В самом деле, плюсы очевидны: не только ненадёжность устаревшего железа ГТС, но и опостылевшие трюки с воровством газа, вздуванием цен на перекачку, нескончаемым судебным и иным шантажом раз и навсегда перестают нас волновать. Они либо исчезают, либо перевешиваются на Брюссель, что и в политическом отношении нам на руку: пусть у ЕС появится лишний стимул добиваться от украинцев договороспособности — раз уж у нас не вышло. Почему мы до сих пор отказывались? Не претендуя на полный анализ, укажу две причины и одну, если угодно, метапричину. Одна причина давняя. На заре «Газпрома» его амбиции простирались весьма далеко, включая, помимо триллионной капитализации, и серьёзные доли в газовом бизнесе Европы — бизнесе выгодном и политически значимом; кстати, и Европа в те времена нас вроде бы любила. Тогда сама идея вместо экспансии туда допустить вторжение на исконную свою поляну оттуда выглядела не только дикой, но и обидной. Но амбиции холдинга явно поумерились; о триллионе никто давно не заикается; в Европе поверх Wingas уже ничего не светит, да и не любят нас там очень подчёркнуто, так что бизнес-ущерб от продажи газа на своей границе как-то больше не грозит, да и дополнительной обиды ощущаться не должно.

Вторая причина тоже не нова. Дотирование соседа через дешёвый газ и дорогой транзит считалось основным, если не единственным залогом выстраивания правильных добрососедских отношений; если угодно, можно назвать это доктриной Черномырдина: отец «Газпрома» не случайно завершал карьеру послом в Киеве. Доктрина не оправдалась: украинцы на этих дотациях взрастили свой олигархат, менее всего чувствующий себя обязанным хоть как-то ладить с Москвой. По мне, пора признать провал доктрины и, следовательно, больше не видеть за продажей газа на своей границе угрозы ухудшения отношений с Украиной — куда уж хуже-то. Труднее забыть про метапричину — коротко говоря, геополитическую. Конечно, своими руками подписывать ещё одну бумажку, удостоверяющую, что на этой территории и в газовых делах рулим не мы, а оппоненты, будет неприятно, но ведь ясно же, что ни бумажка эта не усугубит нашего отката от прежних границ, ни её отсутствие не поможет залечить раны. Значит, надо подписывать — и вся недолга. А для утешения заимствовать один из любимых дипломатических приёмов Киева: там любят объявить о согласии взять пряник при условии, что им дадут ещё два. Вот и мы можем сказать европейцам, что согласны перевалить на них украинские риски, если они признают российским Крым. Не согласятся, конечно, но хоть занятно будет.

Фиксация убытков никогда не бывает приятным делом, а предлагаемое изменение схемы продажи газа и есть не что иное, как фиксация убытков, к тому же убытков весьма значительных. Но тут даже не скажешь, что альтернатива развеселит ещё меньше, поскольку альтернативы-то, пожалуй, и нет. Как известно, в нынешнем году истекает наш с Украиной транзитный договор по газу. Стороны не первый месяц делают публичные высказывания о перспективах дальнейшего сотрудничества: мы — что готовы к подписанию нового договора на коммерчески привлекательных для нас условиях, если к моменту начала переговоров будут урегулированы все судебные споры между «Газпромом» и «Нафтогазом»; украинцы — что Запад должен заставить нас заключить контракт на условиях, нужных Киеву. Но кто бы что ни говорил, прокачка некоторого, пусть и резво уменьшающегося объёма российского газа через Украину будет ещё несколько лет необходима и продавцу, и покупателю, поэтому какое-никакое соглашение о транзите так или иначе будет подписано. Если не гибкий договор на десять лет, как хочет ЕС и, в общем, соглашается Москва, то что-нибудь менее капитальное будет непременно. И если покупатель на т. н. трёхсторонних переговорах настоятельно предложит забирать газ на нашей западной границе, нам будет адски сложно отказываться. Убедительных контраргументов нет — во всяком случае, я их не вижу. Ведь так все получают титульно желаемое: покупатель — возможность покупать, продавец — продавать, транзитёр делает ещё шаг к своей каждодневно выкрикиваемой мечте — не иметь никаких дел с проклятым агрессором; что тут возразишь? Добавлю, что проигрывающей стороной в обсуждаемой реформе — в буквальном, бухгалтерском смысле проигрывающей — явно будет Киев, но ведь не возражает, молчит; нам-то как отстаивать эксклюзивное право на дальнейшие потери? И зачем?

Так что, по-моему, на это предложение наших европейских партнёров надо соглашаться, причём сразу, пока оно не превратилось сперва в настоятельное предложение, а потом и в требование. Обе эти достаточно вероятные метаморфозы ничего, конечно, не изменят, кроме интонаций в публичном освещении вопроса, но в наше гибридное время интонации тоже имеют значение. Ведь согласитесь: одно дело, когда мы виноваты во всех бедах и проблемах Украины на девяносто восемь процентов, а Европы — на восемьдесят два — и совсем другое, когда всего на девяносто семь и, соответственно, восемьдесят. Совсем же другое дело. Гораздо приятнее.