Но для русского духа это Рождество было исполнено торжественности не только из-за военных побед, но и по более глубинным причинам. Советское правительство, официально признав Русскую Православную Церковь и восстановив патриархию, вернуло Москве статус религиозной столицы 100 000 000 православных христиан (протестантов в России сравнительно мало) и уничтожило пропасть, которую в течение 25 лет большевики пытались создать между верующими и атеистами. И опять крестьянин, бредущий из деревни в город, при виде блестящих на солнце золотых маковок уцелевших московских церквей сможет с привычной нежностью произнести традиционную присказку: 'Москва! Москва! Золотая голова!'.
Признание Церкви советским правительством не только вернуло Москве статус столицы религиозно единой России. Этот шаг позволил объединить европейских славян, живущих по берегам Дуная и на Балканах, и создать славянский религиозный континент, чьим центром является Россия, а метрополией - Москва.
Станет или нет новый статус Русской Православной Церкви постоянным (а многое свидетельствует в пользу того, что станет), в любом случае этот тактический ход советского правительства вызвал к жизни перемены такого политического значения, что они непременно станут вехой в истории России и Европы, а, следовательно, и всего мира.
Это свершение стало возможным благодаря трем людям:
1) Адольфу Гитлеру, который полагал, что русские православные церковнослужители и их паства встанут на сторону нацистских захватчиков, поскольку те освободят их от гонений большевиков. Чего не мог предугадать Гитлер, так это того, что после его вторжения Россия из страны, где большинство беззащитных христиан находилось во власти агрессивного атеистического меньшинства, превратится во вставшую под ружье нацию, и охваченное пламенным патриотизмом большинство перестанет быть беспомощным.
2) Иосифу Сталину, главному реалисту России, который с большим интересом обратил внимание на этот факт, ибо он, как и Ленин, чьим верным учеником, по его собственному утверждению, он является, считает, что факты - упрямая вещь. Сталин также прекрасно понимал, что восстановление Русской Православной Церкви станет неким эквивалентом российской религиозной оккупации Балкан.
3) Митрополиту Московскому Сергию, одному из величайших российских богословов, который внешностью своей совсем не походил на деятеля исторического масштаба. Он был уже в летах (76), полный и невысокий (рост его составлял 5 футов 5 дюймов, как у Сталина), почти глухой, с сильным тиком на левой щеке. Его карие глаза проницательно и добродушно взирали на Вас сквозь очки с толстыми линзами поверх окладистой бороды Деда Мороза.
Человек из катакомб
Этот почтенный человек не возник, как кролик из шляпы фокусника, по мановению пальца правительства России. Сергий (Иван Николаевич Страгородский) появился на свет в городе Арзамасе Нижегородской губернии в семье священника. Он вел миссионерскую деятельность в Японии, по пути куда он посетил Соединенные Штаты (патриарх до сих пор не отказывает себе в удовольствии попрактиковаться в полузабытом английском: Hello, how are you, nice day). Сергий был ректором одной из четырех крупнейших российских духовных академий, управлял Финляндской епархией, был вхож ко двору последнего царя Николая II, где снискал немилость царицы из-за своего неприятия Распутина. Но за пределами России о Сергии мало кто слышал, частично потому, что немногие православные священники известны в западном мире, а, частично, по причине того, что большевистская революция на 25 лет похоронила его заживо. Ибо Сергий - человек из катакомб: и гэпэушных (политические тюрьмы, куда он попадал трижды), и церковных, так как церковь при большевизме постигла участь большевизма при царизме - вынужденное подполье.
Церковь после долгого и тяжелого пути смогла покинуть катакомбы и получить официальное признание, и это практически полностью является результатом деятельности Сергия, его искренней христианской веры, его понимания, что составляет основную силу Церкви (религиозные массы) и главную слабость советского правительства (религиозные массы), его убежденности в том, что главным условием выживания Церкви является мирное сосуществование с большевиками.
В начале большевикам не составляло большого труда направлять революционную ненависть против Церкви, ибо она в течение долгого времени была частью царского правительства, и от имени Господа оправдывала все его политические и социальные прегрешения. Нельзя сказать, что большевики прибегали исключительно к грубому и незатейливому террору. Они также использовали принцип 'разделяй и терроризируй'.
Расстрел и анафема.
Большевики закрывали церкви, разрушали часовни, они уничтожили 637 из 1 026 существовавших в России монастырей, конфисковали освященную церковную утварь, одеяния, иконы, церковную недвижимость и казну (1 500 000 000 долларов США), арестовали за неповиновение государству множество церковнослужителей - епископов, священников, монахов, а также набожных прихожан. Многих приговорили к 'высшей мере социальной защиты' - расстрелу. Патриарх Тихон, предшественник Сергия, прямо высказал советской власти, что он о ней думает в Послании с анафемой, которое звучало, как передовица из 'Правды': 'Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это - поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню гееннскому в жизни будущей - загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей - земной . . . Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какие-либо общения...'.
Изверги, не долго думая, упрятали дерзкого патриарха за решетку. Но эти гонения не смогли выкорчевать христианскую веру из мистических душ миллионов верующих россиян. Те, кто укрывали священников, или посещали богослужения, могли лишиться продовольственных карточек, работы или просто сгинуть в тюрьме где-нибудь далеко на севере. Они не имели права собираться вместе, за исключением тех случаев, когда 20 верующих шли на риск, регистрировались в местном Совете и получали разрешение отправлять религиозный культ.
Советское правительство быстро заметило, что его действия неуспешны, и в дополнение к политической борьбе с Церковью начало проводить просветительские мероприятия.
На свет появился Союз воинствующих безбожников. Его возглавил ныне покойный Емельян Ярославский, автор цветистых дифирамбов Сталину. Во времена своего расцвета Союз безбожников насчитывал более 5 500 000 членов. Союз издавал два журнала - 'Безбожник' и 'Антирелигиозник'. В лучшие времена Безбожники устраивали антирелигиозные шествия, в ходе которых давались театрализованные представления, высмеивающие религиозные сюжеты, например, непорочное зачатие. Это фиглярство внушало отвращение многим россиянам, создавало плохую репутацию стране за рубежом, и в конечном итоге было упразднено. Были попытки проводить публичные дебаты между священниками и 'безбожниками', но и их пришлось прекратить. Служители Церкви слишком убедительно отстаивали свои позиции. Антирелигиозные музеи, которые чаще всего открывали в зданиях храмов, также большим успехом не пользовались. Но основной миссией 'безбожников' было воспитание молодого поколения атеистов. Используя лозунги 'ячейку безбожников в каждую школу' и 'нет верующим учителям', 'безбожники' пополнили свои ряды двумя миллионами школьников. Правда, не примкнувших к ним было гораздо больше, чем два миллиона.
Правдивая перепись
В 1937 году советское правительство провело Всесоюзную перепись населения. В нее был включен вопрос об отношении к вере. Увидев результаты, руководство страны схватилось за голову, обвинило сотрудников Бюро переписи в троцкизме и приказало ликвидировать большую их часть. Эта перепись (глава безбожников Ярославский признал, что приведенные в ней цифры правдивы) показала, что даже после 20 лет непрекращающихся гонений на Церковь, одна треть городского населения России и две трети российских крестьян остались христианами и не сочли нужным утаить этот факт от переписчиков.
Таков был грустный результат антирелигиозных потуг советского правительства. Причины его стоит искать в тяжелом ударе, который был нанесен по правительству ранее, но чья важность в свое время не была осознана: Митрополит Московский Сергий, руководствуясь, судя по всему, принципом - если не можешь их победить, присоединись к ним, - стал сотрудничать с большевиками. Он не перестал быть христианином, отнюдь нет, и партийный билет он не получил (Коммунистическая партия не принимает в свои ряды верующих). Сергий всего-навсего буквально воспринял декрет советского правительства, гласящий, что Русская Православная Церковь должна заниматься только религией, и ничем иным (революционный подход для страны, где Церковь на протяжении веков не была отделена от государства). Сергий также заверил советское правительство в своей абсолютной преданности, пытаясь таким образом сохранить Церковь.
Когда он был избран патриархом в 1925 году (в 1925 году он стал заместителем патриаршего местоблюстителя - прим. пер.) он первым делом заявил, что церковь должна спасать души, а не заниматься политикой. Он также заверил советское правительство в лояльности своей Церкви. Достижения Сергия не ослабили волну направленной на него критики. По-прежнему по всей стране находились скептики, которые называли его марионеткой советского правительства. Его политика, безусловно, давала пищу для подобных нареканий. Но самые мудрые члены Русской Православной Церкви признают, что за всю историю существования РПЦ мало найдется патриархов, сделавших для Церкви столько, сколько патриарх Сергий.
Патриарх за работой
Успех мало что изменил в жизни Сергия. Теперь он живет в бывшей резиденции посла Германии фон дер Шуленбурга в Чистом переулке в центре Москвы. Расположенная на втором этаже комната Сергия отличается монашеской простотой. Его рабочий кабинет на первом этаже являет собой смесь старой и новой России. На стенах висят старинные иконы и современные военные карты.
Сергий начинает свой день в семь часов утра, до девяти он молится в одиночестве в своей комнате или в небольшой патриаршей часовне, освященной две недели назад. В девять Сергий завтракает - пьет чай - и просматривает газеты. Затем он читает свою личную Библию, написанную на иврите (Сергий также знает греческий, старославянский, немного латынь и финский язык).
С десяти до двух патриарх Сергий работает в своем кабинете, занимается патриаршими делами, дает интервью. Затем, если погода позволяет, он совершает часовую прогулку по своему саду. Его обед состоит из блюд, приготовленных из грибов или рыбы. Единственный замеченный за ним грех чревоугодия - страсть к вареному луку. Ему положен комиссарский пищевой паек, так что обычно еды остается достаточно и для других служителей патриархии.
Невзирая на больное сердце (его наблюдают два русских кардиолога), Сергий относится к себе без поблажек и ведет аскетический образ жизни российских монахов. Те, кто с ним встречались, отзываются о Сергии как о сердечном, дружелюбном человеке, почти святом. Он обладает ровным характером, любит беседы и шутки. Во время воздушных налетов на Москву два года назад он отказывался спускаться в убежище, и пока длились бомбардировки сидел у себя в комнате и читал. 'Для моих лет холод страшнее снарядов', - сказал он. Позже его эвакуировали в Ульяновск. Прошлой осенью он весьма своевременно вернулся в Москву: правительство признало Церковь, сам он был избран патриархом, в Россию с визитом прибыл архиепископ Йоркский.
Патриарх Сергий - сама любезность. Поскольку Русская Православная Церковь сохранила приверженность юлианскому календарю, и Рождество приходится на первую неделю января, Сергий совершил рождественскую службу специально для корреспондента TIME Лаутербаха, чтобы показать, как она проводится. И корреспондент Лаутербах, стоя (в российских церквях нет скамей) и дрожа от холода (российские церкви не отапливаются в военное время), провел два с половиной часа в Богоявленском соборе. Служба была роскошной. В соборе собралось 5 000 верующих, среди которых были и мужчины, и женщины, и много молодежи. И хотя патриарх Сергий носит теплое белье под своим одеянием из золотого бархата, расшитого красными и зелеными цветами, на прошлой неделе он заболел гриппом и был вынужден оставаться в постели.
Союзник - вечность
Советское правительство известно любовью к резким переменам политического курса. Долго ли продержится патриарх Сергий? Надолго ли вернулась Русская Православная церковь в Россию? Или на нее обрушится новая волна гонений? В будущем может произойти много непредвиденного, и точного ответа на эти вопросы никто дать не может. Патриарх Сергий на прошлой неделе со своего больничного ложа мог бы сказать, что первые двадцать пять лет гонений были самыми тяжелыми. Он мог бы также привлечь наше внимание к тому, что наблюдаются очевидные признаки относительного равновесия, единственного типа равновесия которое (с философской точки зрения) признает марксизм:
- Две недели назад советское правительство разрешило Церкви открыть семинарию для обучения будущих священников. До этого времени подобное обучение запрещалось государством, чем обусловлена острая нехватка священников в России.
- Президент России Калинин призвал граждан не поднимать на смех солдат, носящих религиозные медали.
- Впервые со времен революции была издана библия. В то же самое время 'Безбожник' и 'Антирелигиозник' перестали выходить из-за внезапно возникшего дефицита бумаги.
- Союз воинствующих безбожников был распущен
- Его глава Емельян Ярославский скончался.
Но патриарху Сергию нет нужды приводить эти факты в поддержку своей позиции. Ибо она зиждется на факте гораздо более простом и менее непостоянном: политические курсы изменяются, правительства приходят и уходят, но потребность человека в религии - вечна. И до тех пор, пока в красном углу русской избы стоит икона, правда будет на стороне патриарха Сергия. Именно в этом заключалось его рождественское послание, которое, облеченное в образную форму русской народной пословицы, было понятным далеко за пределами земли русской: даже во тьме тоталитаризма Бог незримо присутствует и ждет своего часа.
_________________________________
Адольф Гитлер: 'У нас не будет места для инородцев, нам не нужны паразиты' ("The Guardian", Великобритания)
Сколько продержится Россия? ("Time", США)
Как разгромить Россию за пару месяцев ("Time", США)
Победа - слово, ведущее в бой ("Time", США)