Почему-то так складывалось, что элиты западных русских земель всегда искали себе хозяина, не пытались построить собственное государство, а стремились пойти к кому-то в услужение. Над этой территорией тяготеет какое-то генетическое проклятие предательства, заставляющее из века в век идти на подлость во имя личной выгоды. Западные русские земли и проживающий здесь народ еще со времен Киевской Руси постоянно предавался своими панами, и предательство стало их жизненным принципом.

Начало было положено элитами западных земель Киевской Руси после татарского-монгольского нашествия и разрушения Киева в 1240 году. Если северные и восточные княжества смогли сохранить свою русскую веру и идентичность, постепенно восстановив собственную государственность, объединившись вокруг одного центра силы, то князья западных земель пошли другим путем. Они предали свой народ, свою веру, идентичность и довольно быстро стали польской шляхтой и литовской знатью, забыв свои русские корни и пойдя в услужение к завоевателям.

Особым рвением отличился до сих пор почитаемый в Галиции князь Даниил Галицкий, стремившийся ориентировать Русь на Запад. За готовность стать вассалом Рима, предать православие и попытку подписать с Римско-католической церковью унию он получил в 1254 году из рук Папы Римского титул «короля Руси». Это предательство со временем закончилась полной полонизацией галицко-волынских земель и 400-летним владычеством Польши над всеми западными русскими землями.

Начатое Даниилом Галицким церковное предательство было завершено в 1596 году подписанием Брестской церковной унии и присоединением к Римско-католической церкви. Часть высших иерархов Киевской митрополии, при поддержке ополяченной русской элиты пошла на это для того, чтобы сравняться в политических правах с католическим духовенством. Уже тогда светская и церковная власть положила начало расколу православия, который продолжается и усиливается сегодняшними элитами.

Такими же методами в XVII веке действовала новая «элита» в лице казацкой старшины, предававшая по любому случаю свой народ, грабившая и продававшая его в рабство польскому королю и татарским ханам. Эта дикая вакханалия и стремление получить добычу любой ценой во времена правления всех казацких гетманов по обоим берегам Днепра закончилась руиной и бегством значительной части населения с Правобережья в Слобожанщину под русского царя.

Вершиной низости и предательства стала измена Петру I в 1709 году гетмана Мазепы, перешедшего во время русско-шведской войны на сторону шведского короля Карла XII. На Руси впервые по указу Петра I был изготовлен орден Иуды, надет на чучело Мазепы и публично сожжен.

Иудину традицию продолжил лжегетман Орлик, подписавший в 1710 году договор о порядке подчинения королю Карлу XII, который сейчас украинские элиты преподносят как первую конституцию Украины! Поистине нет предела низости и лицемерия, когда предательство возносится как благодеяние.

С момента падения Киевской Руси проживающий в средние века на этих землях народ постоянно предавался правящей знатью и высшими иерархами духовенства. На протяжении стольких лет они оказались неспособны отстоять исконно русскую землю. Все их действия были направлены на приспособление под завоевателей и достижение личного благополучия ценой общей катастрофы.

Они не предпринимали никаких попыток построить на этих землях какое-то государство. Усилия элит направлялись на поиск богатого иностранного хозяина, которому они готовы были прислуживать с периодическими изменами и предательствами.

Все современные измышления о существовании каких-то казацких государств и республик на этой территории просто смехотворны. Здесь в те времена никогда не было своих князей и государственных деятелей. Зато процветали предводители, атаманы, гетманы, способные только грабить и разрушать.

После ликвидации гетманства в XVIII веке под руководством имперской элиты западные земли наконец начали возрождаться, а казацкую старшину, переведя в ранг мелкопоместного дворянства, сделали послушной местной элитой. Значительная часть русинской элиты Галиции, оказавшейся в составе Австро-Венгрии, приняла навязываемую поляками и австрийцами идеологию украинства. Именно там начала зарождаться склонная к изменам и предательству «украинская элита», впитавшая лютую ненависть ко всему русскому.

После российской смуты 1917 года руководители «украинской элиты» из Варшавы переезжают в Киев и под руководством австрийского подданного Грушевского создают Центральную раду (из 18 руководителей Рады 12 были австрийскими подданными) и провозглашают Украинскую Народную Республику. При этом они пытаются оторвать от России значительную часть русских земель и подчинить их Галиции. Действуют старыми методами и находят поддержку у новых хозяев в лице немцев.

Центральная рада для международного признания образованного «государства» вступает в сговор с немецким командованием и подписывает с ним сепаратный «мирный договор». По этому договору за поставку в Германию зерна и мяса Берлин взял на себя обязательство признать УНР, начать войну против большевиков и оккупировать Украину. Подписание этого «договора» заставило большевиков согласиться на позорный Брестский мир и отказаться от Украины, а немецко-австрийские войска за короткий срок оккупировали Украину, прихватив еще Крым, Ростов и Белгород.

Позже начальник немецкого штаба на восточном фронте генерал Макс Гофман писал: «Украина не более как эфемерное создание… В действительности Украина – это дело моих рук, а вовсе не творение сознательной воли русского народа. Никто другой, как я, создал Украину, чтобы иметь возможность заключить мир с ней».

Так с помощью иностранных войск и засланных эмиссаров появляются бутафорские «украинские государства» времен Гражданской войны. Вначале УНР под руководством польско-австрийских эмиссаров во главе с Грушевским, затем Украинская держава Скоропадского, созданная немецкой армией, и, наконец, Директория Петлюры, приведшая в Киев поляков.

При правлении Петлюры продолжается раскол православия и создается вторая раскольническая Украинская автокефальная православная церковь. Весь этот бедлам с вереницей украинских элит, предававших друг друга и свой народ, заканчивается победой большевиков, которые, исходя уже из своих идеологических целей, начинают формировать украинскую элиту. Большевистская кампания по созданию национальной украинской элиты продлилась недолго и была свернута Сталиным в начале 30-х годов, но основа украинизации была заложена.

В польской Галиции украинские элиты, поставившие цель возродить «украинскую державу», претерпевают мутацию, и их действия принимают крайнюю националистическую форму с фашистскими и нацистскими элементами. В качестве нового хозяина выступает гитлеровская Германия, оказывающая им идеологическую и финансовую поддержку.

Так взращиваемая предыдущими хозяевами украинская элита в процессе эволюции получает прививку непримиримого украинского национализма фашистского толка. Наиболее агрессивное и тупое крыло ОУН возглавляют галицийский террорист Стефан Бандера и капитан вермахта Роман Шухевич, ставшие «героями» в сегодняшней Украине.

После разгрома Германии и ликвидации бандеровцев в Галиции нацистская украинская элита бежит за границу, а ее идеи спустя годы возрождаются в современной Украине.

Склонность к предательству передалась генетически советскому партхозактиву УССР. Воспользовавшись распадом Союза, она во главе с Кравчуком быстро объявляет независимость, предает коммунистические идеалы, вступает в сговор с украинскими националистами и начинает проклинать советское и русское прошлое.

Естественно, начинают искать новых хозяев, находят их в лице Евросоюза и будущее Украины связывают только с европейским вектором развития страны. Сразу же занялись церковным расколом: под руководством коммуниста Кравчука создается третья раскольническая церковь – Украинская православная церковь Киевского патриархата и начинаются попытки подчинить ей каноническое православие.

Новая не менее продажная элита формируется из коммунистов и националистов, затем она быстро сменяется симбиозом националистов и олигархов. Олигархические кланы, перехватив власть, начинают формировать свое поколение элит, подчинив себе националистов и политиков для достижения своих клановых целей.

Запад, спровоцировав ограбление советского наследия и позволив олигархам вывести капиталы, взял под полный контроль украинские элиты. Новые хозяева, особенно США, постепенно превратили Украину в плацдарм давления на Россию и содействовали созданию националистического и русофобского государства, разрушающего основы государственности и провоцирующего противостояние в обществе.

Украинские элиты в очередной раз проявили неспособность к самостоятельному государственному строительству и за «тридцать сребреников» в виде кредитов принялись выполнять волю иностранного хозяина. Общими усилиями они заложили в основу государственности Украины национализм и олигархическую структуру управления, которые в принципе не могут обеспечить устойчивость государства.

По американскому образцу на Украине создали политическую надстройку, похожую на двухпартийную систему. С одной стороны, откровенные националисты с убогой идеей «украинской нации», с другой, что-то типа оппозиции, представленной уже много лет Партией регионов и ее политическими мутантами. Они по очереди сменяют друг друга во власти, проводя одну и ту же русофобскую политику.

В этом смысле все украинские элиты одинаковы, у них одна цель и один иностранный хозяин. Разница в том, что националисты прямо заявляют о своих целях и тупо выполняют команды хозяина, а «оппозиционные» регионалы изуверски твердят о поддержке исторического русского единства, а своими действиями разрушают его.

Они как бы свои, говорят правильные вещи, но при удобном случае готовы «стрелять в спину». Раньше мне уже приходилось писать о них как о «политических власовцах», такими они и остались по сегодняшний день.

В среде сложившихся элит украинскому обществу опереться не на кого, представлять его интересы некому, власть захвачена экстремистами, установлен поддерживаемый извне тоталитарный режим и сменить его политическими методами практически невозможно.

Последняя эволюция украинских элит создала политического монстра, за четыре года трансформировавшего Украину в нацистское государство со всеми атрибутами насилия, подавлением любого инакомыслия, поддержкой экстремистских радикалов и развязыванием гражданской войны против собственного населения. Их руками реализуется главная цель Запада – окончательное превращение Украины в антирусское государство.

В результате длительного воздействия внешних сил и целенаправленной селекции на территории сегодняшней Украины сформированы поддерживаемые незначительной частью населения элиты, отстаивающие враждебные народу Украины принципы и цели.

Основная масса населения не приняла навязываемые элитами ценности и вынуждена терпеть правящий режим, поскольку нет пока сил, способных сместить его.

Немцы, хотя и были союзниками финнов, не всегда церемонились с деревенскими жителями, особенно из России.

Впоследствии часть репрессированных вернулась в Ленинград и Ленинградскую область. Большинство постепенно "обрусели", другие массово уехали в Финляндию в 90-е, когда финское правительство давало ингерманландцам такую возможность. Многие живут в Эстонии.

Оставшихся в России финских семей немного, но они хотят жить именно здесь.

Я пообщался с молодым поколением - людьми до 40 лет, живущими в Петербурге или рядом, для которых корни и принадлежность к земле предков имеют большое значение.

Сусанна Парккинен, ингерманландская финка
Дизайнер, Санкт-Петербург
Я работаю дизайнером, и параллельно занимаюсь изучением нашей истории. Меня очень волнует вопрос репрессий, в частности потому, что они коснулись моей семьи.

До депортации ингерманландцев [в СССР] было 140 тысяч. В Колтушском приходе, куда входит моя родная деревня, было 9 тысяч прихожан. Из папиного рода с фамилией Парккинен было арестовано 37 человек, из них большая часть умерла в тюрьме, пять человек были расстреляны.

Ингерманландские финны относятся к одному из 11 народов СССР, которые были полностью выселены. В этой истории есть все составляющие геноцида.

Меня задевает, что нас часто называют фашистами и оправдывают депортацию тем, что мы якобы поддерживали Гитлера. Но мы его не поддерживали! Финны не за немцев воевали, а хотели получить, что потеряли.

Уверена, что у Маннергейма никогда не было цели уничтожать русских людей - и тем более Петербург, в котором он провел столько лет своей жизни. Но люди плохо знают историю.

Беседуя с русскими, даже со своими знакомыми, я стараюсь не затрагивать тему репрессий и Сталина. По непонятным мне причинам многие его оправдывают, в той или иной степени.

Владимир Лехтинен, финн
Музыкант, Санкт-Петербург
Вырос я в Волгоградской области. В школе мне казалось, что я там чужой. Дед по отцу мало говорил о своем детстве, но он изучал финский язык, непонятно зачем нужный ему в Волгоградской области. Потом уже я узнал, что он был финном из-под Выборга.

Во мне есть и кровь поволжских финно-угорских народов: мокши, марийцев и возможно удмуртов. Но об этом не было принято говорить, бабушка боялась даже после падения СССР, что к нам постучатся в дверь.

Однако я же видел местные традиции тех же мокшан, которые, например, кладут монеты на глаза покойнику и зовут специальную бабушку его отпевать, хотя у православных так не принято.

Потом я начал играть музыку, услышал у финно-угров какие-то совершенно неевропейские лады. Услышал финский "тяжеляк", группа Amorphis использовала сюжеты из "Калевалы" (древнефинской эпической поэмы), и так через увлечение тяжелой музыкой и историей смог узнать больше о самом себе.

Я уехал в Питер. Здесь нормальная погода, нет плюс сорока и я почти не болею. И люди. Петербуржцы общительные, но умеют быть негромкими и достаточно упертые.

В Питере финскость есть, но когда ты приезжаешь на бывшие финские места - ее нет. Сортавала, Зеленогорск. Выборг - вообще полуразрушенный город. Мне грустно.

Дмитрий Харакка-Зайцев, ижор (на снимке с женой)
Юрист, правозащитник, Всеволожск (Ленинградская область)
Я всегда знал, что я ижор. В детстве бабушка-ижорка проводила со мной время и потихоньку на эту тему разговаривала. На Сойкинском полуострове (Кингисеппский район Ленобласти), я понимал, что вот то самое место, оно притягивает.

Ижоров сейчас мало, в общине всего 128 человек. С одной стороны, нам никто не мешает изучать родной язык, заниматься культурой и так далее. С другой стороны, есть конфликт вокруг территорий, где строится порт Усть-Луга и ряд компаний планируют возводить химзаводы.

Мы говорим: что ж, давайте совместно решим, как будем соседствовать, выберем альтернативные пути. Это просто желание защитить родной край от разрушения, от уничтожения природы. Мы апеллируем к праву.

Но наша правозащитная активность вызывает противодействие, в том числе и органов власти, а представители компаний и вовсе не имеют представления о жителях территории, куда они пытаются въехать.

К счастью, диалог продолжается. И под влиянием всей этой недружественной среды люди стали заново изучать историю, книги, семейные архивы.

Моя бабушка говорила: в России лучше быть русским, потому что ты никогда не знаешь, что случится завтра. Но сейчас иначе. Ижоры, которые сейчас молоды и живут в городах, хотят потом вернуться в родные места, уже строят дома, покупают участки. Связывают будущее своих детей с ижорой.

Ольга Кугаппи, мокшанка
Лингвист, Колбино (Ленинградская область)
До того как вышла замуж, об этом практически не думала: что я финно-угорская женщина, мордовка там, важно это или не важно.

Здесь я скучаю (по Мордовии). Стала больше слушать мордовскую музыку, больше интересоваться мокшанской культурой. Именно в Питере пришло ощущение того, что я мокшанка и что мои дети должны говорить на мокшанском языке, наряду с русским и финским. Причем мой муж поддерживает меня, он понимает, что это истоки.

Петербург хороший, но слишком грустный, мне не хватает зажигательности мордвы и движухи, которая там всегда бывает.

Конечно, когда я встретила мужа, я не думала о том, какой он национальности и где мы будем жить. Это, скорее, для него имело значение, какая у меня национальность.

Он хотел себе финку, но получается, что взял финно-угорку. Когда услышал несколько мокшанских слов, похожих на финские, он, видимо, поставил себе галочку: ну, это близко, это одна кровь.

Юра Коробко, ингерманландский финн
Студент, Санкт-Петербург
Фамилия по матери у меня Тойвонен, что уже говорит за себя. Я родился в Гатчинском районе и переехал в Питер из-за учебы.

Моя семья жила в тех краях с 1940-х годов, сейчас у нас там дача. Переехали они из Выборга - после Зимней войны и присоединения части Финляндии к СССР. Деревня оставалась финской даже после Зимней войны и депортаций, и никого оттуда не выселяли и не расстреливали.

В войну у нас были немцы, но тоже никого не тронули, включая русских, - возможно, потому, что оставались только женщины и дети. Все мужчины, и финские тоже, были призваны в Красную армию.

После войны все наши финны продолжали жить дальше, но большинство постепенно обрусели. Молодежь, как правило, остается на родине предков, как это принято у ингерманландцев, кто-то уезжает работать в Петербург. Но, несмотря на эту тягу людей к родной земле, язык утрачивается.

Мне кажется, многие ингерманландцы отличаются высоким уровнем самосознания - я, например, считаю себя больше финном, нежели русским. В моем кругу общения немало людей, которые знают, что имеют финские корни и гордятся ими.

Но если и есть национальное единение, то больше по религиозной части, так как финны лютеране. Не думаю, что все из них глубоко верующие люди, тут скорее как предки делали. Скорее всего, будущее грустно, будет дальнейшее смешение и ассимиляция.

Антон Пукконен, ингерманландский финн
Студент, Хирвости (Ленинградская область)
Один финский путешественник [до революции] ездил по Ингерманландии на велосипеде. Колтушский приход, куда входит моя деревня, описывался им как зажиточная деревня, которая была визуально богаче, чем окружающие.

Во время репрессий погибли многие, в некоторых семьях вообще большинство. После депортаций моя семья вернулась в деревню, дом наш сохранился, но там жили другие люди. И получилось отсудить его обратно.

Другие финны тоже старались возвращаться обратно и объединяться со своими родственниками после разлуки. Думаю, что я бы так же вернулся в свой дом, это понятная мне тяга к своим близким людям, деревне, народу. Это место, к которому я привязан скорее сердцем, чем сознанием.

На самом деле ингерманландцев в Ленобласти довольно много, но не все они себя идентифицируют и интересуются своей культурой.

А многие люди, которые живут в этих краях сегодня, приехали из других частей России и СНГ и не знают, что здесь жили финны. Приходится им объяснять, почему я финн. Спрашивают: "А че не переедешь?" Если жизнь заставит так, что станет вообще тяжело, я подумаю. Но не хочется уезжать с земель, где жили родители, дедушки.

Моя тетя переехала в Финляндию, но пару лет назад решила вернуться обратно, выкупила дом, где раньше жили ее родственники, построила новый дом

Надя Павлова, карелка
Экскурсовод, Санкт-Петербург
Моя бабушка была из Тверской Карелии, а будучи 11 лет от роду, попала в Ленинград вместе со своими родителями. Здесь она пережила блокаду и в конце блокады встретилась с моим дедушкой, который по случайности тоже оказался тверской карел.

Было опасно говорить, что ты карел, вепс, ижор. Поэтому мама совершенно не имела понятия об своем происхождении.

Когда мне было лет пять, папа (донской казак) стал возить меня на Карельский перешеек. Он думал, что я там буду бегать, прыгать и радоваться. А я залезала на большой камень на берегу большой воды и сидела-смотрела, уходила куда-то в себя - вплоть до того, что родители хотели показать меня врачу. А мне там было хорошо, я прирастала к этому камню, и мне никуда не хотелось уходить.

И только значительно позже я поняла, откуда это всё. Незадолго до смерти моей бабушки я заинтересовалась историей семьи, мне это было нужно для работы (гидом по Петербургу и Северо-Западу), и когда я до всего докопалась, я сказала: бабушка, так ты что же, карелка? Она сказала: ну да.

Коль скоро так долго это вытравливалось, моя задача всё это восстановить и объяснить своим детям. Я стараюсь заниматься сейчас карельским языком.

Петербург - это начало пути на самый Северо-Запад. И здесь всё равно ощущается прошлое, достаточно только где-нибудь на большом камне у воды встать. Все последующие наслоения легко разглядеть.

Лиза Еремеева, ингерманландская финка
Сотрудница Русского музея, Санкт-Петербург
Если раньше в моей семье цели ставили конкретно, чуть ли не с самого детства, то сегодня из-за изобилия возможностей ты пытаешься быть сразу многим и в итоге не понимаешь, кто ты. Но для меня корни стали тем, что помогает стоять на ногах.

На финском я говорила до семи лет. Дома на языке говорили мало, чаще когда приезжали к родственникам в Финляндию.

Я помню прабабушку и не перестаю восхищаться ее трудолюбием, ясностью мысли, вниманием к мелочам. Именно поэтому меня заинтересовала возможность пройти курсы ингерманландской вышивки, заняться прикладным творчеством, познать хитрости народной кухни и многое другое, что, к сожалению, она не успела мне передать.

Петербург - моя сокровищница. Здесь я имею возможность изучать родную культуру, учить язык и самореализовываться. Это именно то, во что я верю и чем я занимаюсь сейчас в ингерманландской общине Inkerin Liitto. Но самое большое сокровище - люди, которых я встречаю благодаря этим занятиям.

Тойво Пумалайнен, ингерманландский финн
Историк, Санкт-Петербург
У тебя ведь нет выбора, кем родиться. Я родился ингерманландцем, финнов видел с детства, а оно совпало с периодом духовного и национального подъема Ингерманландии.

С Петербургом у меня сложные отношения. Я его люблю, но вижу его как умирающий город. Остались только стены, которые когда-нибудь упадут. Какое отношение это всё имеет к старому Петербургу?

Семьи людей, которые создавали историю города, тут больше не живут. Здесь нет общих ценностей, нет вектора развития, все думают об индивидуальном благе.

Возьми Финляндию, у них есть и понятие личного счастья, и общего. А у нас в городе и стране главное - у себя дома порядок, а выходишь в парадную - и там чего только не увидишь.

Многие люди приезжают из других мест и селятся в условном Парнасе (новый спальный район Петербурга). Они редко бывают в центре, который им не интересен, они никак не ощущают свою причастность к Петербургу, их жизнь происходит только в материальном плане.

Я люблю это место, но надо быть реалистом. Я не закрываю глаза.

Оля Уйманен, ингерманландская финка
Музейный работник, Санкт-Петербург
То, что я ингерманландская финка, я знала с самого детства. Мой папа не скрывал, что мы не русские, и в первом паспорте, когда еще была графа национальность, стояло - финка. С детства ходила в лютеранскую воскресную школу, получала детское церковное образование, ходила и в хор и далее. Линия моего отца - вся из этих краев.

Мы с Сусанной Паркинен делали выставку "Женские образы", и первая экспозиция проходила в Сестрорецке, прямо в парке, где любой мог посмотреть на эти фотографии.

К нам подошла женщина и спросила, а вы не знаете, кто на этой фотографии? Там были не только современные снимки, но и архивные. И она сказала: у меня дома есть такая же фотография. Оказалось, что она ингерманландка, моя родственница и живет в Финляндии, теперь мы с ней переписываемся.

Наверное, ради этого я делала выставку - чтобы узнать хоть что-то о моей потерянной родне. Я что-то дорогое обрела для себя.

Юля Идрисова, ингерманландская финка
Лингвист, Колбино (Ленинградская область)
Я замужем за татарином и не знаю, что сказала бы бабушка, будь она здесь. Если бы муж был русским, точно была бы против.

Семья моей бабушки сильно пострадала от Сталина, ее отца отправили в Сибирь, она долгое время не знала, что с ним. Поэтому их семья была настроена против России, точнее против властей, с которыми Россию ассоциировали.

Бабушка потом уехала в Финляндию. Но я, со своей стороны, считаю, что эти земли - моя родина. Здесь наша приходская лютеранская церковь, здесь старое финское кладбище, которое мы постепенно восстанавливаем.

Вообще, на мой взгляд, финнов здесь довольно много, но становится меньше - кто-то уехал в Финляндию, кто-то перебрался в город.

Но есть и люди, которые возвращаются, даже прожив долго в Финляндии. Для финнов мы все-таки русские, и не все там приживаются, не все хотят или могут изучать язык, например в силу возраста.

Таня Пугонен, ингерманландская финка
Студентка, Санкт-Петербург
Моя фамилия на самом деле должна быть "Пукконен", но поскольку в СССР было очень плохо с паспортистками, то она преобразовалась в "Пугонен". Но я горжусь тем, что у меня финская фамилия и что люди это понимают.

Так вышло, что мои родители меня не учили финскому, хотя бабушки и дедушки его знали. Мне следует лучше знать историю, у меня нет пока национального костюма. Поэтому для меня быть ингерманландкой - значит помнить об этом. Делиться пусть небольшими, но знаниями.

Бывают народы, которые исчезают с земли, и мне грустно, что по статистике в Ленинградской области 49 ингерманландцев. Это те люди, которые на переписи населения сказали "я ингерманландец".

На самом деле их гораздо больше. Я хочу это хранить, я чувствую гордость, что у меня есть такие корни, такие предки, что я сама такая.

Петербург я очень люблю за его контрасты, за атмосферу, за то, что сохранилось в архитектуре, в нем есть свой дух. Но в то же время сожалею, что мама не перебралась и не увезла меня в Финляндию, когда была такая возможность в 2000 году. Возможно, у меня было бы сейчас другое образование, я бы добилась чего-то получше и знала бы родной язык.