Добро - как чистый воздух на земле -
Не может быть излишним и напрасным.
Дарите - станет мир вокруг светлей
От лепестков подаренного счастья...

Художник Dima Dmitriev

Несколько методов психологических защит .
Прием «Вентилятор». Если вы ведете неприятный диалог, и слышите колкие фразы в ваш адрес, но не намерены включаться в разговор, представьте, что между вами и обидчиком стоит мощный вентилятор, который тут же относит его слова в сторону, и они не долетают до вас, или пролетают мимо.
Прием «Аквариум». Если при общении с негативно настроенными по отношению к вам людьми вы продолжаете болезненно реагировать на их выпады, воспользуйтесь этим приемом. Представьте, что между вами и вашим обидчиком — толстая стеклянная стена аквариума. Он что-то говорит вам, вы его видите, а слов не слышите, они поглощаются водой и лишь пузырятся пеной на поверхности. Потому они и не действуют на вас. И вы, не теряя самообладания и спокойствия духа, не поддаетесь на провокацию, не реагируете на обидные слова.

Прием «Диснейленд». Словесную атаку группы людей можно смягчить, а то и вовсе свести на нет, если обращаться с ними, как с малыми детьми. Вы же не обижаетесь на несмышленых детей? Представьте себе, что вы оказались один против целой группы негативно настроенных к вам людей. Перевес сил на их стороне. Представьте их группой детей на игровой площадке. Они злятся, капризничают, кричат, размахивают руками, бросают игрушки, топчут их ногами. В общем, всячески стараются вывести вас из себя. Но вы, как взрослый, мудрый человек, относитесь к их выходками как к детским шалостям и продолжаете сохранять невозмутимое спокойствие до тех пор, пока они не выдохнутся. Вы не воспринимаете их слова как оскорбления, не реагируете на их выпады. Вам все это смешно наблюдать как взрослому человеку...

Прием «Океан спокойствия». Представьте себя главным героем притчи: «Океан принимает воды многих бурных рек, а сам при этом остается неподвижным. Тот, в кого так же впадают все мысли и эмоции, остается бесстрастным в покое».

Прием «Театр абсурда». Можно использовать такой прием психологической защиты, как доведение ситуации до абсурда. Это в принципе то же самое, что сделать из мухи слона. То есть вслух гиперболизировать до неузнаваемости то, на что кто-то лишь намекает. Ваша цель — сделать так, чтобы любые выпады недоброжелателя уже не вызывали ничего, кроме смеха.

Прием «Театр кукол». Если вам трудно общаться с эмоционально значимыми для вас людьми, используйте именно этот прием. Представьте, что они всего лишь шаржированные персонажи телепередачи «Куклы». И пусть они говорят глупости, общаясь между собой. А вы только наблюдаете это со стороны. Мол, этот умник корчит из себя супермена, а другой разыгрывает из себя сильную личность, профессионала. Разыгрывайте этот спектакль до тех пор, пока не рассмеетесь. Ваш смех — показатель того, что техника сработала.
(с)

вернуть себя....
Недавно подружилась с чудесной девочкой Дадушей. Я, конечно, знала, что девочки — это параллельная вселенная. Но чтобы до такой степени! Взять хотя бы сообщения. «Мам если не привизёш мне марожни, я умру», — отправлял мне смску семилетний сын. И буквально следом телефон тренькал категоричным «умыр». Всё, конец. Был человек — и нет его. Не привезли вовремя марожни, получите суровый и безапелляционный «умыр».
От Дадуши приходят смски, обильно инкрустированные цветочками, сердечками, воздушными шариками, дельфинами, лошадками, звёздочками, цыплятами и прочими медвежатами. Вытяжку на моей кухне теперь украшают открытки с трогательной клинописью. «Вы лутший мой песатель», — выводит печатными буквами Дадуша, подписывается пронзённым стрелой сердцем, и смотрит круглыми васильковыми глазами.
Мы, закалённые суровыми мальчиковыми буднями мамы, запросто отличающие носителя золотой брони Таху от Копаки-объединителя льда, к такому испытанию нежностью не готовы. Разбуди нас среди ночи, и мы без труда назовём все альтернативные версии Человека-паука, расскажем, кем Алая Ведьма приходится Ртути, и чем отличается инерционный самокат от спортивного. Что мы знаем о сыновней любви? Она прямолинейна, безыскусна и опасна для жизни. Восьмого марта нас балуют чаем из кудрявой петрушки (заварили первое, что попалось под руку), с намерением развлечь вывозят на рыбалку, откуда мы возвращаемся изрешечённые комарами, а в день рождения подают вусмерть подгоревшую утку.
«Дарагая мама, ты мне напаминаешь хомосапиенса на коком-то итапе розвития», — нацарапал мне галантно сын-первоклассник. Теперь ему двадцать, и сообщения, которые от него приходят, смахивают на шифровку, где каждый лишний знак — подсказка врагу: «Сынок, купи, пожалуйста, хлеба» — «Хор». «Эмиль, представляешь, нашла ключи. Перерыла всю квартиру, а они, оказывается, лежали в сумке, куда я раз двадцать заглядывала» — «Жиз, бро». Самый многословный ответ пришёл на рассерженное сообщение о балбесе-соседе, который в шесть утра уронил шкаф — решил в прыжке забрать с верхней полки свитер. Ходил потом нарядный, в гипсе. Об этом я и написала отдыхавшему в Калининграде сыну. «Я же говорил, что наш сосед — гуманоид», — ответил он. Я аж прослезилась. В сравнении с его скуднословием это практически четыре тома «Войны и мира». Храню как зеницу ока, иногда с умилением перечитываю.
Так вот, о девочках. Прошлым летом тринадцатилетняя племянница Ева вручила мне вышитый платок. Большая уже девочка, практически барышня. Очень красивая. Ростом почти с меня. Украдкой вышивала на платочке мои инициалы, чтоб подарить перед отъездом. Наверное, я была такой же. Сейчас, увы, не вспомню. Мамы мальчиков со временем начинают мыслить мальчиковыми категориями. Потому как унитаз взорвала, помню. А чтобы платочки вышивала — хоть убей не помню. Было или не было? Надо у родителей спросить.

— Представляешь, — частит в трубку Дадуша, — у меня фотосессия. А я себе такой ужасный макияж нарисовала!
— Не сомневаюсь, получатся прекрасные снимки, — отвечаю я.
— Ды?
— Ды.
— Тогда ладно, — легко соглашается Дадуша.

Она присылает мне трогательные смски. Новость о проколотых ушах сопровождается десятком смайликов, гусеницей, вылупившимся цыплёнком, кошечкой и новогодней ёлкой. Видно, чтоб я не подумала, что ей было больно. Мне сразу становится душно и стыдно. Когда мне, шестнадцатилетней, прокололи уши, я лежала лицом в подушку и ненавидела весь мир. Страшно подумать, чего бы я понаписала родным и друзьям, будь у меня мобильный телефон. А Дадуша шлёт мне охапки улыбок.
— Ты сильнее меня, — признаюсь я ей.
Она недоверчиво смеётся. Она ещё не знает, что дети превосходят взрослых во всех качествах, и в первую очередь — в благородстве.

Заказала сыну внучку. Ты как хочешь, говорю, а первой должна быть девочка. Я подстроюсь, выдюжу, смогу. Закачаю в телефон сердечки и цыплят. Буду покупать воздушные платьица. Плести фигурные косички. Исправлять коряво нанесённый макияж. Научу тому, чему тебя не смогла. Полюблю её так, как себя — ребёнком. Ты ведь знаешь, да? Я разучилась отождествлять себя с той девочкой на фотографиях, которую зовут, как меня. Я отдельно, она отдельно. Подари мне внучку, чтобы она вернула мне — себя.

/Наринэ Абгарян/