Снег падал медленно и очень важно, и хлопья его были такие большие, что казалось, с неба слетают на город лёгкие цветы.
Ёлку уже зажгли, около ёлки лежала толстая книга - подарок от мамы. Это были сказки Христиана Андерсена.
Я начал читать и зачитался так, что, к огорчению взрослых, почти не обратил внимания на нарядную ёлку.
Прежде всего я прочёл сказку о стойком оловянном солдатике и маленькой прелестной плясунье, потом - сказку о снежной королеве, дикие лебеди летели над морем, в котором отражались розовые облака....
Удивительная, и как мне показалось, душистая, подобно дыханию цветов, человеческая доброта исходила от страниц книги с золотым обрезом.
Тогда я ещё не знал, что в каждой детской сказке заключена вторая, которую в полной мере могут постичь только взрослые.

К. Паустовский.

  Петербург.  Владимир Набоков.

Мне чудится в Рождественское утро
мой легкий, мой воздушный Петербург...
Я странствую по набережной... Солнце
взошло туманной розой. Пухлым слоем
снег тянется по выпуклым перилам.
И рысаки под сетками цветными
проносятся, как сказочные птицы;
а вдалеке, за ширью снежной, тают
в лазури сизой розовые струи
над кровлями: как призрак золотистый,
мерцает крепость (в полдень бухнет пушка:
сперва дымок, потом раскат звенящий);
и на снегу зеленой бирюзою
горят квадраты вырезанных льдин.

Приземистый вагончик темно-синий,
пером скользя по проволоке тонкой,
через Неву пушистую по рельсам
игрушечным бежит себе, а рядом
расчищенная искрится дорожка
меж елочек, повоткнутых в сугробы:
бывало, сядешь в кресло на сосновых
полозьях,— парень в желтых рукавицах
за спинку хвать,— и вот по голубому
гудящему ледку толкает, крепко
отбрасывая ноги, косо ставя
ножи коньков, веревкой кое-как
прикрученные к валенкам, тупые,
такие же, как в пушкинские зимы...

Я странствую по городу родному,
по улицам таинственно-широким,
гляжу с мостов на белые каналы,
на пристани и рыбные садки.
Катки, катки,— на Мойке, на Фонтанке,
в юсуповском серебряном раю:
кто учится, смешно раскинув руки,
кто плавные описывает дуги, -
и бегуны в рейтузах шерстяных
гоняются по кругу, перегнувшись,
сжав за спиной футляр от этих длинных
коньков своих, сверкающих как бритвы,
по звучному лоснящемуся льду.

А в городском саду — моем любимом —
между Невой и дымчатым собором,
сияющие, легкие виденья
сквозных ветвей склоняются над снегом,
над будками, над каменным верблюдом
Пржевальского, над скованным бассейном,-
и дети с гор катаются, гремят,
ложась ничком на бархатные санки.

Я помню все: Сенат охряный, тумбы
и цепи их чугунные вокруг
седой скалы, откуда рвется в небо
крутой восторг зеленоватой бронзы.
А там, вдали, над сетью серебристой,
над кружевами дивными деревьев —
там величаво плавает в лазури
морозом очарованный Исакий:
воздушный луч на куполе туманном,
подернутые инеем колонны...

Мой девственный, мой призрачный!..
Навеки в душе моей, как чудо, сохранится
твой легкий лик, твой воздух несравненный,
твои сады, и дали, и каналы,
твоя зима, высокая, как сон
о стройности нездешней...
Ты растаял, ты отлетел, а я влачу виденья
в иных краях,— на площадях зеркальных,
на палубах скользящих... Трудно мне...
Но иногда во сне я слышу звуки
далекие, я слышу, как в раю
о Петербурге Пушкин ясноглазый
беседует с другим поэтом, поздно
пришедшим в мир и скорбно отошедшим,
любившим город свой непостижимый
рыдающей и реющей любовью.

И слышу я, как Пушкин вспоминает
все мелочи крылатые, оттенки
и отзвуки: "Я помню,— говорит,—
летучий снег, и Летний Сад, и лепет
Олениной... Я помню, как, женатый,
я возвращался с медленных балов
в карете дребезжащей по Мильонной,
и радуги по стеклам проходили,
но, веришь ли, всего живее помню
тот легкий мост, где встретил я Данзаса
в январский день, пред самою дуэлью..."

Шмелев Иван Сергеевич (1873-1950) «Лето Господне»

"Рождество...
Чудится в этом слове крепкий, морозный воздух, льдистая чистота и снежность. Самое слово это видится мне голубоватым. Даже в церковной песне -
Христос рождается - славите!

Синеватый рассвет белеет. Снежное кружево деревьев легко, как воздух. Плавает гул церковный, и в этом морозном гуле шаром всплывает солнце. Пламенное оно, густое, больше обыкновенного: солнце на Рождество. Выплывает огнем за садом. Сад - в глубоком снегу, светлеет, голубеет. Вот, побежало по верхушкам; иней зарозовел; розово зачернелись галочки, проснулись; брызнуло розоватой пылью, березы позлатились, и огненно-золотые пятна пали на белый снег. Вот оно, утро Праздника, - Рождество. В детстве таким явилось - и осталось.

Джеки Кеннеди и ее Joy от Жана Пату.

________________________________________
Джеки на протяжении своей жизни пользовалась несколькими ароматами, но самым ее любимым был классический аромат Joy от Жана Пату, известный в свое время как самый дорогой парфюм в мире. Всего за одну унцию тяжелого цветочного аромата использовалось 10 тысяч цветков жасмина и 28 десятков цветов роз. Аромат был создан в 1929 году, в начале Великой депрессии. Тончайший аромат этого парфюма сделал свое дело: Joy был признан в 2000 году самым лучшим ароматом тысячелетия.

#Maniere@vintagealbum
#Celebritses@vintagealbum