Это знакомство не было закреплено, и я очень редко встречался с
Семой, а после событий 9 января 1905 года и забастовки студентов я
вовсе с ним не виделся, находясь всегда с группой товарищей (позже
я узнал, что Сема осенью 1904 года переехал в Ялту в семью Пешковых
и учился там в гимназии).
Вспоминаю частые встречи с Семой в период с 1906 по 1909 год, когда
я снова усиленно работал в институте, одновременно бегая по урокам.
Сема в эти годы, помню, жил в большой семье отца, не учился и вел
беспорядочную жизнь, в которую периодически втягивал и меня. Мне
приходилось в эти годы жить трудно. Зарабатывал уроками математики и физики, живя после смерти отца (в 1907 году) вместе с матерью и сестрой.
Много времени в те годы я проводил с Семой в своей семье, но
чаще в неожиданных местах Питера, влекомый Семой и его инициативой.
Сема находил меня в то время и среди занятий в институте и даже
прямо в лаборатории. Помню день, когда я, работая в лаборатории качественного анализа у вытяжного шкафа, услышал смех Семы, который, дожидаясь меня, завел веселый разговор с моими товарищами. Вообще, находясь среди людей, Сема всегда увлекал их своей энергией, веселостью и остроумием. Конечно, мои анализы пришлось отложить на неопределенное время, а мы с Семой вскоре оказались в другой части города, далеко от лаборатории и института.
Как правило, Сема, крепко держа меня под руку, с увлечением читал на ходу стихи любимых авторов, чаще Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Некрасова, но иногда и Фета, которого Сема любил и весьма своеобразно защищал от резкой критики инакомыслящих. Однажды мы зашли с ним в квартиру одного приятеля, в которой находился приехавший издалека, ранее незнакомый нам молодой человек. Когда Сема начал читать какое-то стихотворение Фета, приезжий неодобрительно высказался о нем как о «дворянском поэте». В одно мгновение он какимто образом оказался лежащим на кровати, подмятый Семой, который уже было занес стул над его головой. Только мое вмешательство помешало Семе основательно поколотить этого человека.
Как-то у Царскосельского вокзала мы наняли извозчика. Сема, как
всегда, начал шутить. Извозчик сначала прислушивался, а потом и сам
втянулся в нашу веселую беседу. В порыве дружеских чувств Сема
принялся угощать его леденцами. Мы ехали медленно, завязывая по
пути разговор с другими извозчиками, стоявшими у панели. И, привлеченные шутками и угощением, они трогались порожняком вслед за нами, продолжая разговор на ходу. Это была необычная картина — целая веселая кавалькада извозчиков с пустыми пролетками, проследовавшая за нами до самой Фонтанки.
Иногда, особенно в белые ночи, мы бродили по городу чуть ли не
до утра. Помню, в какой-то четверг, просидев до позднего часа у знакомых курсисток, мы еще долго стояли на набережной. Перевозчик на ялике перевез нас через Неву (он сердито оборвал наш смех, который
на воде, должно быть, считался дурной приметой). Вскоре мы оказались на вокзале, а затем без липших раздумий и в поезде. Когда мы с
разными приключениями возвратились в Петербург, четверг стал уже
пятницей. Сема решил, что нам нужно согреться, и потащил меня в
буфет вокзала на конце Невского. Получив чай, я внезапно потерял Сему из виду, но вскоре нашел его мирно спящим на стульях в буфете.
После этой прогулки Сема, как обычно, исчез, а я опять стал работать и бегать по урокам, которых в то время у меня было много. Время
тогда в городе было тяжелое, были разные эпидемии, в том числе и
холера.
В 1907 году у меня тяжело умирал отец. Сема часто прибегал в квартиру, где лежал больной, и деятельно и сердечно помогал мне, моей
матери и сестре. В то время Сема был, по существу, единственным чутким другом моим и моих близких. Его положение в то время, на мой
взгляд, было весьма неопределенным. Жил он случайными заработками,
не имея законченного среднего образования. С 1907 года я мало встречался с Семой, много работал на курсах и в институте, а он очень редко у меня показывался. Запомнилось мне последнее появление Семы в моей комнате, в которую я накануне вселился с товарищем (помню, это было на Офицерской улице — ныне улице Декабристов). Он слышал от меня, что я и мой товарищ собираемся переехать на эту улицу, поближе к консерватории. Когда я утром проснулся, я с удивлением обнаружил на диване спящего Сему. Я не понимал, как он нашел нас, не зная адреса. Когда я его разбудил, он сказал, что ходил ночью по Офицерской и по очереди спрашивал всех дворников, не переехал ли к нему в дом студент со скрипкой.
— Как видишь, нашел! — закончил он со смехом свое объяснение.
С 1909 года я совершенно потерял Сему из виду. Только в 1924 году,
после моего возвращения в мой институт уже в качестве ректора, я
узнал, как прожил эти годы Сема и кем он стал. Встретился я с ним
как с определившимся талантливым поэтом, развернувшим все свои силы и способности. Я нашел нового для меня человека, одаренного большим талантом и увлеченного любимым делом писателя. Мы стали
взрослыми и, как всегда, разными. У каждого была своя жизнь и своя
линия жизни. Редко мы встречались, но знали друг друга и друг о
друге.
Я пережил Сему и очень удручен этим. Я все еще надеялся повидаться с ним, послушать его речь и смех и вспомнить с ним нашу молодость».

Л. И. Веллер - в молодости студент Химико-технологического института в Петербурге, друг Самуила Маршака. Его воспоминания о писателе находятся в Архиве С. Я. Маршака.

Фото: Самуил Яковлевич Маршак. 1887-1964 гг.