Российское руководство – и это отчетливо заметно по последним заявлениям президента России – понимает, что происходит разрушение основ международного права и системы международных отношений. Россия готова к тому, что формирующийся многополярный мир станет пространством многоуровневой конкуренции. Переход к многополярности может оказаться периодом борьбы без правил, к чему толкают мир США и некоторые из их политических сателлитов. Но Россия считает, что переход к многополярности может быть совершен в существенно более «спокойном» и управляемом режиме с относительно понятными правилами игры.

Сам факт появления такой инициативы о диалоге глобальных лидеров говорит о готовности России как наименее амбициозной на сегодняшний момент «великой державы» взять на себя роль организатора процесса, масштабировав потенциал «политического брокера», наработанный в ходе посреднических усилий на Ближнем и Среднем Востоке.

Вопрос, конечно, не в «разделе мира», что сейчас невозможно ни в колониальных, ни в неоколониальных форматах, включая и форматы цифрового инвестиционного неоколониализма (особенно если кризисные процессы в мировой экономике серьезно затронут систему финансово-инвестиционной взаимозависимости). Речь идет о необходимости выработки относительно прозрачных и понятных правил игры, ограничивающих возможности эскалации конфликтов. Как показывает практика, они оказываются значительными даже при стремлении сторон к ограничению дестабилизирующего эффекта, как события декабря 2019 – января 2020 в Иране и Ираке.

Будучи ограничителями военно-силовой конфронтации, новые «правила игры» должны регулировать и процессы регионализации. Последние становятся ключевыми в мировой экономике, но потенциально способы вызвать дестабилизацию и даже распад традиционных макрорегионов.

Иными словами, речь идет о том, чтобы новая архитектура глобальной политики и экономики была выработана эволюционным, несиловым путем, а не стала результатом региональных и межрегиональных конфликтов и нового передела мира.

Интерес к российскому предложению показал общую обеспокоенность даже крупнейших стран мира относительно того, что под воздействием сложных и непредсказуемых внутриполитических проблем политика США станет более агрессивной. Он также показал, что даже крупнейшие государства мира, включенные формально в «коллективный Запад», не имеют достаточных ресурсов, чтобы сдерживать новый американский «однополярный эгоизм», масштабы которого были обозначены Дональдом Трампом на экономическом форуме в Давосе.

Предварительные предположения
В связи с этим сформулируем важные для понимания процессов формирования новых правил игры позиции.

Во-первых, условная «Новая Ялта» будет, скорее, продуктом геоэкономики, нежели геополитики. Она должна и отражать, и в перспективе регулировать процессы гармонизации геоэкономических интересов ведущих стран мира. Это важно при переходе от тормозящей, в чем-то «выгоревшей» глобализации, не дающей возможностей социально-эффективного экономического роста, к существенно более динамичной регионализированной экономике.

В идеале «Новая Ялта» должна «развязать» гибридное политико-экономическое состояние глобальной конкуренции, доведенное Трампом до тупика.

Постоянные члены Совета безопасности ООН и официальные ядерные державы могут инициировать диалог, но никак не монополизировать его. Они могут лишь предложить свое видение миру, продемонстрировав, что по праву продолжают иметь мандат на первенство в мире, в чем многие стали сомневаться, а ядерное оружие сохраняет функцию ограничителя глобальной конкуренции, но не более того.

Во-вторых, стабильная система перехода к многополярному миру не может не включать в диалог новые центры экономического и военно-политического влияния, обладающие полным государственным суверенитетом.

В числе таких стран, безусловно, можно выделить Индию, Иран, Аргентину, Индонезию, Египет, Вьетнам, Турцию. Страны, обладающие частичным государственным суверенитетом – Япония, Польша, Германия, Саудовская Аравия – могли бы делегировать в процессе этого диалога свое право совещательного голоса политической метрополии и/или оккупирующему государству, то есть США. Странам Новой Евразии важно найти правильное место в этой системе.

В-третьих, любой диалог о глобальном мироустройстве должен протекать на стыке слабеющих процессов глобализации и формирующихся региональных экономических пространств. Такой диалог должен включать в себя и обсуждение рамок развития региональных экономических и политических сообществ, их статуса в современном мире.

С этой точки зрения ключевой может стать проблема целесообразности существования и политический статус, например, НАТО. Альянс явственно перерос разрешенные ООН рамки региональной системы безопасности. Но речь в принципе идет о необходимости постепенного замещения становящихся неэффективными глобальных механизмов политического и экономического регулирования региональными.

«Новая Ялта» вряд ли будет результатом однократных договоренностей. Возвращение к миропорядку, задуманному тремя политическими гигантами в Ливадийском дворце, невозможно. Да и сам «ялтинский» миропорядок оказался недолговечным и, фактически, начал разрушаться уже в Потсдаме.

Это произошло во многом потому, что в его основе не было важнейшего компонента: ядерного сдерживания, похоже, остающегося фундаментальной основой для построения любых, даже самых демократичных «правил игры».

Признавая значимость ядерного оружия, которое и сейчас рассматривается как право на геополитические решения, важно исходить из динамичных перемен, наблюдаемых нами в современном мире. Основой конкуренции крупнейших игроков в постглобальной системе будет геоэкономическая конкуренция, то есть соревнование за обеспечение экономических интересов в больших пространствах на длительный срок.

Поэтому «Новая Ялта», скорее, будет процессом выстраивания адекватных механизмов балансирования интересов крупнейших игроков. Но адекватных не современному состоянию мировой политики и экономики, как мы видим, нестабильному и противоречивому, а перспективным глобальным геоэкономическим тенденциям.

«Новая Евразия»: на полях или в центре процесса?
Закономерен вопрос: какая же роль в намечающемся диалоге может быть у стран Новой Евразии и у всего постсоветского пространства, в последние годы интенсивно утрачивавшего свою геоэкономическую целостность и самобытность?

Ответ во многом зависит от способности элит стран постсоветского пространства здраво оценивать уже вполне оформившиеся в глобальной экономике тенденции. Участие в том или ином виде в намечающемся глобальном диалоге будет высшей формой реализации их национального суверенитета, определяющей ключевой вектор развития на ближайшие годы – во всяком случае, пока окончательно не оформятся новые ключевые институты.

До этого малым и средним государствам не только в Евразии, но и в мире в целом придется действовать в условиях стратегической неопределенности и многоуровневых рисков. А также стремиться к тому, чтобы быть частью коалиций, способных обеспечить как минимум относительно справедливые «правила игры».

Попытки «стратегической многовекторности» в нынешних геополитических условиях лишь усилят существующие риски.

Россия заинтересована в том, чтобы через механизмы диалога геоэкономически «легализовать» Евразийский экономический союз, существенно повысив его привлекательность как партнерской платформы не только для стран Евразии. Уже сейчас можно говорить о резком росте потенциала ЕАЭС в качестве торгово-расчетной платформы на фоне существенного роста агрессивности американской санкционной политики. Это в самое короткое время приведет к перерастанию Союза и его институтов из чисто расчетного механизма в кредитный, а затем – и в инвестиционный.

Сможет ли ЕАЭС преодолеть внутренние противоречия и сформулировать новое видение процессов региональной геоэкономической универсальности и регулятивных норм? Это потребует от стран-членов выхода за рамки текущих, во многом тактических, интересов и противоречий.

Устойчивость условной «Новой Ялты» станет результатом не только баланса сил и интересов на мировой арене, но и внутренней устойчивости важнейших государств.

Нынешняя «попытка диалога» касается, прежде всего, государственного суверенитета, его роли для национального развития.

Советская элита начала Второй мировой войны и элита Ялтинской конференции принципиально отличаются – возможно, не только «по лицам», хотя и здесь есть разительные отличия, но по духу и настроению. То было поколение победителей, несмотря на все известные недостатки и проблемы понимавшее свое лидирующее место в мире. И сейчас Россия должна, как минимум, попытаться отфиксировать новое состояние элиты, при всех издержках сумевшей начать восстанавливать национальный суверенитет и достигшей в этом существенных успехов. Такая же возможность существует для элит других стран постсоветского пространства, подвергающихся нарастающему давлению извне Евразии.

Но для этого нужно осознать, что национальный суверенитет может быть сохранен только в рамках большого и геополитически защищенного пространства.

Конечно, руководство России ясно обозначило, что считает исключительно экономическую интеграцию недостаточной, предложив надстройку социокультурными и политическими компонентами. Речь идет о военно-политическом взаимодействии, сохранении общего исторического наследия, ядром которого является победа в Великой отечественной войне 1941‑1945 гг., а также о политических обязательствах, в том числе в отношении русского и русскоязычного населения, что вызывало в ряде стран постсоветского пространства немалое напряжение.

Но ведь эти аспекты – в совокупности с углубленным экономическим взаимодействием – и есть та самая геоэкономика, в эпоху которой мы вступили. И вполне логичным кажется, чтобы партнеры по евразийской интеграции, если они хотят иметь в соответствующем диалоге заметный голос и на глобальном уровне, придерживались бы общего понимания собственных истоков, чтобы лучше видеть цель.

Иными словами, перед странами «Новой Евразии» стоит явственный выбор – остаться «на полях» глобально значимого диалога, или занять достойное место в его «ядре».