Афанася

Угощение для Афанаси готово.
Ставлю лакомство на противоположный край стола и терпеливо жду, когда проявится моя своенравная домовая. Долго ждать не приходится. Сначала на табуретке мерцает хмурая тень, через минуту вырисовывается взъерошенный силуэт, а ещё через несколько мгновений Афанася проявляется в моей реальности вся, целиком, в залатанной длинной рубахе и в нарядных красных штанишках. На её ногах красуются потрёпанные, но вычищенные до блеска сандалии. Нечесаные волосы пушистыми прядями обрамляют круглое лицо.

Афанася берёт в руку деревянную ложку и рассматривает угощение. При виде тарелки горячей каши, щедро сдобренной вишнёвым вареньем, её светлые, медового цвета глаза сияют ярче, а на щеках появляются ямочки – верный признак счастья. Недолго думая, она вонзает ложку в кашу, и следующие пару минут я слышу лишь довольные причмокивания и стук посуды. Доев угощение, Афанася соскакивает с табуретки и бежит с посудой к раковине, топая каблучками по старому паркету. В благодарность кричит мне звонкое:
– Спасибо, Алексей!
Кривлюсь от этого её «Алексей», как от целикам съеденного лимона, ведь знаком с Афанасей уже целый год, с тех пор, как переехал на новую квартиру, но домовая по-прежнему, с упрямством десяти ослов, обращается ко мне «Алексей», а иногда и вовсе так строго чеканит мое имя, будто я не друг ей вовсе, а малоприятный знакомый.

Вымыв посуду, а заодно лицо, руки и, я так понимаю, свою домовитую совесть, Афанася приступает к подробному осмотру квартиры. Она бегает из угла в угол, бесцеремонно шарит по всем шкафчикам, иногда даже залезает внутрь них целиком, охает, ворчит и качает взъерошенной головой, отмечая всё мои хозяйские недочёты:
– И мусор-то не вынес, Алексей. Гори от стыда весь мой домовитый род, – бурчит Афанася, обнаружив в углу кухни доверху наполненное мусорное ведро.
На это и другие замечания я лишь киваю и поддакиваю, так как знаю: спорить хоть и с молодой (всего-то шесть веков от роду), но с такой ответственной домовой я не готов ни за какие пряники в мире.

Закончив осмотр квартиры, Афанася достаёт из кармана штанишек носовой платок и завязывает на нём пять узелков. Ровно столько, сколько нашла она недочётов в моём холостяцком хозяйстве. Пять – это, конечно, не предел, но всё же немало, и я всерьёз опасаюсь, как бы мне не получить по лбу той деревянной ложкой, которой Афанася давеча с таким удовольствием уплетала кашу.

Внезапно Афанася замолкает, стуча каблучком об мой «плохо вымытый» пол, и мысли её уносятся, как мне кажется, в более возвышенное русло:
– Жениться тебе нужно, Алексей, – выдаёт она с внезапностью пули, чем сражает меня, конечно же, наповал.
Издав горестный стон, я хватаюсь за голову, не в силах в сотый раз слушать про «хозяйку-невесту с покладистым нравом», про «детей, которых нужно, чтобы побольше бегало в доме» и «про кота с непременно пушистым хвостом». Тем более, про домашние радости мне думать некогда – статья для журнала не дописана, и, если я не предъявлю её начальству к завтрашнему утру, не видать мне ни хвостов пушистых, ни зарплаты в конце месяца.
– Некогда ему, – ворчит в ответ на мои мысли Афанася. – Так и помрешь один, дурачина эдакий мне достался...
Грожу ей кулаком, и Афанася на угрозу реагирует сразу – обижается и моментально исчезает, будто её и не было вовсе.

Раздосадованный таким началом дня, я усаживаюсь за письменный стол и принимаюсь за статью. Работаю как тот самый волк, потому что моя работа в лес не убежит, а так хотелось бы… Чувствую, как в сердце что-то противно скребется. Может, это просто совесть, но кажется всё же, что это кот с пушистым хвостом, о котором и я втайне мечтаю, но никак не решаюсь завести, придумывая сотни отговорок, одна глупее другой.
Проработав до позднего вечера, я засыпаю прямо на столе, согретый чувством исполненного долга и светом настольной лампы.

Во сне я слышу мяуканье. Тонкое, призывное и очень голодное. И вот уже перед глазами у меня бегают пушистые коты. Один из них подбегает совсем близко и вкрадчиво произносит, заглядывая мне в глаза:
– Жениться тебе нужно, Алексей.

От неожиданности я просыпаюсь. Тру сонные глаза и затёкшую щёку, на которой отпечаталась добрая половина моей клавиатуры. Старенький будильник стрелками показывает шесть утра. Через тонкие занавески пробивается ласковое солнце. Потягиваюсь, въезжаю ногами в тапки и плетусь на кухню с намереньем сварить себе кофе такой чёрный и горький, чтобы все ночные коты в испуге разбежались по углам моего, как оказалось, весьма впечатлительного подсознания.

На кухне меня ждёт сюрприз. Возле холодильника, улыбаясь во весь свой счастливый рот, стоит Афанася. И вид у неё, несмотря на улыбку, до странности виноватый, будто это она залезла ко мне в сон без спроса. Носовой платок примирительно повязан на шее, пол блестит, мусора нигде не видать, и это всё, надо сказать, меня изрядно пугает. Приглядевшись, я понимаю, в чём причина смущённости моей домовой. Из-за спины Афанася достаёт крошечного чёрного котёнка, который тут же начинает мяукать – тонко, призывно и очень голодно.

– Не могла я мимо пройти, Алексей, – как можно вкрадчивее говорит Афанася, вперив в меня взгляд блестящих глаз. – У соседа с первой квартиры кошка понесла, а он котят на улицу. Вот мы с братцами и разобрали малышей. Ты смотри, какой он умный, – ласково щебечет Афанася, протягивая мне котёнка. Тот лениво царапает меня когтистой лапкой и щурит подслеповатые ещё глаза. Сразу видно, совсем кроха, и как от такого откажешься? К тому же, у меня появляется надежда, что Афанася теперь выкинет из головы мысли о моей виртуальной женитьбе, переключившись на кота.

Афанася остаётся у меня до вечера. Весь день я только и вижу её мелькающую фигурку в красных штанишках и тощий кошачий силуэт, семенящий за ней по пятам. Звонким командным голосом Афанася без конца даёт указания и мне – то нагреть молоко, «чтобы хвост у кота скорее опушал», то найти тёплой одежды для его новой кровати, а то и вовсе «сидеть тихо как мышь, потому что сон у малютки слишком чуткий». К вечеру я так устаю от свалившихся на меня забот, что падаю в кровать, как в спасительную бездну, из которой выбираться я не собираюсь, по крайней мере, до следующего утра.

Уже проваливаясь в сон, слышу, как Афанася устраивает котёнка на ночь. Мой старый потрескавшийся чемодан, до этого момента пылившийся в углу комнаты, отныне – самая модная кошачья кровать. Приоткрыв глаза, я вижу, как Афанася устраивает в чемодане уютное гнёздышко и для котёнка, и для себя. Гнёздышко пестрит старыми свитерами, напоминающими теперь не одежду, но внушительной толщины перину. Котёнок, укутанный с лап до головы в шерстяной клетчатый шарф, тут же засыпает. Афанася осторожно и почти не дыша укладывается рядом с ним. Сладко зевнув, она желает мне доброй ночи и ласково шепчет:
– Спи, спи, Алешенька, и ни о чем не волнуйся. Я и жену тебе найду, не сомневайся.
Эким Кедэри

Максим Фадеев

Мир очень изменился. Принципы морали и нравственности изуродованы, духовность перестала быть спросом. В сегодняшнем мире правят деньги и материальные блага. Материальное в костях у общества..А главное, я вижу, как это самое общество семимильными шагами деградирует...Конечно, нельзя говорить о всех, но количество происходящего безумия кричит о том, что все становится только хуже. Мы ненавидим друг друга. Забираем друг у друга очень важное - доверие ко всему.
А это приводит к самым печальным последствиям. Одним словом, наблюдая за обществом и понимая, что тебе надо жить по новым вводным, я лучше выберу одиночество и отшельничество, чем жить во лжи, недоверии и грязи.. Обратите внимание, как телеканалы ради своих сиротских рейтингов культивируют смерть, насилие, грязь. Они ради этих цифр готовы на все.. Как только кто-то умирает из более-менее известных людей, то начинается истерия: «мы потеряли лучшего человека!!!». Но где вы были, когда он был жив? Где? Почему начали восхвалять его только после смерти?

И все это ради крохотных вознаграждений..Что это? Это просто новая предложенная реальность? В этом случае, с ней мне не по пути! Я не могу смотреть на то, что лидерами мнений становятся Шурыгина или герои «Дом 2». Я уверен, что последнее очень сильно скорректировало молодежь на предмет того, что такое хорошо, а что такое плохо..Теперь мы имеем то, что посеяли. Я не пытаюсь себя выделить из контекста, я часть этого общества и принимаю правила игры. Но..мы можем это изменить. Пока я в это ещё верю. М.