Пауль давно понял – человеку для комфорта двух глаз очень мало, нужно больше, и когда-то ведь было иначе. Пауль трёт виски, стараясь не вспомнить, но увидеть. Когда-то давно... когда на небе хозяином было другое солнце, а Землю населяли не люди, но прекрасные высокие существа. Пауль смотрит пытливым взглядом внутрь, и реальность, как воспитанная дама, послушно отходит в сторону. Пауль не видит больше метро, под рваный бег поезда он смотрит другие кадры своей ли, чужой жизни, непонятно. Они мелькают перед его глазами, словно кино на быстрой перемотке. Крючком цепких воспоминаний Пауль хватается за одно из них. Стоп.

Ему тепло... Он смотрит на мир светлыми как лёд глазами. Подставив солнцу загорелое лицо, он задирает голову и любуется ступенчатым храмом, стремящимся ввысь. Верхушка храма тянется к облакам, которые похожи на густое козье молоко. А он бежит дальше, по широкой тропе среди улочек своего города, мимо раскидистых пальм, фонтанов и мостов. Женщины несут большие корзины с рынка, откуда доносятся крики торговцев. Отрезы тканей манят там яркостью цвета, на прилавках россыпью блестят камни и дивно пахнут спелые фрукты. Он бежит дальше.

Он наполнен сейчас до краев, словно кувшин, и готов делиться собой хоть до самого дна – жадность ему неведома. Приподняв длинное одеяние, он бежит всё быстрее, в сторону холма Алигде. Из-под ног его вылетают мелкие камушки. Всего за несколько минут он достигает вершины холма и останавливается, чтобы перевести дыхание. Здесь, наверху, его уже ждёт огромный летательный аппарат – хитроумное сооружение в виде огромного шара, прикреплённого к корзине. Под жаркие приветствия он забирается внутрь и будто случайно прижимается плечом к голубоглазой Аресте. Шепчет ей в приветствие: «Здравствуй» – и чувствует себя рядом с ней как никогда целым. Ареста восторгается предстоящим полётом, и их руки сплетаются, словно лианы. Подмигнув небу, он шепчет благодарности. Шар поднимается всё выше.

А Пауль задыхается. Ему срочно нужно на воздух и нужно солнце. Он мельтешит на сиденье и смотрит в глухие стёкла вагона, спрашивает у соседей: «Куда делось солнце?» Глаза как у брошенной собаки, умоляющие и прозрачно-карие. В ответ он чувствует раздражение. Старушка сбоку качает головой, кто-то смеётся и выплёвывает ядовитое «псих»...
Пауль дрожит, вспомнив, что его солнце давно погасло, почернело и спряталось за горизонтом далёкого края в стране теперь уже бескрайнего льда. У него темнеет в глазах, и он вот-вот упадёт, и никакая трость не поможет. Сквозь наплывающую пелену он слышит смущённое:
– Вот, держите.

Пауль моргает глазами, изо всех сил пытаясь вернуться в теперешнего себя. Ощущает в руке отданную кем-то бутылку прохладной воды, и понемногу разум возвращается на положенное ему место. Пауль откидывается на спинку сиденья и закрывает на миг глаза. Поезд по-прежнему грохочет, несётся к конечной станции с решимостью грозного воина – ему не терпится вытряхнуть последнего пассажира. Пауль берёт свой портфель и находит под ним тряпичную куклу в вязаной красной кофте, слишком красивую куклу, чтобы быть забытой. Пауль прижимает её к груди. Игрушка хранит тепло прежней хозяйки, и Пауль чувствует невидимые объятия девочки, пожелавшей ему добра. Голова больше не болит.

Поезд прибывает на конечную станцию и распахивает двери. Пауль встаёт, опираясь на трость, куклу убирает в портфель и покидает вагон до крайности уверенной походкой. Его трость гулко стучит в безмолвных переходах метро, когда он движется к выходу. На лице блуждает тёплая улыбка.

Пауль всё помнит. Его край когда-то замёрз, лишившись тепла того, прежнего солнца, и все его жители, пережидая мрак и холод, ушли в глубокие подземные города. Они изменились и стали почти невидимы, но, опускаясь в метро, их можно ощутить. Сквозь чужие глаза они заглядывают в мир и терпеливо ждут, когда их солнце вновь оживёт и засияет ярче прежнего.