— Нет, мои родители были далеки от искусства танца: мама преподавала в школе физику и математику, а папа был музыкантом. А танцем я «заболел» сам после того, как в трехлетнем возрасте посмотрел «Жизель», и тогда решил, что обязательно буду танцовщиком, и не простым, а звездой. Я не понимал тогда, как трудно быть в этой профессии, ведь дети не понимают, на что они себя обрекают. Мама показала меня людям, понимающим в танце, и когда ей сказали, что у нее очень способный мальчик, она стала помогать мне в осуществлении моей мечты как могла, не считаясь со своими делами и интересами. Поэтому, когда в 13 лет меня приняли в Московское хореографическое училище и нужно было переехать из Тбилиси в Москву, она не колеблясь сделала это, несмотря на то, что, хоть и была москвичкой, не любила столицу.

— У Вас появились друзья в столице?

— Да, но они все не из балета. В театре у меня не друзья, а коллеги, а с коллегами дружить очень опасно: может сложиться такая ситуация, что человек, которого ты считал другом, окажется по другую сторону баррикад. Приходилось сталкиваться с самыми для меня неприемлемыми чертами — трусостью и завистью. Во мне сочетаются черты и Волка, и Красной Шапочки, ведь, когда идешь вперед, за свое место в жизни приходится бороться.

— Любите ли посещать тусовки, общаться с коллегами вне театра?

— Мне по статусу положено бывать на определенных мероприятиях, но я к этому не стремлюсь: я и так не обделен вниманием. С удовольствием бываю на вечерах, которые устраивают организаторы премии «Золотая маска». Во-первых, потому, что долгое время был единственным актером, завоевавшим три «Маски» подряд (сейчас меня догнал Костя Райкин). Кроме того, как-то мне поручили вручать эту премию, довелось быть и в жюри.

— Вы не устали от своей популярности?

— Популярность бывает разная. Иногда человека просто «раскрутят», а он в общем-то собой ничего не представляет. Но балет — это другое искусство, в нем нельзя стать популярным, если ты не личность. В балете неинтересно быть не звездой — во всяком случае на мой характер.

Наконец пред нами предстала героиня нашего рассказа — черная с белым, миниатюрная кошечка явно не аристократического происхождения. Не обращая ни на кого внимания, она улеглась на белоснежном теплом полу и так умело позировала фотографу, что мы даже перестали разговаривать, а просто любовались изящным животным. Я все время боялась, что она покинет наше общество и торопила Сережу со съемкой, но Николай успокоил меня, сказав, что она не боится чужих и никуда не спрячется и не уйдет.

В вашей редакции наверняка полно фотографий таких кошек, ведь она самая простая, — заметил Николай.

— Но это ведь не умаляет ее достоинств и Вашей любви к ней. Расскажите, как она появилась и первая ли она кошка в Вашей жизни?

— Лично моя — первая. Когда-то эта квартира была коммунальной, но мы жили с соседями как одна семья. Как-то соседка купила в переходе черненькую, самую обыкновенную, совсем крошечную кошечку, которая стала членом нашей коммуны. Назвали ее в честь персонажа Людмилы Гурченко в фильме «Любовь и голуби» — Раисы Захаровны. Мы все очень любили эту картину — и назвали кошку Раей.

Когда пришла пора нам разъезжаться по отдельным квартирам, решили, что кошка поедет с соседкой, которую Рая считала своей хозяйкой, потому что она ее кормила. Вскоре мне стало не хватать ее, к тому же всегда хотелось иметь кошку. Но я понимал, насколько это ответственно, и не решался: ведь мне часто приходится уезжать. Так я пребывал в сомнениях, пока приятельница не пообещала, что на время гастролей она будет заботиться о моей питомице.

А тут вдруг позвонил приятель и сказал: «Ты котенка не хочешь? Мне на работу женщина принесла котят и сказала, что если никто не возьмет, то она вынуждена будет их утопить». Я спросил: «А черненькие есть?» и, получив утвердительный ответ, поехал.

Так эта черная с белым кошечка и появилась у меня. Была она совсем маленькая, наверное, месячная. Я ее выкармливал, а вот имя никак не мог придумать. Пробовал всякие, но она ни на одно не реагировала, а как-то раз кошка что-то уронила, и я сказал: «Ну что ты за растяпа!» Она внимательно посмотрела на меня, и я понял, что на кличку Тяпа она будет отзываться.

— Как сложились отношения с Вашей питомицей?

— Ну как? Я снимаю у нее угол, а хозяйка в доме — она. Тяпа достаточно доброжелательна, многое мне разрешает. Иногда даже спать на кровати, если после ее водворения туда мне остается какая-то, конечно, не центральная ее часть. Сдвинуть Тяпу с середины невозможно. Меня вот что поразило. Как только я ее принес и постелил бумажку, она поняла, что делать нужно именно на нее, и потом всегда пользовалась только лотком и никогда никаких проблем не было. Вы знаете, наверное, что кошки очень злопамятны и мстительны, и если я, с ее точки зрения, сделал что-то не так (скорее всего, не проявил к Ее Величеству должного внимания или не позволил ей залезть на стол), то она, если хочет высказать свое «фе», подкараулит в коридоре и бросится на ноги. Она, конечно, крутая, но у меня-то характер покруче, так что победа остается за мной.

— Николай, я читала, что для Вас специально была поставлена «Пиковая дама». А еще что? Какую партию Вы хотели бы исполнить?

— Вообще, в моем поколении ни для кого ничего специально не ставят, а мне просто повезло — так сложились звезды.

— Отказываетесь ли Вы от партии, если она не кажется Вам интересной?

— В начале своего творческого пути, когда я еще не был «священным чудовищем», я танцевал все, что мне предлагали, тем более, что это были интересные работы. Теперь танцую только то, что мне хочется.

— Вы много ездили по миру. Какая аудитория Вам больше понравилась? Где было приятнее выступать?

— Мне абсолютно все равно, какая публика меня смотрит, но ездить я люблю больше в Европу, где много культурных ценностей. Что же касается того, где лучше, то, конечно, дома.

— У Вас очень красивая квартира, какая-то необычная обстановка... Вы сами все придумали или приглашали дизайнера?

— Нет, я все делал сам. Поэтому люблю бывать дома и очень завидую своей кошке, которая может оставаться, а я вынужден идти на работу. При этом Тяпа смотрит на меня с пониманием: «Иди, иди, ты же должен зарабатывать мне на пропитание!»

— А теперь вопрос, может быть, и не вполне деликатный. Вы, конечно, еще очень молоды, но век артиста балета короток. Готовите ли себе «запасной аэродром»?

— Ну начнем с того, что по балетным меркам я совсем не молод — мне уже тридцать три. Но я уже позаботился о своей «старости»: работаю педагогом в театре, преподаю в балетной школе, веду передачу на канале «Культура». Попробовал себя и в другом плане: танцую в мюзикле. У меня все замечательно: я попробовал себя в разных ипостасях и без страха смотрю в будущее.

— Видите ли Вы себя в будущем женатым человеком?

— Ни в коем случае. У меня и так не было ни детства, ни юности — только учеба, и теперь, когда я кое-чего достиг, основные рубежи преодолены, я дожил до возраста, когда можно не только убиваться из-за балета, но и немножко пожить для себя, повеселиться и получить от жизни кайф, ведь о юности мне нечего вспомнить, кроме того, как я сдавал экзамены и выходил на сцену. Я где-то читал, что земля — это ад, куда человека посылают, чтобы подвергнуть его испытаниям, а то, что судьба сделала меня артистом балета — это и есть серьезное испытание, ниспосланное мне свыше. (Смеется).

— А сейчас кроме театра, балета, успеваете чем-то интересоваться, что-то читать, смотреть?

— Я люблю историческую литературу, хотя история — это наука очень относительная. Читал Карамзина, Соловьева. Время, свободное от балета, заполняют кино, театр, путешествия... Политику не люблю, и когда смотрю «Новости», вспоминаю фразу из «Собачьего сердца»: «Не читайте за обедом советских газет». Послушаешь новости, и кажется, что уже все: Армагеддон пришел и стучится в дверь. Конечно, надо знать, что происходит в мире, но страшновато, и настроения положительного не создает.

— У Вас много наград. Какая наиболее дорога?

— Первая государственная премия, хотя к этому времени я был уже народным артистом, дважды лауреатом «Золотой маски» и обладателем всех возможных балетных призов. Когда я пришел в Кремль за этой премией и увидел маститых актеров, которые получали ее вместе со мной, 27-летним, я стоял и думал: «Мама, это же я среди таких людей!» К сожалению, мамы в то время со мной уже не было.

— Как Тяпа относится к гостям?

— Спокойно: не прячется, но и не досаждает своим обществом. На стол не лезет. Если человек ей импонирует, то соблаговолит поиграть с ним, но не более. Она очень различает людей, которые у меня бывают. Когда-то у нее был клещ в ухе, и мой приятель, приехавший из Ленинграда, держал ее, пока сестра чистила ей ушки. Кошка запомнила его, и с тех пор, когда он приезжает, издает грозное шипение и прячется.

— Она в отместку не помечает его обувь?

— Ну что Вы! Таких подлостей она не делает, и мне нравится в ней то, что свое неудовольствие она выражает открыто: может подскочить и оцарапать, а не будет мстить исподтишка.

— Вам приходится ее за что-нибудь наказывать?

— Когда мешает мне или начинает царапаться, я запираю ее в ванной. Правда, сидеть долго ей не приходится: такие концерты там начинает, что лучше ее выпустить, тем более, что за время «отсидки» она успокаивается.

— А если Вам хочется ее приласкать в данный момент, она разрешает Вам это?

— Я просто беру ее на руки и держу сколько мне надо, и она не возражает. Я хорошо помню Киплинга и его кошку, которая гуляла сама по себе, поэтому не пытаюсь вмешиваться в жизнь Тяпы, и она не вмешивается в мою. Иногда она сама приходит ко мне, когда я сижу у телевизора, и так мы можем сидеть долго — и обоим хорошо. Не подходит — я ее не принуждаю. Поэтому у нас и сохраняются хорошие отношения.

— Что-то изменилось в Вашей жизни с появлением кошки?

— Да, стало как-то уютнее. Сейчас я даже не представляю себе, как это я жил без нее. Мы так привыкли друг к другу.

Журнал «Друг кошек» 2006 год