Градус недовольства деятельностью суда со стороны США сильно увеличился в 2017 году, когда МУС начал предварительное расследование в отношении американских военнослужащих по делу о предполагаемых секретных тюрьмах ЦРУ и пытках заключенных в Афганистане в 2003–2004 годах. Дело было открыто по инициативе главного прокурора МУС Фату Бенсуды, несмотря на протесты властей США.

Внутри Международного уголовного суда (МУС). Фото: Getty Images/Christophe Calais/Corbis
Вашингтон подчеркивает, что не признает юрисдикцию МУС и считает его деятельность угрозой американскому суверенитету.Однако суд имеет право вести расследование, если хотя бы одна из сторон, в данном случае Афганистан, ратифицировала Римский статут.

МУС начинает расследование в случаях, когда сами государства не в состоянии его провести или привлечь нарушителя к ответственности. Инстанция рассматривает дела, связанные с геноцидом, военными преступлениями и преступлениями против человечества. Обычно жалобы подают страны-участницы, но у главного прокурора есть исключительное право самому инициировать расследование, заручившись поддержкой трех беспристрастных судей.

Однако Вашингтон, который настойчиво требует от других государств следовать резолюциям международных структур, в данном случае заявляет об «угрозе суверенитету» и недопустимости ситуации, в которой полномочия международной инстанции довлеют над американской конституцией.

Интересно, что в 1990-е годы, когда страны только обсуждали проект создания независимой международной инстанции, США дали понять, что готовы поддержать эту идею, но только при условии сохранения косвенного контроля над деятельностью суда.Президент США Билл Клинтон предлагал, чтобы СБ ООН получил право изучать дела, которые находятся на рассмотрении у МУС. Таким образом, обладая в Совбезе правом вето, Вашингтон мог бы блокировать случаи, которые идут вразрез с американскими интересами. Но другие страны не поддержали эту инициативу.

От критики — к угрозам

После того как в 2017 году МУС открыл предварительное расследование военных преступлений в Афганистане, США неоднократно заявляли о неприемлемости такого шага, однако это не возымело должного эффекта. Поэтому осенью 2018 года помощник президента США по национальной безопасности Джон Болтон предупредил, что, если МУС продолжит попытки доказать преступления американских военных, США применят санкции в отношении причастных к расследованию лиц.

Он подчеркнул, что действия суда угрожают американскому суверенитету, и отметил, что США намерены защитить своих граждан и союзников от «несправедливого преследования незаконным судом».

Правозащитная организация Human Rights Watch расценила это заявление как попытку запугать судей МУС, чтобы они отказались от дела. Сами судьи опубликовали заявление, в котором спокойно пообещали продолжить свою работу в соответствии со статутным правом.

Следствие продолжилось, и в середине марта 2019 года госсекретарь США Майк Помпео объявил, что страна вводит визовые санкции в отношении персонала Международного уголовного суда, причастного к расследованиям против американцев. А две недели спустя стало известно об аннулировании въездной визы Фату Бенсуды. Подтвердивший эту информацию Помпео подчеркнул, что аннулирование визы — только начало, Вашингтон готов пойти дальше и прибегнуть к экономическим санкциям в отношении персонала МУС.

Ответ правозащитников оказался практически идентичен их осеннему заявлению, с той лишь разницей, что теперь в Human Rights Watch указали пальцем на администрацию президента Дональда Трампа. Действительно, его политика в отношении этой инстанции резко отличается от позиции его предшественника демократа Барака Обамы, который был настроен менее враждебно и даже оказывал суду незначительную поддержку. Правда, стоит признать, что Обаме не пришлось выбирать между демократическими принципами и защитой интересов американских граждан, ведь МУС начал расследование в отношении американских военных уже при Трампе.

Теперь же, по мнению правозащитной организации, администрация Трампа пытается избежать ответственности, чем, по словам исполнительного директора Human Rights Watch в Вашингтоне, «подает ясный сигнал палачам и убийцам» — их действия могут остаться безнаказанными.

За три года президентства Трампа США разорвали НАФТА — трехстороннее соглашение с Мексикой и Канадой о свободной торговле, вышли из «ядерной сделки» по Ирану, покинули Совет по правам человека ООН и уведомили Россию о выходе из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности.

Дипломатия по-американски

В то же время процессы, которые сделали возможным такое позиционирование США по отношению к независимой международной инстанции, можно охарактеризовать как постепенные изменения американского дипломатического инструментария.

Так, если ранее США применяли различного рода санкции и шли на прямую конфронтацию только в крайних случаях, то теперь в первую очередь выдвигается ультиматум.

Параллельно политики и дипломаты посредством соцсетей раскрывают свое видение ситуации, иногда указывая и на способы решения проблемы. Уже стало практически нормой, что внешнеполитические ведомства узнают о новых витках взаимоотношений с другими государствами из сообщений в микроблоге Twitter.

За ультиматумом следует «наказание»: партнера, который не принял условия «сделки», США подвергают санкциям. В некоторых случаях, как, например, с Китаем (крайне высокие американские пошлины на некоторые его товары и являются «наказанием»), это действительно приводит к тому, что в конце концов страны садятся за стол переговоров.

Уже забыт постулат о том, что санкционные меры должны быть одобрены ООН. Этот инструмент межгосударственного взаимодействия на наших глазах становится базой дипломатии, а роль международных организаций в разрешении споров отходит на второй план.

И речь даже не о том, что США как страна, которая громче всех заявляет о роли международного права, должна бы сотрудничать с МУС, в том числе ради обеспечения своих интересов. А о том, что если игроки на мировой арене не договорятся об ограниченном использовании такой меры, как санкции, при взаимодействии друг с другом, то вскоре мы получим не одну холодную войну, а две, три, пять. В условиях экономической взаимозависимости стран это приведет как минимум к полной перестройке существующей модели экономики.