Мальчиком он был смышленым, капризным и неловким. Его детские воспоминания полны историй об увечьях, которые он регулярно наносил окружающим в силу своей неуклюжести. Феликс Феликсович не без удовольствия вспоминал, как однажды едва не выбил теннисным мячиком глаз Великому князю Михаилу.
Несмотря на болезненную худобу (которой юный князь очень стеснялся и даже пил тайком какие-то волшебные «восточные пилюли», чтобы набрать вес), он часто дрался со сверстниками. И детские шалости его зачастую не были такими уж невинными.
Больше других комнат в Юсуповском дворце на Мойке Феликс любил «мавританскую залу», расположенную рядом с отцовским кабинетом. Мозаичные стены, мраморные колонны, фонтан — здешняя обстановка будоражила воображение юноши, и он устраивал тут «живые картины». Однажды, нацепив мамины украшения, он собрал в комнате слуг-мусульман. Назначив «провинившимся невольником» лакея-араба, он — жестокий султан — вооружился кинжалом и велел несчастному просить пощады. Феликс уже замахивался, когда в комнату вошел отец. После этого инцидента юный сатрап был из «мавританской залы» изгнан навсегда.
В другой раз, когда в гостях у них (по мнению молодого Феликса) слишком засиделся обер-прокурор Святейшего синода, мальчик нарядил в платье и парик своего пса Клоуна, «густо набелил и нарумянил его, как старую кокотку» и выпустил в таком виде в гостиную. Клоун вызывающе, на задних лапах (недаром Валентин Серов называл этого пса «своей лучшей моделью») прошествовал прямиком к гостю — тот был «скандализирован» и немедленно удалился.
Гостиные Юсуповых были всегда полны «сумасбродов, психопатов и шутов гороховых», в обществе которых было весело Феликсу Юсупову-старшему. Княгиня,чтобы угодить мужу, проявляла по отношению к ним удивительную кротость и терпение. Что касается Феликса-младшего и Николая Юсупова, они терпеть не могли чудаковатое окружение отца — это несколько сближало братьев.
Учился молодой князь скверно. Гувернанток и учителей подвергал нешуточным испытаниям. Свою первую няню-немку, он, к слову, довел до сумасшедшего дома. Буквально.
Когда Феликсу исполнилось 15, его отправили в Италию — родители надеялись, что там он, равнодушный к наукам, хотя бы увлечется искусством. В компанию ему был ангажирован Адриан Прахов — известный историк искусства, арт-критик, археолог,человек редкой эрудиции, тот самый Прахов, в чью жену Эмилию, некогда был безнадежно влюблен Михаил Врубель.
Поездка началась в Венеции, а окончилась на Сицилии. И всюду не знавший усталости Прахов (ему тогда было 56) носился по музеям и церквям, читая импровизированные лекции и собирая вокруг себя толпы туристов. Феликс же по большей части скучал и изнемогал от жары.
В Неаполе он часто оставался в отеле один — Прахов уходил к знакомым, которых у него здесь было немало. Однажды, выйдя на балкон гостиничного номера, Феликс познакомился с молодым кучером — тот показался ему славным малым, да к тому же понимал по-французски. Юноша пожаловался кучеру на скуку, и тот обещал заехать за ним вечером.
В 11, когда Прахов уснул, Феликс тихонько вышел из номера и сел в подъехавший к крыльцу фиакр. Кучер привез его в странное место, которое юноша поначалу принял за зоологический музей (с потолка свисало чучело крокодила). Впрочем, для зоологического музея здесь было многовато красного плюша и зеркал. Все смеялись, пили шампанское, многие — в чем мать родила. В самый разгар веселья дверь отворилась и в бордель вошел Адриан Прахов.
Смущенный Феликс спрятался было за спину кучера, но наставник уже заметил его и распахнул объятия: «А, дон Феличе!».
С этого момента поездка стала куда более увлекательной: когда полуденная жара спадала, путешественники приобщались к прекрасному в музеях, а вечером отправлялись на другие экскурсии в компании кучера.
«Безумно жалею, что так дурно распорядился своим итальянским временем», - писал в мемуарах Феликс Юсупов. Должно быть, имея в виду первую часть поездки.
То ли девочка, а то ли…
В 1903-м шестнадцатилетнего Феликса было решено отдать в военную школу. Разумеется, он от такого плана в восторг не пришел. На вступительном экзамене молодой князь Юсупов затеял богословскую дискуссию: он утверждал, что Христос накормил пять человек пятью тысячами хлебов, а вовсе не наоборот, как принято думать.
Родители так просто не сдались, и отправили юношу в некую частную гимназию — учебное заведение особо строгого режима, куда брали самых отпетых. Феликс собирался действовать по проверенному плану, и был неприятно удивлен: родители уговорили директора принять его без экзаменов. К такому коварству он был не готов. Став гимназистом, он начал сближаться с братом — Николай увидел в нем равного, стал посвящать в свои переживания и дела, приглашать в свою компанию.
Среди биографов семейства Юсуповых чрезвычайно популярен жанр надрывных куплетов про «прекрасного принца» и «паршивую овцу». Николай был целеустремленным многообещающим молодым человеком, его безвременная гибель положила конец надеждам рода Юсуповых на будущие славные свершения. А Феликс, с его экстравагантными выходками, склонностью к мистике и коммерческим авантюрам, только позорил фамилию. Это, разумеется, упрощенный взгляд — достаточно вспомнить, что первый выход Феликса в свет в женском образе состоялся под руководством и по инициативе старшего брата.
У 21-летнего Николая Юсупова была любовница — простая девушка Поленька, жившая неподалеку, в квартире на Мойке. Феликс любил бывать здесь в компании брата и его друзей. Самовар, водка, романсы под гитару — такая жизнь контрастировала с чопорным блеском юсуповских дворцов, казалась юноше полной свободы и чрезвычайно привлекательной. Однажды Николай и его хмельная компания решили продолжить веселье у цыган. Феликс был тогда обязан носить гимназический мундир, в котором его в увеселительные заведения не пустили бы. И Николай предложил переодеть его в Поленькино платье. Макияж и украшения дополнили картину — никто не сомневался в том, что перед ними юная дама, многие находили ее очаровательной. Позднее, будучи с братом в Париже, одетый в женское Феликс посещал оперу (оправданием служило то, что пришли они на маскарад). Некий пожилой субъект через посыльного даже пытался узнать у Николая Юсупова имя «его прекрасной спутницы». Феликс не без гордости вспоминал в мемуарах, что субъект оказался королем Эдуардом VII.
Именно старший брат, унаследовавший от матери артистическую натуру, и игравший в любительских постановках, привел переодетого женщиной Феликса к директору шикарного петербургского кабаре «Аквариум». Шесть выступлений на сцене «Аквариума» прошли с успехом (то, что имя новой «певицы» держали в секрете, еще больше интриговало публику). После седьмого в благородном семействе разразился скандал — какие-то приятели Юсуповых опознали Феликса по матушкиным бриллиантам.
Аморально устойчив
Нужно заметить, что княжна Зинаида Николаевна с ее скромностью, тактом, образцовым браком и безупречной репутацией была, скорее, исключением. Остальные Юсуповы едва ли могли похвалиться умеренностью. Прапрадед Феликса — князь Николай Борисович — помимо прочего, славился своей «любовной комплекцией». Разносторонний ценитель прекрасного, он заказывал художникам портреты своих любовниц — таких портретов в его усадьбе Архангельское накопилось более 300. Прабабка также была легендарной искательницей приключений. О романах Зинаиды Ивановны судачили даже после ее смерти. Говорили, к примеру, что уже в 1920-е, при обыске в одном из петербургских особняков в ее спальне большевики обнаружили потайную дверь. А за ней — мужской скелет в саване.
Что касается пресловутого «морального облика» Феликса Юсупова-младшего, он был предопределен не только генами. Дефицит мужского воспитания, близость с матерью, роскошь и вседозволенность, сопутствовавшие ему с младенчества — все это сыграло свою роль. Сам Феликс никогда не выступал ни с громкими каминг-аутами, ни с пылкими опровержениями. Современники считали его геем — у них были веские основания. Когда в 1914 году он женился на княжне Ирине Романовой, многие говорили, что это лишь ширма: мол, у Юсупова были отношения с родственником Ирины — Великим князем Дмитрием Павловичем.
Впрочем, вполне вероятно, что князю Юсупову нравились и мужчины, и женщины. Он возглавлял Первый русский автомобильный клуб, учился в Оксфорде, во многом опережал свое время. Человек столь прогрессивных взглядов просто не мог допустить какой-то дискриминации по половому признаку.
«Часто говорили, что я не люблю женщин». — Писал он в мемуарах. — «Неправда. Люблю, когда есть, за что. Иные значили для меня очень много, не говоря уж о подруге, составившей мое счастье. Но должен признаться, знакомые дамы редко соответствовали моему идеалу. Чаще очаровывали — и разочаровывали. По-моему, мужчины честней и бескорыстней женщин».
Великий перелом
В 1908 году Николай Юсупов погиб. У него был бурный роман с замужней женщиной, оскорбленный супруг — конногвардеец граф Мантейфель — потребовал сатисфакции. На дуэли Юсупов дважды выстрелил в воздух: фактически Мантейфель совершил хладнокровное убийство.
Смерть брата заметно изменила Феликса Юсупова. Он ощутил, как скоротечна жизнь. Кроме того, 21-летний юноша как-то вдруг осознал, что теперь он — единственный наследник несметных юсуповских сокровищ. И начал задумываться о том, какая к ним прилагается ответственность.
В те годы на Феликса Юсупова сильно повлияла Великая княгиня Елизавета Федоровна — давняя подруга его матери и некогда главная ее конкурентка на балах и приемах. После смерти мужа (в 1905-м Великий князь Сергей Александрович погиб в результате теракта на Сенатской площади) она отошла от светский жизни и посвятила себя исключительно богоугодным делам. Последним ее «светским» жестом стал заказ Михаилу Нестерову эскиза весьма изысканной рясы для монахинь Марфо-Мариинской обители (которую княгиня построила и была в ней настоятельницей).
Елизавете Федоровне удалось увлечь благотворительностью и Юсупова.
Вспоминая, как он кичился своим происхождением и богатством, молодой князь испытывал чувство стыда. Он начал задумываться о смерти, судьбе, духовном развитии и прочих бесконечно далеких от былого загульного угара явлениях. Даже на собственный портрет кисти Серова он теперь смотрел иначе. «Серов — подлинный физиономист», — писал Юсупов, — «Как никто, схватывал он характер. Отрок на портрете предо мной был горд, тщеславен и бессердечен».
Впрочем, страсти к экстравагантным выходкам Феликс Феликсович не утратил. К примеру, совершив с Елизаветой Федоровной паломничество в Соловецкий монастырь, Юсупов привез из поездки здоровенного белого медведя, предвкушая, как напустит зверя на «докучливых визитеров на Мойке».
В 1909-м Феликс Юсупов уехал учиться в Оксфордском университете. За три года, которые он провел в Англии, князь не терял времени даром. Прослыл дьяволопоклонником и ввел в Лондоне моду на черные ковры. Едва не стал главным подозреваемым в похищении греческого принца Христофора (после очередной эпической попойки Скотланд-Ярд насилу отыскал принца, спящего под роялем в скромной «студенческой» гостиной Юсупова). Попал в автокатастрофу, в которой чудом не погиб. Пытался под покровом ночи похитить у некой забывчивой старушки корову (которую честно купил накануне), и был обстрелян из ружья. Кутил с невиданными в этих краях размахом и выдумкой. Словом, покорил тамошний высший свет. Духовные трансформации, происходившие с молодым князем Юсуповым, ничуть не умерили его жажды приключений. Анна Павлова, с которой Феликс был дружен, говорила, что в «одном глазу у него — Бог, а в другом — черт».
Вскоре после возвращения из Англии, Феликс Юсупов обвенчался с княжной Ириной Александровной, таким образом, породнившись с царской семьей. Брак этот не был чисто «политическим» решением. Своей невестой князь был очарован. «В сравненье с новым переживанием все прежние мои увлеченья оказались убоги. Понял я гармонию истинного чувства». — писал он.
Свадьба эта разбила сердце Великому князю Дмитрию Павловичу. Впрочем, дело было не в отношениях между Феликсом и Дмитрием, о которых давно судачил весь петербургский свет. Оказалось, что Дмитрий Павлович тоже был влюблен в свою кузину и так же рассчитывал на ней жениться.
После свадьбы Юсупова князья отдалились друг от друга. Снова сошлись они только через два года — в 1916-м. Когда задумали большое и благородное общее дело — убить Распутина.
А он встал и пошел
Феликс Юсупов познакомился с Григорием Распутиным в 1909 году. Репутацию тот имел, мягко говоря, противоречивую. Экзальтированные поклонники говорили о нем как о «божьем избраннике», «великом подвижнике», «святом старце» (к слову, в 1909-м старцу едва исполнилось 40). С другой стороны имя его было окутано плотным туманом мистики и сплетен самого разухабистого толка. О похотливости «старца» слагали легенды. Сеансы изгнания из «барышенек» бесов и прочие богоугодные радения он предпочитал проводить в банях. По многочисленным свидетельствам очевидцев, знакомясь, «старец» не упускал возможности облобызать и тщательно ощупать визави, особенно, если это женщина. Притом многие (в том числе особы вполне знатного происхождения) чувствовали себя польщенными или впадали в благоговейный транс — Распутин обладал даром гипноза.
Его неоднократно обвиняли в «хлыстовстве» — принадлежности к секте, члены которой практиковали экстатические обряды с языческим душком. Впрочем, вину его доказать не удавалось — у Распутина были высокопоставленные заступники.
Знакомство произвело на Юсупова тягостное впечатление: под личиной юродивости он увидел опасного амбициозного интригана.
В 1916-м влияние, которое Распутин оказывал на Николая II и — особенно — на императрицу, было практически абсолютным. Каким-то образом «старец» помогал цесаревичу Алексею переносить приступы, вызванные редкой болезнью — гемофилией. По воспоминаниям Юсупова, Распутин не таясь рассказывал, что прибегал к шантажу, напоминая царской чете, что без него наследник умрет. Он хвастал, что ему «достаточно стукнуть кулаком по столу, чтобы „сам“ и „сама“ сделали все, что он потребует». О том, что панибратство Распутина переходило всякие границы, свидетельствовали и другие.
Продолжение следует...