Каждый день судьба готовит сказку.
Грустную, веселую, как знать?
Надо жить с надеждой, без опаски.
Что начертано – того не миновать.

По прозвищу Святой: звукорежиссер из Петербурга в одиночку спасает кошек и собак

Петербургский театральный звукорежиссер Александр Цинкевич уже несколько лет посвящает свою жизнь спасению животных. Он продал квартиру, построил приют и объявил: если животное попало в беду, обращайтесь в любое время.
[video2=640|360]//www.ntv.ru/embed/1662245[/video2]

Человек такая зараза. Никогда не бывает до конца доволен. Что-нибудь все равно его смущает, терзает, заставляет хмуриться...Сегодня здесь, на севере Франции, была дивная погода. Все залито солнцем, при этом плотный, полный свежести и соленых брызг воздух, какой бывает только на побережье. Сухо, трава зеленая, как в июле, море цветов, крики чаек, суета мелких пташек... Мы зашли в ресторанчик выпить по чашке кофе с луковым пирогом и поболтать. Но даже не болталось. Хотелось просто сидеть, уставившись в окно как в экран кинотеатра, потому что такая прекрасная жизнь бывает только в кино. Рядом присели на ланч две француженки лет по семьдесят, с маленькими собачками неопознанной породы. Они смаковали еду, не стесняясь спрашивали, чем лакомятся соседи, под шумок выдули бутылку бордо, нахваливали фуа-гру и были так естественны в своем наслаждении этим моментом, что вызывали искреннее умиление. И вдруг так обидно стало за маму, за бабушку, которых у нас в 60 называли бабками, которым даже в горячечном бреду не пришло бы в голову так проводить время. Причем даже не из-за скудной, безденежной, неодетой жизни! А просто потому, что это было невозможно по определению, что их амплитуда колебаний лежала в плоскости работа-корыто-плита-внуки, а не в редкой хотя бы праздности и в праве на простое плотское удовольствие, не мотивированное высокими стремлениями. Они не страдали из-за отсутствия такой опции, их параметры счастья и несчастья определялись совершенно по-другому, но это не значит, что им бы такое удовольствие было лишним или незаслуженным. Осталось ощущение, что они всю жизнь словно оправдывались. За то, что не пали на борозде, что сохранили возможность и потребность смеяться, радоваться ерунде, быть все еще женщинами. Жить, в конце концов... А как бы я мечтала, чтобы здесь, утонув в запахах трюфелей и устриц, свежесваренного кофе и морского прибоя, покачивая носком модной туфли и кутаясь в шарф Hermes, сидели моя бабушка и мама, никуда не спеша, ни перед кем не отвечая и не отчитываясь, никому не будучи обязанными и ни перед кем не виноватыми, а просто потому, что чудесный день, жизнь прекрасна и она не кончилась, даже если конец уже за поворотом ...

Т . Хохрина