Хотя я тогда была ребенком, но многое помню очень хорошо. Особенно голод и постоянный страх. К концу войны немцы еще более ужесточили свои порядки. В лагере совсем не было еды. Помню, все мои тогдашние детские помыслы были направлены на то, чтобы обнаружить хоть какой-то съедобный кусочек. Была рада помоям, отбросам – всему, что могло называться пищей. Предчувствуя свой конец и неминуемый момент расплаты, фашисты начали интенсивно заметать следы зверств. Каждый день в лагере собиралась колонна узников, которую вели в ту сторону, откуда никто не возвращался. Однажды эта участь постигла и нашу семью.

Я с моими старшими братьями оказалась в такой колонне. У нас не было сил не то что сопротивляться, не было сил идти пусть и навстречу своей смерти. По дороге я увидела собачью будку, возле которой сидела овчарка. Но не она привлекла тогда мое внимание. Возле будки мне померещилась миска с собачьей едой. Я впилась глазами в это видение и поняла, что миска стоит на самом деле. Я не выдержала и бросилась к ней.

Представляю, как мои старшие братишки замерли от страха, понимая, что через какое-то мгновение я буду разорвана на куски этой зверюгой. Мне же было все равно. Но злющая на вид овчарка даже не шелохнулась, продолжая сидеть и спокойно наблюдать, как исчезает ее дневная порция. К этому времени колонна, где находились и мои близкие, уже прошла, и охранники просто вернули меня в барак. Так я в свои семь лет осталась совершенно одна. Назавтра немцы, видимо, решили, с одной стороны, провести эксперимент над поведением служебной собаки, с другой – еще раз потешиться необычной картиной. Я снова оказалась в колонне, и когда мы приблизились к будке, эсэсовец дал мне в руки кость для собаки. Я подошла к ней, положила кость рядом, а сама накинулась на ее еду.
За спиной слышался хруст, собака грызла кость. Сегодня, вспоминая тот момент, понимаю: ожидаемого охранниками представления не получилось.

Меня снова вернули в барак и три дня не трогали. На четвертый день утром, когда я уже стояла в колонне, какой-то дядька из оцепления ткнул в мою сторону пальцем и сказал по-русски, что из-за меня «псина совсем не жрет». Меня вытащили из колонны и повели к будке. Возле нее стояла уже знакомая мне миска с едой. Я, недолго думая, накинулась на нее. Собака медленно вылезла из будки и наблюдала за моими действиями. Когда миска оказалась пустой и вылизанной мной чуть ли не до блеска, овчарка ухватила меня, семилетнего заморыша, который на тот момент представлял из себя скорее скелет, чем нормального ребенка, за шкирку и запихнула в будку. А потом я увидела, как через то же отверстие вовнутрь пролезает она сама. Не знаю почему, но я совершенно без страха прижалась к своей спасительнице. От нее терпко пахло псиной, но что мне тогда было до запахов! Пригревшись, я заснула.

Сколько спала тогда, я до сих пор определить не могу. Знаю – долго. Что случилось за это время снаружи собачьей будки, я, естественно, видеть не могла. Когда открыла глаза и спать больше ни чуточки не хотелось, собаки возле меня не было. На ее
месте лежала краюха хлеба. Я моментально спрятала подарок за пазуху и, на четвереньках выбравшись из будки, стала оглядываться.

Немецкой охраны не было видно. И вдруг я услышала чей-то крик: «Смотрите, ребенок!» Меня подхватили красноармейцы, освободившие наш концлагерь, пока я спала. Так я оказалась среди своих.

Сегодня с высоты своих лет я понимаю, что, конечно, рассказанный здесь эпизод, может быть, ничего нового в героическую летопись войны и не добавит, но для меня незабываемо, что выжила я только благодаря собаке, у которой, в отличие от ее хозяев, оказалось человечье сердце…

Елена Пузанова
г. Луга Ленинградской области.

Самое длинное в мире завещание оставила после себя никому до тех пор не известная американская домохозяйка Фредерика Эвелин Стилуэл Кук в 1925 году. Оно состояло из 95 940 слов и никогда не было прочитано целиком вслух, как это обычно происходит. Миссис Кук не обладала большим состоянием, а ее движимое и недвижимое имущество можно было пересчитать по пальцам. Зато миссис Кук, нажившая за свою долгую жизнь множество друзей и врагов, имела блестящую память и нашла несколько слов (добрых или злых – дело другое) всем им. Она сочиняла завещание 20 лет, и многие, кто видел ее за этим занятием, были уверены, что она пишет роман. Кстати, те, кто все-таки смог прочесть завещание целиком, утверждают, что оно и читается как настоящий женский роман, а если его напечатать, то читательский успех гарантирован.

За право считаться самым кратким завещанием соревнуются сразу несколько документов. Тем не менее официально таковым считается последняя воля немца Карла Тауша. 19 июня 1967 года в присутствии нотариуса он собственноручно написал на листе бумаги всего два слова: «Все жене».

Самое обидное завещание составил австралиец Френсис Лорд, который, отписав свое состояние благотворительным организациям, друзьям и слугам, в конце упомянул и жену. Ей он завещал один шиллинг – чтобы она «купила билет на трамвай, поехала куда-нибудь и утопилась».

Самым щедрым завещателем можно считать знаменитого писателя Роберта Льюиса Стивенсона, который подарил одной из подруг свой день рождения. Дама родилась в Рождество 25 декабря, и ее собственный праздник всегда забывали. Перемена этой даты на 13 ноября, день рождения писателя, могла бы изменить ситуацию, но последнюю волю автора «Черной стрелы» и «Острова сокровищ» суд удовлетворять запретил: Стивенсон не был законным владельцем дня рождения, а потому не мог его никому завещать.