Уже через года, когда я работала в театре «Современник», с Костей Райкиным мы плакались друг другу «в жилетку» по поводу своей необыкновенной внешности. Костя мне тогда сказал: «А мне, Марина, нравятся твои руки». И я сказала: «А мне, Костя, нравятся твои руки, - они извиваются, извиваются как змеи»…
Самое жуткое ожидало меня впереди – на втором туре, когда абитуриентки должны были прийти в купальниках. Рядом со мной стояла удивительная красавица – высокая, статная, тогда как я выглядела как пособие – какими не должны быть артистки. Но у меня было такое страстное желание стать актрисой, что я отчаянно боролась. Самое удивительное, что я поступила на курс Василия Меркурьева, открытку с портретом которого накануне поступления купила в киоске «Союзпечать».
Об амплуа «старомодной барышни»
На госэкзамене в театральном я так летала по сцене в своем кринолиновом платье, что свалилась в зал. Причем упала некрасиво – юбка поднялась выше пояса, кружева панталон оказались наружу, парик на боку, а я валялась, в прямом смысле, между первым залом и сценой. А про себя думала: «А что уже может быть хуже, чем кубарем скатиться со сцены?» И тогда быстро встала, поправила юбочку и продолжила.
Так легко, как в тот раз, я больше никогда в своей жизни не играла. Ведь случилось самое страшное – падение со сцены и юбка на голове. С кринолиновой широкой юбкой мне пришлось бороться в моем первом фильме «Старая, старая сказка», где я играю принцессу, с которой случаются невероятные приключения. А еще я боролась во время работы над этой картиной с любовью к замечательному партнеру Олегу Далю.

Олег Даль как цунами

С первого съемочного дня в фильме Надежды Кошеверовой «Старая, старая сказка» все мне только и говорили о том, чтобы я не влюбилась в Олега Даля. Олег тогда уже был звездой, московской знаменитостью, тогда как я – вчерашней выпускницей. Причем добрые люди мне рассказали о том, что Олег не хотел, чтобы принцессу играла я. Ему показали фотографии всех претенденток на эту роль, и его вердикт был: «Только не эта». «Не эта» - то есть не я.

Разумеется, в Олега Даля я влюбилась мгновенно. Не влюбиться в него было невозможно. Пронзительные синие глаза, вьющиеся черные волосы, ноги, растущие от ушей, длинные пальцы, как у музыканта, бархатный нервный голос… А еще Даль был дивным партнером, в нем не было амбиций, перетягивания на себя одеяла, никакой звездности и высокомерия.
От него исходила огромная горячая волна таланта и обаяния, как будто это было цунами. Более сильного по энергетике, по магнетизму партнера, как Олег Даль, в своей жизни я больше не встречала. Он был единственный артист, заменить которого до сих пор никто не смог. Сейчас много красивых, накаченных, шустрых артистов, но все они серые мышки по сравнению с Далем.
Благодарю судьбу за то, что мой первый партнер, и моя первая любовь – Олег Даль.

О театральном романе

Я была замужем за театральным гением – Анатолием Васильевым. Всегда считала, что у меня хороший характер, в браке с Васильевым поняла, что характер у меня не просто хороший, а замечательный. Потому что у Анатолия характер, мягко говоря, не сахар. Благодаря ему я научилась «держать удар», причем как в жизни, так и на сцене. Еще как научилась!
Моя театральная жизнь началась с драки. Я всегда мечтать играть в театре «Современник», потому что там играл Олег Даль. Но хотела, чтобы меня туда пригласили, а меня не приглашали. Тогда, послушав совета своего друга артиста Александра Ленькова, пошла в труппу театра Моссовета.

Легендарный режиссер Анатолий Эфрос пришел ставить спектакль «Турбаза», и на одну ролей ему предложили попробовать меня. На первой же репетиции, сама того не желая, я подралась с Александром Леньковым. Моей героиней надо было только дотронуться ладошкой до плеча Ленькова, показывая свое недовольство, но я, что называется, вошла в кураж. С пятого этажа репетиционного зала мы с Леньковым скатились до гардероба, где нас уже разнимали партнеры.
Анатолий Васильевич послал артистов со словами: «Бегите за ними, а то они убьют друг друга». В дальнейшем я часто била своих партнеров не на шутку. Возможно, поэтому стали говорить, что у меня скверный характер. На самом деле, характер у меня хороший. Только артисту приходится защищаться от садистов режиссеров.

О любимом ленинградце Константине Райкине

С Константином Райкиным мы дружим с юности. Нас объединил родной город Ленинград, и некая беззащитность (возможно, из-за нашей не совсем актерской внешности). Когда впервые я оказалась в знаменитой квартире Аркадия Райкина, куда меня пригласил Костя Райкин, передо мной открылась изощренная жестокость кинорежиссеров. Никита Сергеевич Михалков для эпизодической роли в картине «Свой среди чужих» заставил Костю Райкина побриться наголо. В результате лысый Костя Райкин представлял собой зрелище не для слабонервных. Режиссеры страшные садисты: блондинов заставляют перекрашиваться в брюнетов, толстым приказывают худеть на 25 килограммов, худым – толстеть. Они издеваются над артистами как хотят. После брака с Анатолием Васильевым, перед талантом которого преклоняюсь по сей день, зареклась – в режиссеров больше не влюбляться.

Как я стала женой режиссера Волчек

Бесконечное количество раз мне приписывали родственные отношения с Галиной Борисовной Волчек: то я - ее сестра, то племянница, то бедная родственница, то незаконнорожденная дочь. Но самой смешной была версия: мол, эта Неелова – «жена» режиссера Волчек.
В одну из репетиций спектакля «Три сестры», когда Валентин Гафт наотрез отказывался меня целовать, Галина Борисовна говорит: «Что делать? Давай я тебя поцелую, если он не хочет». На что я ответила: «Нет, уж, спасибо. Если вдруг кто-то из посторонних этот увидит, тогда за всю жизнь не отмоешься.

Тем более, что Валентин Гафт меня все-таки поцеловал. Да еще как поцеловал!
Первый раз я встретилась с Валентином Гафтом в спектакле "Записки Лопатина", где он играл Лопатина, а я - Нику. Но самым серьезным испытанием в партнерстве с Валентином Гафтом для меня оказалась сцена поцелуя в спектакле "Три сестры", в котором я играю Машу, а он -Вершинина.

Дело в том, что Валентин Иосифович терпеть не может играть любовь, и особенно интимные сцены с поцелуями, объятиями...Во время репетиций "Трех сестер" Гафт наотрез отказывался меня целовать, заявив, что сделает это уже на самой премьере. Перед самой премьерой Гафт как-то загадочно напомнил мне: "Я тебя сегодня поцелую, готовься".
Но он меня так поцеловал, что все мое лицо вошло в его ротовую полость и даже дальше, как в черный туннель. Видимо, после такого поцелуя через девять месяцев я должна была родить. Парик у меня оказался набекрень, шпильки в разные стороны, губы на щеках - словом, ужас. Как будто меня поцеловал не человек, а мангуст. С тех пор я стала избегать поцелуев с Гафтом, каждый раз придумывая какие-нибудь отговорки. Одна из самых распространенных -что я заболела, а Валентин Иосифович панически боится недугов. Весь Гафт состоит из парадоксов: он бывает чрезвычайно жесток или, наоборот, необычайно мягок, бывает очень теплым и нежным или очень холодным и черствым, словом, он бывает разным. Но когда он сидит за кулисами в ожидании своей сцены, я невольно себя подтягиваю, чтобы заслужить его одобрение.

О верном защитнике Валентине Гафте

- Первым раз я встретилась с Валентином Гафтом в спектакле «Из Записок Лопатина», где он играл Лопатина, а я – Нику. Но я тогда еще не знала, что Валентин Иосифович имеет странную особенность повторять во время спектакля одну фразу до тех пор, пока не добьется ее правильного звучания (если первый вариант ему не понравился). Когда в спектакле «Записки Лопатина» моя героиня говорит: «Я хочу вам рассказать о войне, только думаю – как бы это сделать покороче», герой Гафта повторяет предыдущую свою реплику: «Не хотите рассказывать о войне – не надо». В ответ я повторяю свой текст: «Я хочу рассказать о войне», а Гафт опять говорит: «Не надо». И так продолжалось минут пять.

Валентин Иосифович – мой верный защитник в течение всей жизни. Каждое мое огорчение он принимал близко к сердцу, и хотел мне помочь. После разрыва с одним мужчиной, причем мужчиной очень известным, Валентин Гафт повторял, прямо как в спектакле «Из записок Лопатина»: «Да его после этого ни один уважающий себя дом Москвы не примет».