Но как могло случиться, что человек, неограниченно правивший Румынией почти 25 лет, лично подбиравший и расставлявший все кадры, оказался жертвой своего ближайшего окружения?
У того тоже совершенно стабильный, казавшийся несокрушимым режим внезапно рассыпался в прах, протек между пальцев. Его тоже предало ближайшее окружение, и он тоже бежал из своей столицы на вертолете, после чего за ним развернулась охота с целью убийства. Януковичу повезло, его спасла Россия. Чаушеску СССР не спасал.
Кстати, в обоих случаях наблюдатели говорят о работе западных спецслужб, подготовивших соответствующие перевороты. Почерк действительно похож, и участие западных спецслужб в обеих трагедиях отрицать было бы глупо. Но повторим, если Янукович расставлял свои кадры всего четыре года, то Чаушеску занимался этим 25 лет. А до него с "агентами Запада" двадцать лет боролся Георгий Георгиу-Деж. В результате же получилось, что практически вся партийная верхушка, армия и госаппарат Румынии были прозападными.
Первенец многовекторности
Думаю, что истоки краха Чаушеску необходимо искать в проводившейся им политике. Внутри страны до 1970 года Чаушеску вел достаточно либеральную (по сравнению с остальным социалистическим лагерем) внутреннюю политику (свобода печати, свобода распространения западной прессы, свободный выезд из страны). Однако после 1970 года либеральный курс был резко свернут, маятник качнулся в другую сторону – режим стал даже более жестким, чем в соседних социалистических странах.
Зато во внешней политике Чаушеску продолжил взятый в 1965 году курс, который в терминах нынешнего времени назвали бы "многовекторным".
Он осудил подавление Пражской весны и ввод советских войск в Афганистан, сохранил дипломатические отношения с Израилем и Пиночетом, в то время как СССР с союзниками их разорвали, занял нейтральную позицию в конфликте СССР с Китаем (во время вооруженных столкновений на острове Даманский).
В то же время Румыния сохраняла членство в СЭВ и Организации Варшавского договора.
Внешнеполитическая гибкость позволяла Чаушеску, используя преимущества членства в СЭВ, брать также западные кредиты и использовать их для обеспечения в Румынии ускоренного экономического роста. Однако была одна проблема: Запад не планировал открывать свои рынки для румынских товаров, а страны СЭВ свое экономическое взаимодействие, включая торговлю, планировали. И место на рынках СЭВ для внеплановых румынских товаров также отсутствовало.
В результате с 1980 годов Румыния начала испытывать экономические трудности. Запад готов был помочь кредитами, но потребовал взамен выхода Румынии из СЭВ и ОВД. Чаушеску отказался. Его идея заключалась не в том, чтобы уйти из-под опеки СССР в вассалы Запада, а в доении "ласковым теленком" обеих коров.
Чтобы избавиться от зависимости от Запада, Чаушеску начал кампанию по досрочному возврату западных кредитов. К моменту его свержения Румыния, ценой существенного десятилетнего напряжения и снижения уровня жизни широких масс, полностью расплатилась с долгами. Но судьба Чаушеску была решена в тот момент, когда на Западе поняли, что он планирует и дальше сохранять многовекторность.
Выигрывают те, кто определился
Дело в том, что политика многовекторности, которая так нравится восточноевропейским лимитрофам и многим постсоветским государствам, лимитирована во времени и пространстве. Ее проведение возможно лишь в короткие исторические эпохи, когда на определенных территориях поддерживается баланс сил между СССР (Россией) и США (Западом). Пока Москва и Вашингтон уравновешивают друг друга, лимитрофы могут маневрировать, выдерживая позицию формального нейтралитета и даже позволять себе значительную самостоятельность в принятии решений. Давление одной стороны будет компенсировано другой стороной.
Но стоит только одной из сторон ослабеть, как это произошло с СССР во второй половине 80-х, как вторая получает практически полную свободу рук в отношении нейтралов. С этого момента можно быть только полноценным союзником либо одной, либо другой стороны.
Так, например, Запад не посмел слишком активно вмешиваться в дела современной Беларуси, поскольку во второй половине 90-х Лукашенко оформил полноценный союз с Россией. В этих условиях любая попытка прозападного государственного переворота в Минске была бы пресечена, в том числе и с помощью Кремля.
В это же время Шеварднадзе (Грузия), Кучма (Украина), Акаев (Кыргызстан), Воронин (Молдова) и Янукович (опять Украина) пытались играть по правилам многовекторности. И каждый из них получил свое издание цветной революции. В конце 80-х годов такие "революции" в Восточной Европе называли "бархатными", подчеркивая их бескровность, но в Румынии в 1989 году, как и на Украине в 2014 году, бескровно не вышло – состоялся вооруженный переворот.
Многовекторность опасна
Так почему же внешнеполитическая многовекторность так опасна для государств, пытающихся проводить такой с виду коммерчески выгодный курс? Дело в том, что для обслуживания такого рода политики требуется создать соответствующий персонал. То есть государственная, военная, финансовая элита, лидеры общественных мнений и общество в целом делится на две части – сторонников прозападного курса и сторонников пророссийского курса.
Только хрупкий баланс между этими двумя частями общества и элиты позволяет государству сохранять устойчивость.
Как только одна из групп получает перевес, усиливается противодействие второй группы, раскол усиливается, незначительные противоречия становятся серьезными, а затем непримиримыми. Противостоящие внутриполитические группировки обращаются за поддержкой к своим внешним партнерам.
Romania 1989
Стоит только какой-то из внешних сил (даже на короткое время) получить перевес, как при ее поддержке конфликт тут же переходит в стадию активного гражданского противостояния, которая может быть выражена хоть "бархатной" (цветной) революцией, хоть кровавым вооруженным переворотом.
Таким образом, лимитрофные режимы, ориентированные на проведение многовекторной внешней политики, сами создают внутри своей страны предпосылки к внешнему вмешательству и, в конечном счете, перевороту. Создаваемая ими структура управления инициирует раскол элит и общества на прозападную и пророссийскую группировку. В то же время сам режим, не являясь ни полностью прозападным, ни полностью пророссийским, не устраивает ни одну, ни другую сторону. Каждая предпочла бы сменить его на что-то "более свое".
Итог всегда печален. Рано или поздно хрупкий баланс нарушается и к власти приходит одна из сторон, начинающая немедленно ущемлять в правах и подавлять другую. Жесткость и даже жестокость подавления зависит от того, как долго длится, а следовательно, как далеко зашел внутренний конфликт. В конечном итоге это может вылиться в простое отстранение от власти, может завершиться посадкой лидеров проигравшей стороны в тюрьму, а может дойти и до их убийства.
Так что политика однозначного выбора союзника, принятая на вооружение той же Беларусью (союзной России) или Прибалтикой (сразу выбравшей ЕС и НАТО) является более перспективной с точки зрения устойчивости и внутренней консолидированности режима.
Балансирование ограничено по времени
Политика многовекторности может проводиться не только на балансе между Россией и Западом. Например, польская многовекторность предполагает, что Польша, с одной стороны, является членом ЕС, претендующим на одну из ведущих позиций в этом объединении, а с другой стороны, Варшава вассал по отношению к США. Эти две политические линии в среднесрочной перспективе абсолютно непримиримы.
Между тем в Варшаве сформирована как национальная элита, видящая Польшу одним из лидеров ЕС и безусловным лидером Восточной Европы, так и глобалистская элита, считающая, что Варшава должна послушно следовать в фарватере американской политики. На сегодня противоречия между этими двумя линиями не достигли серьезных значений. Но они нарастают, и, по мере нарастания противоречий между ЕС и США, будут работать на дестабилизацию польского государства.
Трагический опыт Чаушеску свидетельствует о том, что балансировать между двумя центрами силы можно в течение короткого времени, решая ограниченные тактические задачи.
Стратегически же государство должно быть ориентировано на выбор одного союзника. В противном случае оно само формирует альтернативные элитные группы, борьба которых ведет к его дестабилизации и, в перспективе, краху – либо государства как такового, либо политического режима, либо и того, и другого. Особенно этот урок актуален для лимитрофного пояса постсоветских и постсоциалистических государств Восточной Европы.
