В реальности это не так. Мы далеко не единственная такая страна.
После серии «бархатных революций» в Восточной Европе и распада Организации Варшавского договора в бывших социалистических странах была запущена ревизия официальной истории XX века. В часто поминаемой в связи с этим Польше это приобрело наиболее широкий размах, но не остались в стороне и все остальные республики – в их историографиях был прописан образ невинной жертвы тоталитарного советского режима.
Единственным исключением стала Восточная Германия, чей образовательный стандарт был жестко (с массовыми увольнениями историков) стандартизирован с западногерманским. Попытки завести на немецком языке польско-прибалтийскую песню про без вины виноватых овечек и красного волка пресекались, поскольку это влекло за собой оправдание нацистского режима.
Но всего через несколько лет восточным немцам, как бы в компенсацию, был предложен другой исторический миф – о восставшем свободолюбивом народе, который снес Берлинскую стену и своим смелым открытым действием объединил Германию в единое государство.
Это не ложь, это полуправда, но в чем-то она даже хуже лжи.
Объединение ГДР и ФРГ – не та цель, из-за которой Запад был готов бросить вызов пускай и основательно одряхлевшей, но все еще могущественной советской державе. Поэтому оно стало возможным только благодаря тому, что Советский Союз дал на него свое «добро». Когда президент США Рейган обращался к Михаилу Горбачеву с призывом «разрушить эту (Берлинскую) стену», он не ошибся с адресатом. И если бы адресат не прислушался, все благие объединительные намерения немцев и все их «демократические митинги» ушли бы в песок.
Теперь русско-советскую роль в столь грандиозном для немцев событии пытаются перечеркнуть. Правда, остаются при этом в рамках приличий: официально руководители и дипломаты ФРГ эту роль признают и по случаю озвучивают благодарности в адрес СССР и Горбачева лично, но внутри страны говорить, писать, лишний раз напоминать об этом как-то не принято. «Сами справились».
Это наглядная иллюстрация того, что в мире большой политики плату за великодушие в виде одной лишь «исторической благодарности» принимать нельзя: это слишком низкая цена, но и ее в итоге не заплатят. Виза Горбачева на поглощении одного члена ООН (ГДР) со стороны другого члена ООН (ФРГ) стала колоссальной ошибкой отечественной дипломатии, которая стоила нашей стране очень дорого.
Доказать этот тезис легко: как минимум мы могли получить от немецких властей нейтральный статус Германии и материальные отступные – бывший посол СССР в ФРГ Валентин Фалин называл огромную сумму в 100 миллиардов марок, с которой немцы готовы были расстаться.
Как максимум речь могла идти об обязательствах НАТО по отказу от расширения на восток.
Тезис о том, что Горбачев «продал ГДР», часто встречается в публицистике. Например, французский писатель и бывший советский дипломат Владимир Федоровский описывает это так:
«Горбачев, как и Саркози, не переносит алкоголь, в то время Коль уже выпил свои две бутылки вина. Коль выходит (он был с Горбачевым на «ты») и говорит: «Михаил, знаешь, объединение Германии, оно как Рейн – это поток, который не остановить». В этот момент он замолкает и произносит судьбоносную фразу: «К тому же мы готовы заплатить». За этим последовало минутное молчание, после которого Горбачев расставил точки над i, спросив: «Сколько?».
Такой подход выставляет Горбачева в свете лучшем, чем того требует историческая справедливость: Москва получила от Бонна сущие копейки, которых едва хватило на то, чтобы вывести из ГДР и обустроить на родине советскую группу войск. Правительство СССР продешевило настолько сильно, что об этом горько вспоминать даже сейчас, 30 лет спустя.
Сожаление об этом нельзя приравнивать к крайности другого рода – периодически встречающимся утверждениям, будто Москва должна была любыми средствами сопротивляться объединению Германии.
Сравнивая процесс с водами Рейна, Коль перехваливал свои карты и не был уверен в успехе на все 100%. Однако взаимное желание двух частей Германии объединиться было действительно сильным, рано или поздно этот процесс был бы завершен – не при Горбачеве, так при Ельцине. ГДР была самой богатой и развитой из всех стран советского блока, но уровень жизни восточных немцев все равно был существенно ниже западных.
Роль «душителя немецкой свободы», который силой сопротивляется слиянию ФРГ и ГДР, а в конечном итоге все равно проигрывает, была бы хуже той, которую выбрала для себя Москва. Но в 1990 году это не было для нее выбором всего лишь из двух вариантов – не только Берлин, но и Вашингтон был готов на огромные уступки в пользу СССР.Гельмут Коль – великий политик, который твердо шел к своей цели и прекрасно выполнил свою историческую миссию, о чем Германия не забудет. Но, судя по всему, он сам был поражен тем фактом, что достичь успеха оказалось так легко и столь необременительно для бюджета. Его дипломатическая победа во многом оказалась предопределена непростительной мягкотелостью советской стороны.
Горбачев довольствовался юридически никак не зафиксированными, сугубо устными обещаниями не расширять в дальнейшем НАТО. Этого ему хватило даже для того, чтобы выступить лоббистом категорически невыгодной для него сделки.
Амбициозный план Коля однозначно поддерживали только в Вашингтоне. Париж относился к нему со скепсисом, а премьер-министр Британии Маргарет Тэтчер и вовсе выступала категорически против. Пытаясь затянуть процесс переговоров, Лондон выставил заведомо невыполнимое требование о свободе проведения военных учений на землях ГДР для британской армии, и Горбачев лично упрашивал британцев согласиться на сделку без предварительных условий, в то время как должен был выставлять собственные.
Нужно подчеркнуть: речь шла именно о сделке. Четыре державы-победительницы, разделившие между собой ответственность за территорию поверженного Рейха, должны были от нее официально отказаться и вернуть немецкую судьбу в немецкие руки. В историю это вошло как Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии, или Договор «Два плюс четыре», где четыре – это Москва, Вашингтон, Лондон и Париж, а два – ГДР и ФРГ.
США не мог не понравиться план Коля, ведь в конечном счете он подразумевал расширение их военного и политического влияния на земли ГДР. Однако тогда американцы остро ценили новые отношения с СССР и дружбу лично с Горбачевым. Прояви он принципиальность, на конфликт с Москвой ради Коля Вашингтон бы не подписался.
То есть Горбачев в этой истории оказался на месте человека, который впервые попал на рынок где-нибудь на индийском субконтиненте и согласился выплатить первую же сумму, которую назвал продавец, изначально готовый к изнурительному торгу. К большой радости продавца, разумеется, но это не столько его заслуга, сколько глупость покупателя.
Руководитель СССР либо сильно переоценил решительность немцев, либо сильно недооценил советские позиции, но в конечном счете подбадривал себя «положительной ролью в истории». Мол, Москва великодушно дарует восточным немцам свободу выбора, а немцам вообще – единую страну, не прося ничего взамен и краснея от собственного благородства.
Теперь представлять СССР (даже поздний, даже в форме Российской Федерации) в положительном свете в ЕС не принято. Благородство и широта советского жеста вымарываются из памяти и не будут разделяться следующим поколением немцев.
«Светлое пятно в сложных исторических отношениях» оборачивается миражом, тогда как базы НАТО вблизи российских границ – реальностью.
Конечно, за немцев можно только порадоваться – они заключили отличную сделку с идеальными для себя условиями. Но порадоваться хотелось бы еще и за себя, однако не получается. Слишком много сил и средств ушло на покрытие советских долгов перед Европой и на попытки противодействовать расширению НАТО, а ведь решить все эти проблемы можно было еще 30 лет назад, если бы судьба распорядилась иначе, если бы у руководства страны было понимание национальных интересов, если бы оно нашло в себе силы поторговаться на коротком промежутке в год-полтора.
И даже вроде бы бесспорная фраза «история не терпит сослагательного наклонения» не делает пилюлю дипломатической капитуляции слаще. Правительства Польши, Румынии, стран Балтии и т. д., экспериментируя с исторической памятью своих народов, наглядно показали, что очень даже терпит.
