Грубил не только Иван Жданов. Роман Рубанов (бывший директор ФБК. — прим. ред.) тоже не производил впечатления корректного человека.

— Сколько платили волонтёрам?

— В 2016 году на выборах в Госдуму я занимался сбором жалоб, расклейкой плакатов, листовок на информационных досках. Ну и агитацией бабушек, которые гуляли с детьми на детских площадках. Платили мне 1000 рублей в день. В 2017 году со мной заключили договор на полгода.

— Это был договор с ФБК?

— У меня был договор на полгода с фондом «Пятое время года» (закрыт по решению суда в 2018 году. — прим. ред.). Мне платили 30 тыс. рублей. На словах всё было замечательно, график 5/2. На деле всё было иначе. Работал иногда до полуночи, обзванивал людей для различных социологических опросов, участвовал в митингах и пикетах. Когда хотели выселить штаб из помещения на Садовнической набережной, мы там ночевали. От нас регулярно требовали выйти на работу в выходные. Больничные тоже не приветствовались. Если человек заболевал, ему говорили: «Ну отлежись пару дней, но не больше».

— Платили за переработку?

— Нет.

— Как реагировали сотрудники на такое отношение? Кто-то пытался возмущаться?

— Как только ты поднимаешь голову, тебя сразу убирают. Как только ты с какой-то просьбой обращаешься — тебя убирают.

Потому что ты не имеешь ни на что права, кроме как дежурить в штабе и охранять агитку. Если что не так, сразу вылетаешь из всей этой оппозиционной движухи, из секты.

— Люди в ФБК действительно работают за идею?

— Руководители прекрасно понимают, что к чему, а простые сотрудники и волонтёры — да, верят, конечно. Хотят сделать Россию реально прекрасной в будущем. Верят, что не будет коррупции, что у всех людей всё будет и все будут счастливы.

— Как вы оказались в охране Навального на митингах?

— В марте 2017-го, когда в Москве проходила акция «Он вам не Димон» (26 марта. — прим. ред.), заранее велась подготовка касаемо безопасности Алексея Анатольевича. Безопасностью занимался тоже Николай Ляскин (был тогда координатором московского штаба. — прим. ред.). Он выбирал тех, кто посильней и покоренастей, кто сможет дать отпор. Всё это было обговорено заранее, за неделю, были даны точные инструкции. Насчет того, чтобы к Навальному никого не подпускать…

— Кто давал инструкции?

— Ляскин и Навальный, вместе… Ни репортёров, ни других людей к нему не подпускать. После митинга он сам всем даст интервью и со всеми, кто захочет, сфотографируется.

«Вы идёте перед Навальным в сцепке. Никто через вас не должен пройти, вы никого не должны пропустить». Если начинают идти сотрудники полиции, чтобы его задержать, сам Навальный говорил, чтобы сотрудников полиции мы не трогали.

То есть он с ними будет разбираться сам. Смысл был в том, что его отпустят, с ним ничего не будет. Там общественность, СМИ. А с нами неизвестно что будет.

— Кому вы должны были противодействовать?

— Провокаторам, демшизе, как их называют, сумасшедшим людям, которые готовы на руках носить и боготворить Алексея Анатольевича.

— То есть он не пускал к себе людей, которые его боготворят?

— Прессу… Он говорил: «После прогулки, в конце, я и журналистам дам интервью». Естественно, если не задержат. Он всегда прекрасно понимал: либо его всегда аккуратно доводят, он садится в машину и сразу же уезжает, либо его задерживают. Других раскладов никогда не предвиделось.

— Сколько человек в такой импровизированной охране у Навального на митингах?

— Всё зависит от того, какой митинг. 10—20 человек. Но смотря что за мероприятие. Если это марш памяти Бориса Немцова, то там, грубо говоря, все свои. То есть там левых нет, там все знакомые. А если вот такие митинги… И есть ещё два постоянных охранника, два амбала. Один — водитель, который постоянно в машине находится. И один, насколько я знаю, с ним постоянно ходит. Непробиваемые лбы.

— За это платили? Или это тоже была волонтёрская история?

— Не платили.

Начнём с того, что там — в ФБК и везде — то, что ты уже работаешь, или то, что ты уже находишься в штабе самого Навального или в ФБК (не дай боже, около Навального), — это уже тебе должно быть дороже всяких денег и похвал. Ты уже должен за это благодарить — за то, что ты здесь находишься.

Это работа такая — бесплатная, но престижная. Я два года подряд каждый день приходил в call-центр на обзвоны, участвовал во всех пикетах, во всех мероприятиях. Не пропускал ни одного партийного собрания.

— Что происходило на протесте 26 марта 2017 года? Расскажите механику событий.

— Тогда же мы автобус с Алексеем не выпускали. В определённый момент началась неразбериха и давка. С нескольких сторон подлетели омоновцы (или кто они там — росгвардейцы). Задержали Навального. Тогда была дана команда, что мы должны автобус с задержанными — пазик — оставить на месте, не дать ему уехать. Стояли живой цепью. Конечно, автобус уехал.

Потому что перед автобусом также встали сотрудники, которые разгоняли нас с помощью физической силы — кому-то по голове прилетало, кого-то по ногам били. Сразу же с Навальным некоторых людей задержали.

— Вы, значит, собой загораживали этот автобус. Он в итоге уехал, вы остались — кто-то с травмами, кто-то без травм. А дальше?

— На следующий день только всеми обсуждалось, как круто провели время. Всё. Он тогда накануне в прямом эфире как говорил? Он говорил, что мы подавали якобы уведомления — нам их не согласовывали. Из-за этого мы, в соответствии с Конституцией Российской Федерации, можем просто гулять: «Я всех приглашаю на прогулку». После этого он говорил, что, если будут задержания, мы окажем помощь, мы дойдём до ЕСПЧ, вам выплатят деньги, вам выплатят €10 тыс. Он много где об этом говорил, и часто — что мы дойдём до ЕСПЧ, мы будем помогать.

По факту же помощи никакой никогда не было. То есть кто-то обращался, но это всё… Он помогал только тем, кому надо помогать. С кем это хороший инфоповод.

То есть взять, к примеру, того же самого Костю Салтыкова. Вот ему помогли. Почему? Потому что это был прекрасный инфоповод.

— Это уже другой митинг…

— Это уже совсем другой митинг, да. Это митинг в январе 2018 года. (28 января. — прим. ред.). Получилось так, что нас — волонтёров, которые должны были охранять Навального, — было около 20 человек. Мы шли от «Маяковской» вниз. Там реставрация здания шла, тротуар был сужен. И, получается, мы с Костей остались вдвоём, а за нами — Навальный. А в конце этого перехода уже сотрудники полиции стояли, ждали нас. Разворачиваться не вариант — много людей шло за нами. И тут влетают «космонавты» (полиция. — прим. ред.) и начинают «винтить» Навального. Я отделался легко, меня просто дубинкой за шею — и вышвырнули в сторону.

Навальный пытался отталкивать сотрудников полиции. Упирался руками в двери автозака. Красиво «винтиться» он умеет.

Костя, естественно, побежал за Навальным, чтобы его выдернуть. Так получилось, что Костя там то ли споткнулся, то ли что, в конце концов он упал на сотрудника полиции. Его вслед за Алексеем в этот же автозак и забрали. (В отношении Салтыкова было возбуждено уголовное дело за применение насилия к представителю власти по ст. 318 УК РФ, он был приговорён к десяти месяцам колонии. — прим. ред.).

— Навальный помогал ему?

— Юристов дал, насколько я знаю.

— Про участие в несогласованных митингах — как вы это воспринимали?

— Вот, например, 12 июня (2017 года — продолжение так называемых антикоррупционных протестов, прошедших 26 марта. — прим. ред.) мы шли вместе с волонтёрами на проспект Сахарова. Мы должны были встать на Сухаревской. Оттуда я людей перенаправлял на Тверскую.

— С согласованного митинга отправляли на несогласованный?

— Нам сказали об этом в штабе.

«Вы должны взять людей, волонтёров, вместе с ними выстроиться в ряд и перенаправлять людей, типа здесь митинга не будет, митинг отменяется, все идём на Тверскую».

— А вас просили предупредить людей, что митинг на Тверской несогласованный? И чем это может грозить?

— Нет. Нам просто сказали, что здесь митинга не будет, митинг отменяется, идём все на Тверскую гулять.

— И никто не говорил никому из пришедших на Сухаревскую, что митинг на Тверской не согласован, что, если вы идёте туда, вы рискуете?

— Никто не говорил.

— Вы понимали, что направляли людей на задержание?

— У меня была мысль, да.

— И?

— Я убрал её просто. Сделал так, чтобы эта мысль покинула мою голову. Потому что на тот момент я, во-первых, хотел, чтобы в стране стало лучше. А во-вторых, не вылететь из штаба. Потому что не дай бог я кому-то это скажу.

Потом обязательно кто-нибудь, необязательно даже специально, просто скажет: нам ваш сотрудник сказал, что это несогласованный, и, если я пойду, есть риск того, что меня посадят или оштрафуют. За это я бы вылетел как пробка, без суда и следствия.

— В итоге же так и произошло? С вами расторгли договор.

— Уже во время президентской кампании. В конце августа я пСсылкаодаю документы в университет, в МПГУ, и подхожу к Ляскину. Говорю: «Коль, у меня в октябре будут вступительные, мне нужна будет неделя отпуска. Мы с тобой это сейчас обсудим или позже вернёмся к этому разговору?» Он говорит: «Позже».

В октябре я попросил в сумме пять дней — два дня на подготовку, три — на экзамены. Готов даже был взять за свой счёт. Естественно, никто меня никуда не пустил — сказали, никого не пускаем. Но мне же было надо. В итоге, когда у меня начались вступительные, я не приходил на работу три дня. Когда пришёл, узнал, что договор со мной расторгнут.

В институт, как признался Пётр, он тогда не поступил. Как утверждает Проскуркин, его конфликт в московском штабе не позволил ему продолжить работу в структурах Навального. Впоследствии по знакомству его пригласили работать в штаб Ильи Яшина на выборах в Московскую городскую думу, откуда он ушёл со скандалом в июле 2019 года. В ответ на пост Проскуркина в Facebook соратник Навального Леонид Волков обвинил Петра в работе на полицию, заявив, что его выгнали из московского штаба Навального в феврале 2018 года как провокатора.