выполнило обещания присоединиться к нему в войне и устроило набег на его лагерь в его отсутствие, он предпринял беспрецедентный шаг. Он устроил общественное собрание своих последователей, курултай, и провёл публичное судебное разбирательство над высшими руководителями того племени. Когда они были признаны виновными, хан приказал их казнить в качестве предостережения другим, что они больше не будут иметь права на особое отношение. Затем он оккупировал земли клана и распределил оставшихся членов клана среди своих людей. Это было сделано не с целью обратить их в рабов, а ради слияния завоеванных народов с его собственной нацией. Монгольский руководитель символизировал этот шаг, усыновив сироту из вражеского племени и воспитывая его, как собственного сына.
Уитерфорд объясняет:
«Начались ли подобные усыновления из сентиментальности или по политическим причинам, Тэмуджин продемонстрировал явное признание символического значения и практической выгоды подобных актов в объединении своих последователей путём использования фиктивного родства».
Чингизхан пользовался этой стратегией уравнивания и среди своих войск — воздерживаясь от проявлений превосходства среди племён. Например, все члены племени должны были выполнять определённую долю общественной работы. Уитерфорд добавляет:
«Вместо использования единого этнического названия или названия племени, Темуджин всё больше обращался к своим последователям, как к народу войлочных стен, по материалу, из которого они делали свои «гэры», то есть юрты».
И наоборот, Америка, по-видимому, разделена не только по партийным, но и по расовым и языковым линиям. И всё более углубляются различия между элитой технократов и синими воротничками, «отверженными». Обе партии проводят политику, которая усугубляет эти различия, зачастую замышляя воспользоваться ими ради политических выгод. Какую бы форму они не принимали — политика идентичности, махинации — противоречия, которые они вызывают, наносят непоправимый ущерб тому, что ещё остается от идеи общей Америки. Лучшие политические руководители — те, кто, какими бы несовершенными ни были, находят способ преодолеть многие различия нации и обратиться к общему, призывая всех людей, вне зависимости от привилегий, к участию в основных видах деятельности, которые определяют гражданскую позицию.
Великий хан к тому же считал отдельных лиц не автономными, раздробленными отдельными лицами, безразличными к своим семьям и местным сообществам, а скорее неотделимо с ними связанными. Например, «одиночки не могут законно существовать вне семьи и более крупного объединения, к которому принадлежат, следовательно, семья несёт ответственность по обеспечению правильного поведения своих членов... чтобы быть праведным монголом, необходимо жить в праведном сообществе». Это по сути означает, что по умолчанию социальное устройство требует от отдельного лица нести ответственность за членов семьи и окружающее сообщество. Если член семьи совершает какое-то преступление, то всё сообщество подвергается тщательной проверке. Политикам следует подобным же образом проводить политику, которая поддерживает и укрепляет семью, «первичное сообщество», а не подрывать и переопределять её.
Есть и другие крупицы мудрости от Чингизхана. Он принимал высокий уровень провинциальности в своей империи, что отражало древнюю форму делегирования полномочий. Уитерфорд отмечает:
«Он позволял группам следовать традиционным законам своей местности, если они не противоречили Великому Закону, который действовал, как верховный закон или общий закон для всех».
Это отражает ещё одну важную задачу национального лидера, который должен стремиться уважать, и даже поощрять местное правление и экономику, а не применять одинаково всем подходящие решения.
Он был защитником окружающей среды, закрепляя «существующие представления, запрещая охоту на животных с марта по октябрь, во время воспроизводства». Это обеспечивало сохранение и жизнеспособность земель монголов, и их образа жизни. Он признавал значимость религии в общественной жизни, давая налоговые льготы религиозным руководителям и их собственности и избавляя их от всех видов общественных работ. Он фактически расширил это и на другие важные профессии, например государственных служащих, предпринимателей, докторов, юристов, учителей и ученых. Конечно, в наше время некоторые из этих профессий уже получают неплохую компенсацию за свою работу, но другие, например учителя, могли бы выиграть от подобных налоговых послаблений.
Нет никаких сомнений, что Чингизхан был жестоким человеком с кровавым наследием. Но наряду с жестокостью он обладал политическим пониманием, позволившим ему создать одну из величайших империй, когда-либо известных миру. Он воздерживался от традиционного племенного уважения к элитам ради простого человека, он проводил политику, которая собирала разношёрстный народ под одним знаменем, и он часто избегал политики выжженной земли ради милости к своим врагам. Действительно, когда вражеские города сразу же сдавались монголам, то у их обитателей мало что в жизни менялось. И как отмечает Уитерфорд, незадолго до смерти он стремился передать эти уроки своим сыновьям:
«Он пытался научить их, что основным ключом к лидерству является самоконтроль, особенно сложно укрощать гордость, труднее, как он объяснял, чем укротить дикого льва, и гнев, что сложнее, чем победить самого великого бойца. Он советовал им, что «если не можешь проглотить свою гордость, то не сможешь и руководить». Он напутствовал их никогда не думать о себе, как о самом сильном или самом умном. Даже для самой высокой горы найдутся животные, которые на неё взберутся, предостерегал он. Когда животное встаёт на вершину горы, то становится выше горы».
Возможно, если бы американские политики приняли эту сторону Великого Хана, сконцентрировавшись на служении великим идеалам, а не на бесконечном наборе очков, мы могли бы достичь того же уровня национального успеха, но без ужасающего кровопролития.
