Напряженный график | Карина Хисамутдинова
Это было по-настоящему свежее утро. Небо разлилось в приятной светло-голубой краске, раннее солнце нагло сочилось во все окна, наполняя комнату мягким светом. Такому же светлому, чистому настроению прекрасно подходили выбеленные стены и панорамные окна.
На кухне за небольшим столиком сидела девушка. Глаза её ещё не отвыкли ото сна, тонкая ручка нерезво помешивала трубочкой холодный кофе, звонко гремящий кубиками льда в первозданной тишине, прерываемой лишь лёгким щебетом птиц. Но не успел день ещё толком начаться, она уже была полностью счастлива.
Потому что сегодня у неё вы-ход-ной! На прошлой неделе рабочий план перевыполнен, отчеты написаны, документы отправлены, сегодня все младшие подчинённые отосланы с мелкими поручениями, от которых она имела смелость себя освободить, и сейчас этот день только в её распоряжении.
Ах, как долго она этого ждала! Теперь она наконец сможет... съесть мороженое, оставшись в одиночестве, никуда не спеша, со своими мыслями, которых накопилось за это время так много. Прогуляться по улице, не присматриваясь к клиентам, пройтись по магазинам в своё удовольствие. Или же... нет! Она останется дома. И прочитает парочку книг, что так давно ожидают своего часа в пыльном шкафу. Может, даже найдет минутку, чтобы послушать музыку. По ней не скажешь, но она очень любит музыку. А какие треки популярны в это столетие?
Допив кофе, она, подобно пушинке, взлетела с позиции у окна, едва касаясь пола, в быстром вальсе добралась до другого конца комнаты и упала на кровать.
Стало совсем тихо. Мягкая перина поглощала все звуки. Обратив взгляд на стоящий рядом домашний фонтанчик в форме дикого водопада, она только собиралась сказать: «Как же хорошо», – но радостную мысль оборвал противный звонок в дверь.
Она огорчённо зажмурилась. Только бы ошиблись адресом, да пусть это будет хоть старшая по дому, она и её стерпит, хоть проверка счётчиков, но только не с работы.
Нехотя открыв дверь, девушка увидела на пороге крупного мужчину в деловом костюме: белая рубашка, чёрный пиджак, да, всё по форме. Под мышкой он держал собственную голову: чёрноволосую, скуластую.
– Марана Степан-н-на, – неловко пробасил он.
Девушка смиренно выдохнула и после недолгой паузы одарила мужчину невесёлым, но внимательным взглядом, означающим «я тебя слушаю». Тогда тот, теряясь и переступая с ноги на ногу, продолжил:
– Бумаги, что вы приказали доставить, гм... Так меня к Яге лешие не пущают. Говорят, мол, нельзя низшим через границу переступать. Гм... – он снова замялся. – Велите обратно в офис нести? – последние слова прозвучали столь неловко, что Маре даже стало его жалко.
– Нет, Максим, не надо, – произнесла она на выдохе, понимая, что вот и пришел конец отдыху. – Я лучше сама их к ней снесу. Давай-ка сюда.
Она потянулась, чтобы помочь ему справиться с громоздкой кожаной сумкой, висящей на плече. Одной рукой неповоротливому Максиму это было сделать сложно, да ещё и так, чтобы не уронить голову.
Извинившись и потоптавшись напоследок на месте, он наконец удалился. А Мара пересчитала переданные ей справки. Всё на месте, в нужном количестве и подобающем оформлении, с восковой печатью и подписью кровью.
***
Грустно помахав ладошкой выходному дню, она понадеялась на хотя бы приятный вечер в одиночестве с бокалом крови и хорошей книгой перед сложными трудовыми десятилетиями. Запрыгнув в седло старого доброго велосипеда (общественный транспорт считала ниже своего достоинства), она набрала в смартфоне маршрут: улица Новосельская, перекресток Трёх Миров. И по улицам города, средь косых линий дорог, светофоров, узких тропинок и линий электропередач, помчался железный конь, поскрипывая ржавой цепью. Серебристые волосы, что она никогда не собирала, развевал игривый ветер.
Мимо мелькали прохожие, над чьими головами она ясно видела заветные цифры. Именно в этот срок она или её приспешники будут должны навестить страждущую душу. Тогда эти сгустки суеты, напрасных тревог и глупых надежд в одночасье обратятся в прах. Она много раз видела, как умирают люди, она, собственно, и была создана с целью обрывать их жизни в неугоду сердобольной Мокоши. Жизни летели мимо Мары, как неиссякаемый рой быстро несущихся пчел. Только успел привыкнуть к тому славному пареньку, что вчера ещё родился, а его уже хоронят внуки. Она не питала к ним ненависти, напротив, искренне не понимала, отчего такие песчинки тратят драгоценные мгновения на бесплодные переживания, обиды и сомнения.
Маневрируя в нитях пространства, она нескоро добралась до Чернолесья, где предстала у порога избушки на куриных ножках. Кругом темень да жуть. Громоздятся по земле вековые деревья, вгрызаясь ветками в далёкое небо. Где-то воют волки да кричат с берегов Лютоморья ундины.
Приставляя велосипед к небольшому холмику рядом с жилищем Яги, Мара недовольно шикнула на присматривающуюся к ней избушку:
– Ишь! Отойди, косолапая, – опасаясь, что неуклюжее строение случайно или нарочно раздавит её бедное средство передвижения, как карету Ивана-царевича пару столетий назад. Благо, тогда никто не пострадал.
От страха избушка резко отпрыгнула назад. Да так резко, что в дубовых стенах всё зазвенело и посыпалось.
Наружу, покачиваясь в дверном проёме на высоте двух метров, высунулась Яга. Стройная девица с чернющими, заплетёнными в лохматые дреды волосами до босых пяток. Губы красные, на щеках румянец. Это она от радости так похорошела, что часто бывает с ведьмами. А то порой ходит по лесу горбатой старухой, лешим на жизнь нелёгкую жалуется.
– Маряшка, родная! – завопила она, чуть не вывалившись с крыльца от покачивания избушки. – А ну сядь, проклятая! – обратилась Яга уже не к Маре. Избушка обиженно выдохнула и опустилась на землю. Поджав лапы, она подражала порядочному жилому помещению.
– Шо ж это ты так долго не захаживала? – продолжала моложавая Яга. – Проходи, проходи, – жестикулируя в сторону открытой двери.
***
Свернутый текст
У Яги было даже, можно сказать, уютно, если закрыть глаза на сушёные черепки, подозрительное варево в котле и какую-то странную возню в печке. В целом-то был обычный, почти деревенский домик: маленький столик, рядом скамеечка, молоко в глиняном горшочке. Кто-то, взглянув на эту обстановку, быть может, вспомнил бы дом бабушки, козлика и петухов. Правда, скорее в том случае, если бабка его жила в средневековье, где-нибудь в разгар чумы.
Мара скромно сидела за столом, теребя выбившийся локон, пока Яга носилась по комнате, накрывая на стол.
– Вот, как раз супчик из свежих мухоморов сварганила да богатырь в печке поспевает. Тебе со слезами или с кровью? Ой, да у меня ж ещё пауки в консервах!
Приятно, конечно, побывать в гостях да вспомнить былое (чего Яга долго ждать не заставит), но только вот таким темпом она и к ночи домой не доберётся. Прощай, выходной. В расстройстве Мара спешно достала из сумки бумаги и протянула их старой подруге:
– Я пришла с делом, – произнесла она строго. – Души в обмен на визит в Навь.
Спорить с богиней смерти в таком деле себе дороже, это знала даже Яга. Вот уже тридцать с хвостиком тысячелетий Мара заключает с ней эту сделку. Проход в мир, что обходят стороной даже сильные этого мира. Ибо черная ворожба Нави способна изменить, исковеркать, сломать душу не то что человека – бога. Эту участь познал и возлюбленный Ягини – красавец Велес. Спас её, а сам пропал на веки вечные. Вспоминая о нём, глядя на тусклый портрет, что прячет за печкой, Яга порой утирает украдкой слёзы. В такие минуты она становится самой дряхлой старухой...
Но с Марой-то уж точно ничего не случится! Эта бестия живучая. Хоть и ходит по лезвию, приплясывая.
Яга отложила готовку, присела за стол и, достав откуда-то клочок чёрной бумаги, выписала разовый пропуск, шмякнув в конце корявую подпись огненными чернилами.
– Благодарю, – Мара спрятала документ в нагрудный карман, привстала и уже было собралась уходить, как спохватилась, что рискует обидеть одинокую ведьму. Нет, ей до жути охота поскорее вернуться домой, хоть на короткое время, ощутить ту безмятежность, но...
Вылетевшая из пыльных часов кукушка, кашляя и чертыхаясь, проблеяла восемь раз. Богиня смерти осознала, что уже никуда не торопится.
Яга сразу все поняла, повеселела и прониклась воспоминаниями.
– А ведь мы с тобой лучшими ученицами в чародейской были, – принялась она стрекотать. – Самого Баюна в путаных чарах обходили. Ой, а помнишь, как ты того выскочку... в лягушку. Вот смеху-то было. А учителя нам...
Мара не любила всю эту ностальгию и уж тем более с удовольствием променяла бы память о своих глупых, детских выходках.
Но всё же это вечер она провела совсем не дурно, хоть и не так, как планировала: в компании старой подруги за чашечкой первой положительной.
***
График-то, чтоб его черти взяли: век-пятнадцать через сутки.