«Решающее значение для инвесторов имеет, однако, совершенно другой аспект: страх перед новыми санкциями (в России. — ИноТВ) отступает», — отмечает Вагнер.

В частности, продолжает автор статьи, «хорошей динамике» поспособствовал и укрепившийся с начала года рубль. Решение Федерального резервного банка в январе не поднимать ключевую ставку «вновь сделало привлекательными для инвесторов такие развивающиеся страны, как Россия».

Кроме того, отмечает журналистка немецкого издания, с 2014 года правительство и Центральный банк России приняли финансовые и политические меры, которые также способствуют стабилизации экономической ситуации в стране.

Так, например, доходы от экспорта нефти при цене свыше $40 за баррель переводятся в валюту и перечисляются в Фонд национального благосостояния России. Внешний долг невелик, профицит бюджета составляет «роскошные» 2,7% ВВП, показатели же роста инфляции после повышения НДС и вовсе оказались ниже, чем опасались эксперты, перечисляет Вагнер.

«На фоне финансово-политической стабильности привлекательны и российские государственные облигации, — подчёркивает автор статьи. — В первые месяцы этого года Россия выпустила больше гособлигаций, чем за весь 2018 год, в том числе в долларах и при этом успешно. В мае 40% выпущенных ценных бумаг приобрели иностранные инвесторы. В этом же году Министерство финансов России планирует выпустить ещё больше гособлигаций в долларах и евро».

По мнению главы долгового департамента Минфина РФ Константина Вышковского, это должно защитить Россию от новых санкций США, поскольку крупные американские фонды — например, калифорнийский пенсионный фонд — уже инвестировали в российские гособлигации.

Чем больше российских гособлигаций будет на руках у иностранных инвесторов, тем меньше вероятность того, что Соединённые Штаты введут новые санкции, полагает  глава долгового департамента Министерства финансов России.

Уверенности в том, что Российской Федерации сейчас не стоит опасаться новых санкций США, иностранным инвесторам также добавляет рост напряжённости в конфликтах Вашингтона с Тегераном и Пекином, отмечает журналистка Frankfurter Allgemeine.

Ссылка

По правилам кандидатов на пост главы партии по очереди отсеивают депутаты парламентской фракции. Целым рядом поэтапных голосований с выбыванием последнего претендента они определяют двух фаворитов. А дальше дистанционным голосованием лидера определяют рядовые члены партии (на данный момент — те самые 124 тысячи человек). Но если у кандидата нет альтернативы, общепартийное голосование отменяется.
Именно так и было с Мэй три года назад. Когда в финал вышли она и Андреа Лидс (до этой весны возглавляла палату общин), та просто снялась с выборов. Таким нехитрым способом избежали общепартийного голосования, и Мэй возглавила страну, не имея широкой поддержки ни в обществе, ни даже внутри своей партии. Итог известен: теперь СМИ спорят о том, была ли Мэй худшим премьером в истории Британии — или все-таки кто-то ее побеждает.
Повторимся еще раз: тогда сам факт отсечения сколь-нибудь значительного электората от процесса выборов премьер-министра не вызвал особых протестов в рядах элиты. Основные СМИ не поставили под сомнение демократичность столь очевидно недемократичной процедуры, при которой назначение на самый высокий пост в государстве совершенно не зависит от населения страны или его части.

Но сейчас все изменилось. Скажем, либеральный журнал The Economist вынес на обложку мысль о том, что под британскую конституцию (ту самую, которой у Британии нет) заложена бомба. Дескать, ситуация чревата кризисом, а страна к этому "совершенно не готова". "Британская политика превращается в селектократию", — предупреждают журналисты. Это термин, чаще всего применяемый к системе выбора лидеров Китая — путем тщательного отбора на уровне партийного руководства и всеобщего формального одобрения на заседании репрезентативного органа.

Известный британский колумнист Саймон Дженкинс договорился даже до того, что предложил (видимо, все-таки в шутку) обсудить идею общенационального референдума о том, кто должен быть следующим премьером. А в Консервативной партии срочно начали менять правила отсева кандидатов на предварительном уровне. Причем это явно делается для того, чтобы осложнить Борису Джонсону путь к победе.
В том, что бывший министр иностранных дел, обладатель самой забавной прически британской политики, победит на общепартийном голосовании, мало кто сомневается. Опрос сайта Conservative Home, служащего базовой площадкой для рядовых членов Консервативной партии (то есть тех самых избирателей, которые и должны сказать решающее слово), выявил, что Джонсон лидирует в гонке, опережая ближайших преследователей вдвое.
Соответственно, внутри фракции тори в парламенте сейчас активно работают над повторением сценария 2016 года, то есть недопущения общепартийного голосования. Или же, на худой конец, отсечения "несистемного" кандидата от выборов среди активистов. Если это произойдет, Джонсон не станет премьером, но это нанесет сокрушительный удар по единству партии. У нее и так самый низкий результат в истории общенациональных голосований на последних выборах в Европарламент, а если наиболее популярный и узнаваемый консерватор будет низложен интригами на высшем уровне, за спиной активистов, это может обернуться уничтожением организации как таковой.

Но, похоже, это совершенно не смущает дирижеров антиджонсоновской кампании, включая зарубежных. Их старания усилились особенно после того, как президент США Дональд Трамп публично поддержал бывшего главу британского МИД.

И ведь казалось, Борис ничего не боится. Где иному неловко, там он как рыба в воде. Хлеб его. Но с Трампом преломить его не захотел. Вот и остался без сладкого.
Как видим, записных либералов и демократов Запада мнение избирателей волнует в последнюю очередь. Им было совершенно неважно, насколько демократичной была процедура избрания Терезы Мэй, — просто это соответствовало представлениям о политической целесообразности.

Именно эти представления диктуют любые подходы западного мейнстрима. Отсюда и двойные стандарты. Европейские СМИ дружно обрушиваются на "недемократичность" выборов премьер-министра Венгрии Виктора Орбана, не вписывающегося в систему, даже несмотря на то, что у него в стране абсолютная поддержка. Но никто особо не возмущается тем, насколько далека от демократии система назначения канцлера Германии. Скажем, Ангела Меркель сохранила пост даже после того, как перестала быть лидером победившей на последних выборах партии. А ведь, казалось бы, должен возникнуть закономерный вопрос, кого же она теперь на этом посту представляет. На выборах же никто не голосовал за канцлера, голосовали именно за партию. Получается, она представляет не избирателей, а тех 364 депутатов бундестага, которые проголосовали за нее в марте прошлого года. Ну и чем не упомянутая выше китайская селектократия?
Причем, заметьте, Меркель сама, собственным волевым решением, определяет сроки своей отставки. Скажем, появились слухи о том, что она разочаровалась в избранной ею же преемнице Аннегрет Крамп-Карренбауэр, а потому решила уходить с поста канцлера позже, чем планировала. И даже неважно, что Меркель эти слухи опровергает. Тут ведь вопрос в том, что никого особо не возмутила сама процедура единоличного принятия подобных решений, очень далекая от общепринятых идей народной демократии. Просто Меркель вполне вписывается в мейнстрим, потому и не нужно писать панические статьи о "конституционном кризисе" Германии или "недостаточном представительстве" канцлера (любимая тема либеральных СМИ Америки по поводу того, что Трамп получил менее 50 процентов голосов на выборах-2016).

Таких примеров последних лет можно привести огромное множество. Вспомним хотя бы назначение в 2011 году "технического правительства" Италии во главе с Марио Монти. Полтора года страну возглавлял человек, за которого вообще никто не голосовал. Когда же он пошел на выборы, выяснилось, что уровень поддержки его партии (а соответственно, его идей) — это восемь процентов. Но ведь Монти был демократом, значит, элиту это вполне устраивало. Что лишний раз подтверждает: демократия — не власть народа, а власть демократов.
Поэтому о законности и демократичности процедур вспоминают лишь тогда, когда элита чувствует опасность победы несистемных лидеров. Вроде Дональда Трампа в США или Бориса Джонсона в Британии. В остальных случаях это совсем неважно.

Ссылка

В декабре 1933 года правительствами Франции и СССР было выдвинуто совместное предложение о заключении договора о коллективной безопасности в Европе. Предложения присоединиться к договору были сделаны Германии, Великобритании, Финляндии, Чехословакии, Польше, Эстонии, Латвии и Литве.

Однако этот план стал невыполнимым после того, как в 1934 году был заключен «пакт Пилсудского — Гитлера»: договор о ненападении между Польшей и нацистской Германией.

Германский посол Ганс-Адольф фон Мольтке, лидер Польши Юзеф Пилсудский, германский министр пропаганды Йозеф Геббельс и министр иностранных дел Польши Юзеф Бек на встрече в Варшаве 15 июня 1934 г., через 5 месяцев после подписания Договора о ненападении между Германией и Польшей. Краковяк с Гитлером. Почему поляки увидели в Рейхе друга, а не врага.
Вслед за этим документом, ставшим большой дипломатической победой Гитлера, был заключен еще целый ряд соглашений с Германией, венчало который Мюнхенское соглашение 1938 года.

Одновременно осенью 1938 года была подписана англо-германская декларация о дружбе и ненападении, в которой констатировалась воля обеих народов «никогда более не воевать друг с другом».

В декабре 1938 года была подписана франко-германская декларация. Стороны заявляли, что между Францией и Германией нет никаких территориальных споров и что существующая граница между ними является окончательной. Глава МИД Франции Жорж-Этьен Бонне после заключения декларации в циркулярной записке французским дипломатам писал, что Третий рейх отныне сосредоточится на «восточном направлении» и борьбе с большевизмом.

Обстановка в Европе складывалась крайне неблагоприятно для Советского Союза. Он оставался единственным крупным государством континента, не имевшим договоренностей с Германией. Тем не менее в СССР не теряли надежды договориться с Великобританией и Францией относительно единой системы коллективной безопасности.

Последней попыткой создать такую систему стали советско-франко-английские переговоры в Москве, проходившие с апреля по август 1939 года. На этом фоне пакты о ненападении с Германией в июне 1939 года заключили Эстония и Латвия.

В июле 1939 года граф Галифакс, глава МИД Великобритании, заявил: «Наша главная цель в переговорах с СССР заключается в том, чтобы предотвратить установление Россией каких-либо связей с Германией».

12 августа 1939 года в Москве начались переговоры военных миссий трех стран. В их ходе выяснилось, что представители Англии  и Франции не имели достаточных полномочий для подписания серьезных документов. Более того, отправка в Москву людей, никакими серьезными полномочиями не наделенных, впрямую демонстрировала незаинтересованность Лондона и Парижа в быстром заключении какого бы ты ни было союза.

Ни у кого в Европе не было сомнений в том, что Гитлер совершит нападение. Создание системы коллективной безопасности оказалось невозможным. В итоге летом 1939 года решался вопрос о том, по кому будет нанесен первый удар, кто первым будет вовлечен в конфликт. Гитлеровскую Германию устраивал любой вариант, обеспечивавший ей отсутствие войны на два фронта. Англия и Франция, как уже говорилось, ожидали, что Гитлер обратит свой взгляд на страну, с которой у Третьего рейха не было договоренностей о ненападении, то есть на Советский Союз.

Оживление в Париже и Лондоне началось лишь в середине августа 1939 года, когда появилась информация о возможном заключении договора о ненападении между СССР и Германией.

Но было уже поздно. Москва, решив обеспечить отсрочку начала войны, действовала по принципу «каждый сам за себя». Ровно таким же образом вели себя в течение нескольких лет перед этим западные державы.

«Такие пакты Германия заключала с Польшей в 1934 году, позднее — с Данией и другими странами. Это был самый обычный пакт о ненападении, — говорил, отвечая на вопросы читателей АиФ.ru, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН Юрий Жуков. — У этого договора было так называемое секретное приложение, хотя ничего особенного в нём тоже не было. Напомню, что в 1809 году Александр I после первой неудачной войны с Наполеоном в Тильзите (это крохотный городок на правом берегу Немана) подписал мир, по секретным статьям этого Тильзитского договора к России отходили права на Финляндию, это после шведско-русской войны, и на Бессарабию, это после русско-турецкой войны. Бухарестский договор подписал Кутузов, который вёл эту войну, и Россия присоединила к себе Бессарабию, но это было за год обусловлено Тильзитским мирным договором, кроме того, такое же соглашение было подписано между Парижем и Лондоном в 1915 году и предусматривало раздел Турции. То, что там было прописано, сохранилось до наших дней, существование Ирака, Сирии, Ирана, Иордании, Палестины — это всё было в секретном договоре между Францией и Великобританией, так что ничего принципиально нового в этом договоре не было. Я более жуткую вещь скажу: (существует) доктрина американского президента Монро, который заявил на весь свет, что вся территория Северного и Южного американских континентов подконтрольна Соединённым Штатам и Европа не смеет совать нос туда. Вот вам! Куда дальше уж идти? Эта доктрина известна всем, и американцы, в общем-то, до сих пор ещё не отказались от неё. И продолжают считать, что их исключительная сфера влияния от Северного полюса до Южного, оба континента — Североамериканский и Южноамериканский».

Порой приходится читать: Советский Союз как государство, основанное на социалистических принципах, не имел права идти на какие-либо соглашения с нацистами. Звучит красиво, но в реальной политике все значительно сложнее. Уинстон Черчилль, яростный противник большевизма, в 1941 году вступит в коалицию с Иосифом Сталиным. Не потому, что пересмотрел свои взгляды, а потому, что для Великобритании это было выгодно.

В конечном счете первой жертвой Гитлера во Второй мировой войне суждено было стать стране, которая начиная с 1934 года больше других сделала для срыва создания европейской коалиции против Третьего рейха: Польше.

В мае 2015 года президент России Владимир Путин сказал о Договоре о ненападении между СССР и Германией так: «Смысл обеспечения безопасности Советского Союза в этом пакте был. Это первое… Теперь второе: я напомню, что после подписания соответствующего Мюнхенского соглашения сама Польша предприняла действия, направленные на то, чтобы аннексировать часть чешской территории.

Иосиф Сталин и Иоахим фон Риббентроп в августе 1939 года в Кремле. Аргументы и пакты. Зачем Сталин договорился с Гитлером? Получилось так, что после пакта Молотова — Риббентропа и раздела Польши она сама оказалась жертвой той политики, которую и пыталась проводить в Европе… Когда СССР понял, что его оставляют один на один с гитлеровской Германией, он предпринял шаги, чтобы не допустить прямого столкновения. И был подписан этот пакт».
Последние десятилетия пакт Молотова — Риббентропа пытаются выдергивать из общей канвы международной политики того времени, пытаясь представить как нечто зловещее, преступное, не имеющее аналогов. Делают это потомки тех, кто в свое время способствовал приходу нацистов к власти, потомки тех, кто сделал свой выбор в пользу коллаборационизма. Они мечтают заставить нас «платить и каяться». Вот только каяться нам не за что.

Ссылка