И свято-е… Воскресе-ние Твое

Сла-а-вим!

Радостное до слез бьется в моей душе и светит, от этих слов. И видится мне, за вереницею дней Поста, — Святое Воскресенье, в светах. Радостная молитвочка! Она ласковым счетом светит в эти грустные дни Поста.
Мне начинает казаться, что теперь прежняя жизнь кончается, и надо готовиться к той жизни, которая будет… где? Где-то, на небесах. Надо очистить душу от всех: грехов, и потому все кругом — другое. И что-то особенное около нас, невидимое и страшное. Горкин мне рассказал, что теперь — «такое, как душа расстается с телом». Они стерегут, чтобы ухватить душу, а душа трепещет и плачет — «увы мне, окаянная я!» Так и в ифимонах теперь читается.
— Потому они чуют, что им конец подходит, Христос воскреснет! Потому и пост даден, чтобы к церкви держаться больше, Светлого Дня дождаться. И не помышлять, понимаешь. Про земное не помышляй! И звонить все станут: помни… по-мни!.. — поокивает он так славно.
В доме открыты форточки, и слышен плачущий и зовущий благовест — по-мни… по-мни… Это жалостный колокол, по грешной душе плачет. Называется — постный благовест. Шторы с окон убрали, и будет теперь по-бедному, до самой Пасхи. В гостиной надеты серые чехлы на мебель, лампы завязаны в коконы, и даже единственная картина, — «Красавица на пиру», — закрыта простынею.

Преосвященный так посоветовал. Покачал головой печально и прошептал: «греховная и соблазнительная картинка!» Но отцу очень нравится — такой шик! Закрыта и печатная картинка, которую отец называет почему-то — «прянишниковская», как старый дьячок пляшет, а старуха его метлой колотит. Эта очень понравилась преосвященному, смеялся даже. Все домашние очень строги, и в затрапезных платьях с заплатами, и мне велели надеть курточку с продранными локтями. Ковры убрали, можно теперь ловко кататься по паркетам, но только страшно, Великий Пост: раскатишься — и сломаешь ногу. От «масленицы» нигде ни крошки, чтобы и духу не было. Даже заливную осетрину отдали вчера на кухню. В буфете остались самые расхожие тарелки, с бурыми пятнышками-щербинками, — великопостные. В передней стоят миски с желтыми солеными огурцами, с воткнутыми в них зонтичками укропа, и с рубленой капустой, кислой, густо посыпанной анисом, — такая прелесть. Я хватаю щепотками, — как хрустит! И даю себе слово не скоромиться во весь пост. Зачем скоромное, которое губит душу, если и без того все вкусно? Будут варить компот, делать картофельные котлеты с черносливом и шепталой, горох, маковый хлеб с красивыми завитушками из сахарного мака, розовые баранки, «кресты» на Крестопоклонной… мороженая клюква с сахаром, заливные орехи, засахаренный миндаль, горох моченый, бублики и сайки, изюм кувшинный, пастила рябиновая, постный сахар — лимонный, малиновый, с апельсинчиками внутри, халва… А жареная гречневая каша с луком, запить кваском! А постные пирожки с груздями, а гречневые блины с луком по субботам… а кутья с мармеладом в первую субботу, какое-то «коливо»! А миндальное молоко с белым киселем, а киселек клюквенный с ванилью, а…великая кулебяка на Благовещение, с вязигой, с осетринкой! А калья, необыкновенная калья, с кусочками голубой икры, с маринованными огурчиками… а моченые яблоки по воскресеньям, а талая, сладкая-сладкая «рязань»… а «грешники», с конопляным маслом, с хрустящей корочкой, с теплою пустотой внутри!.. Неужели и т а м, куда все уходят из этой жизни, будет такое постное! И почему все такие скучные? Ведь все — другое, и много, так много радостного. Сегодня привезут первый лед и начнут набивать подвалы, — весь двор завалят. Поедем на «постный рынок», где стон стоит, великий грибной рынок, где я никогда не был… Я начинаю прыгать от радости, но меня останавливают:
— Пост, не смей! Погоди, вот сломаешь ногу.
Мне делается страшно. Я смотрю на Распятие. Мучается, Сын Божий! А Бог-то как же… как же Он допустил?..
Чувствуется мне в этом великая тайна — Бог.
Иван Шмелев.

Жаловаться на Фонарь было бесполезно. Человек понимал, что Фонарь хорошо делает свое дело - освещает улицу, а в окно и так почти ничего и не попадает, поэтому Человек не стал тратить время зря, вынул из-за пазухи камень и швырнул в Фонарь. Раздался звон разбитого стекла. Фонарь, как будто забывшись, просветил еще несколько секунд и погас.

Стало темно. Совсем-совсем темно.

Человек лег в постель. Он лежал в полной темноте и пытался уснуть. Сон все равно не шел. Зато вдруг послышалось какое-то царапанье. А вдруг это та соседская собака прибежала, чтоб отомстить за хозяев? Нет, показалось... А это что? Крыса? Котов на них нет... Нет, тихо… А это? Ничего…

Человеку стало страшно… Из-за тучи выглянул месяц, появились неясные тени и стало еще не уютнее. Человек попробовал зажечь лампу, но при свете о сне можно было и не мечтать… Комната казалась какой-то чужой.

Фонарь. Оказывается, Человеку был нужен этот Фонарь. Бурчащий, недовольный Человек нашел в шкафу лампочку, вытащил из чулана лестницу и вышел на улицу. Он собирался заменить разбитую лампу.

Но к его удивлению в Фонаре не было цоколя! В нем вообще не было никакого приспособления для лампочки, или проводов, или еще чего-то подобного. Просто домик со стеклянными стенками-окошками. Одна стенка была разбита, торчали острые осколки, а на дне лежал камень.

«Как же так?» - изумился Человек. «А как же ты светил?» - вырвалось у него. Человек совершенно не ждал ответа, но вдруг явственно услышал:
- Светлячки, речные светлячки, младшие братья звездочек, которые только готовятся взлететь на небо и освещать ночной мир, жили во мне. Ты распугал их своим камнем, и они разлетелись.
- О… Я и не знал, - только и смог сказать Человек. Он постоял некоторое время молча. Потом вынул осколки стекла, забрал камень, повертел его в руках. Камень был такой холодный, что Человек передумал убирать его за пазуху.

- А… Это можно исправить?
- Не знаю. Светлячки были так испуганы… Наверное, они вернулись к реке. Но если они встретят там рассвет, то превратятся в капельки росы и уже не будут звездочками. Увидев яркое солнце, они начнут стесняться и могут совсем разучиться светить.
- Тогда нужно вернуть их до рассвета!
- Это сложно. Их можно поймать сачком или решетом, но в банку ты их уже не посадишь, а из сачка они разбегутся… Когда-то давно меня сделали в кузнице на берегу реки: старый Фонарщик учил внука ловить светлячков и сразу выпускал их в меня. Он не закрывал мои дверцы, чтоб Светлячки знали - их не берут в плен, а предлагают Дом. Я им понравился… - грустно сказал Фонарь.
- Значит, не страшно, что одна створка разбита! Давай поспешим! - воскликнул Человек и, взвалив на плечо Фонарь, отправился к реке. Река была достаточно далеко, и через некоторое время Человек уже сомневался - в своем ли он уме, и почему он в ночной рубашке тащит по пустынным улицам тяжелый фонарь.

Но потом ему вспоминался страх, неясные шорохи и тени пустой комнаты, и он продолжал свой путь. Как ни странно, идти по ночному городу было совершенно не страшно. С Фонарем он не чувствовал себя одиноко.

На берегу Человек отыскал лодку, очень кстати там был и сачок. «Ух ты, мне повезло!» - обрадовался Человек. Назвать ротозеем рыбака, забывшего сачок, ему и в голову не пришло.
Вместе с Фонарем они выплыли на середину реки. Светлячки были там, они удивительно походили на своих старших братьев - небесных звездочек. Человек нерешительно взмахнул сачком и сразу десяток Светлячков оказался в сетке.

«Вернитесь, пожалуйста, я больше не буду» - прошептал Человек и поднес сачок к Фонарю. Не дыша, он смотрел, как выбираются сверкающие крохи из сачка. Они замерли на секунду в воздухе, потом скользнули в Фонарь, покружились в нем, вылетели на мгновение наружу… А потом вернулись в Фонарь!

Фонарь сразу начал светить - нежно и волшебно. И это было лучше всяких слов. Человек сделал еще несколько взмахов сачком и, когда Фонарь засветился в полную силу, они отправились в обратный путь.

Человек вернул на место лодку и сачок, бережно понес Фонарь. Дорога заняла много времени, Человек сильно устал, но все же чувствовал он себя как-то необычайно хорошо. Было уже утро, когда они вернулись.

Человек установил Фонарь, сбегал домой переодеться и пошел искать стекольную мастерскую - чинить дверцу Фонаря. Потом забежал в полицию, мэрию и домоуправление, забрал оттуда жалобы, отправленные накануне, зашел в кондитерскую и купил два набора конфет с орехами. Один из них он отнес в лодку, которая так выручила его ночью, а второй занес соседям. Просто так.

К вечеру он так устал, что как только убедился, что Фонарь освещает его комнату нежным чуть фиолетовым, немного розовым и слегка рыжим светом сразу и уснул.

Иллюстрация Пит Ревонкорпи (Pete Revonkorpi)