Впоследствии Маньяни напишет так о выборе профессии:
- «Очевидно, именно стремление к независимости заставило меня избрать свою профессию. Может быть, я избрала ее, потому что мне хотелось быть любимой, хотелось, чтобы мне дарили любовь, которую до сих пор мне приходилось только выпрашивать.
Как я начинала? Театральный зал после спектакля, недоеденный бутерброд, затхлый запах провинциальных лож, умывальник, всю ночь монотонно роняющий капли и доводящий вас до безумия... еще двести километров в поезде, и опять репетиции, и опять убегающий от тебя сон... и постоянное волнение перед выходом на сцену... Роли субреток, со скоростью молний пробегающих из конца в конец сцены со словами: "Обед готов, мадам". Отчаяние, тяжелые приступы хандры, слезы унижения...»
Так начиналась ее карьера, но как часто бывает в театре, помог счастливый случай. Молодая премьерша вышла замуж, ушла со сцены и Маньяни предложили занять ее место. Вместе с труппой она в 1928 едет на гастроли в Аргентину, влюбляется в красавца актера и собирается выйти замуж. Казалось, что мечты и надежды Анны вот-вот начнут сбываться. Но...
Накануне свадьбы жених погибает в автомобильной катастрофе, распадается театральная труппа и умирает бабушка, единственный по-настоящему близкий ей человек.
«В этот день, — вспоминала она об этом времени — да, именно в этот день проснулся мой мятежный дух, появилась сила, заставляющая выйти наружу что-то глубоко запрятанное и сопротивляющееся, теперь я могла кричать, когда чувствовала в этом потребность, и молчать, когда мне не хотелось говорить. Да, в этот день родилась МАНЬЯНИ..»...
...Актриса возвращается в Италию, ей 25 лет и опять все надо начинать сначала. Маньяни приглашают сниматься в кино. Но успеха ей это не принесло, режиссер, снявший ее в шедевре под названием «Княжна Тараканова» объяснил, что с такой внешностью вряд ли ее ждет блестящая карьера. Лицо Анны Маньяни - с темными кругами под горящими глазами, с растрепанной копной иссиня черных волос, ассиметричное и выразительное кажется трагической маской. Чтобы показать его на экране нужен особенный взгляд и талантливый режиссер, способный раскрыть его тайну... И Анна, привыкшая все брать с боя, идет играть в варьете. Талант, темперамент, бесстрашие, жажда успеха приносят свои плоды.
«Из всех милых женщин, что почтили своим вниманием мое ревю, одна была моим крестом и моей отрадой. Этот крест вонзился мне в самое сердце. Работая с ней, я каждое утро вставал и молился Богу, чтобы он уберег меня от больницы, от тюрьмы и от сумасшедшего дома». Это воспоминания постановщика ревю об Анне Маньяни... Спектакль становится модным и как-то с кампанией друзей туда забредает Гоффредо Александрини, блестящий красавиц, денди, актер и режиссер. Он влюбляется по уши в мятущуюся по сцене растрепанную валькирию с раскрашенным лицом, распевающую хрипловатым, низким голосом скабрезные куплеты. Они становятся мужем и женой, Анне 27 лет и она не раздумывая бросает театр, удачно начавшуюся карьеру и становится образцово-показательной итальянской женой...
...«Уж очень я влюбилась в него. Я больше не думала о театре. По правде сказать, я вообще перестала думать, и когда он спросил: "Может, поженимся?" — я сразу ответила да. Если бы он меня спросил: "Может, бросимся в Тибр?" — я тоже ответила бы да.
«В течение семи лет, прожитых с мужем, — вспоминала Анна, — я познавала, что такое счастье, ревность, сомнения и гнев... Когда позднее я узнала, что у моего мужа были другие встречи, другие женщины, я чуть не сошла с ума... Я угрожала, вопила, топала ногами, плакала... Я была так несчастна... и мы разошлись. Я человек трезвый и во всем отдаю себе отчет. Гоффредо всегда был мне хорошим мужем, и смею ли я сердиться на него за то, что в какой-то день он предпочел мне другую женщину? Нет, я сама была виновата. Ведь я могла бы прикидываться, ловчить, смотреть на все сквозь пальцы. Но я не умею этого. Женщины вроде меня подчиняются только тем мужчинам, которые способны властвовать ими; я же никогда не встречала того, кто бы мог властвовать мной».
Как вы думаете, могла быть у этой женщины счастливая, тихая семейная жизнь? Вы представляете такого мужчину, который бы осмелился войти в клетку и жить с тигрицей, которая только кажется спокойной, милой кошечкой?
Крушение личного счастья вернуло Маньяни к тому, что она умела, — к сцене и экрану. И в 1945 г. наступает ее звездный час. Она знакомится с молодым режиссером Роберто Росселлини и он предлагает ей роль в фильме «Рим — открытый город». Этот фильм сделал ее мировой знаменитостью. Именно такую героиню ждала Маньяни все эти годы. Актриса сыграла ее на одном дыхании, без репетиций, точность «попадания» в образ была поразительной. Простолюдинка, римлянка, плоть от плоти этой земли, сыграла простолюдинку, темпераментную, сильную, любящую. Родилась новая звезда итальянского кино. «Рим открытый город»стал манифестом неореализма, а Анна Маньяни стала его лицом. С Росселини Анну связывало глубокое, страстное взаимное чувство. Но и этому гражданскому браку не суждено было стать для актрисы спокойной, тихой гаванью. Они прожили вместе семь лет.
«Одиночество, пожалуй, любит меня больше, чем я его», говорила Анна.
После расставания с Росселлини она вновь с головой уходит в работу и за пять лет она снялась у ведущих режиссеров Италии в 13 фильмах.
Но время идет, неореализм теряет свою популярность, забываются трагические военные годы, всем хочется красоты, музыки, тишины и покоя. Красавицы Софии Лорен, Джина Лолобриджида, Клаудия Кардинале, появляются на экране, а Анну перестают снимать.
Спасением от вынужденного бездействия становится Голливуд. Ее приглашают сняться в фильмах по пьесам Теннеси Уильямса «Орфей спускается в ад» и в «Татуированной розе». За этот фильм она получает «Оскара». У нее блестящие партнеры - Марлон Брандо, Берт Ланкастер, но в Америке ей тоскливо, она обожает Рим и Италию и на пике голливудской карьеры возвращается домой.
Много работает в театре. Самыми знаменитыми ролями становятся главные роли в спектаклях «Волчица» и «Медея» Это были ее героини, ни в чем не знающие меры, ни в любви, ни в ревности, ни в ненависти. Она триумфально гастролирует по Европе и даже в России. О ней вспоминают в кино и приглашают сняться в 3 фильмах на телевидение. Поначалу актрису возмущала сама мысль о том, что она «будет в каждом доме наравне с тарелкой спагетти и детским горшком», но потом соглашается. Первый же из них, «Певица», вызвал буквально шквал восторга, но последний, «1870», ей уже не удалось увидеть. Неизлечимая болезнь быстро отбирала силы. Она чувствовала приближение конца и говорила:
«Я боюсь смерти, страшно боюсь. Это трагедия, в которой ничего нельзя изменить. Больше не существуешь — и все... Невозможно переделать чью-то жизнь, невозможно помочь другим жить по-иному. И в твоей жизни тебе тоже никто не сможет помочь. И не надо стремиться что-то менять, не надо... И все-таки, если бы я только могла, сколько бы я переделала!» Переделывать уже было некогда, но одно она успела — помириться с Росселлини: Гордая женщина позвонила ему и сказала «Роберто, ты нужен мне». И он примчался и был с ней до последней минуты. А когда ее не стало, похоронил в своем семейном склепе и позаботился о ее осиротевшем сыне.
Ей не дано было услышать ту последнюю овацию, которой 28 сентября 1973 г. прощался с ней Рим. В день похорон Маньяни все учреждения в Риме были закрыты, никто не работал. Когда выносили гроб , площадь взорвалась аплодисментами. Тело Маньяни несли, а расступающаяся толпа все аплодировала и аплодировала — последнему ее выходу. Рим прощался со своей любимицей.
Когда-то актриса сказала: «Не знаю, отчего гримеры прилагают столько усилий, чтобы скрыть мои морщины? Знали бы они, сколько горя и сколько боли мне пришлось пережить, прежде чем они появились».
Она и была одной из немногих актрис, которая прожила свою жизнь без грима...