Лидером антикарфагенской партии стал легендарный сенатор Катон-старший, который каждую свою речь, независимо от её темы, заканчивал словами, вошедшими в поговорку: «И все-таки я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен». Пунийцы пытались предотвратить её всеми силами, они даже казнили глав антиримской партии и направили в Рим посольство. Но в Африку отправилась огромная по тем временам 80-тысячная армия, а её командующий консул Луций Марций Цензорин потребовал сдать всё вооружение, выдать 300 знатнейших граждан в качестве заложников и выпустить всех пленных.
И эти унизительные требования были выполнены, но после этого консул огласил главное условие — город Карфаген должен быть уничтожен, все его жители должны выселиться, а новое поселение основано в любом другом месте, но на расстоянии не менее чем в 16 км (10 миль) от морского побережья. Это означало, что карфагеняне на новом месте жительства будут лишены всякой возможности вести морскую торговлю.
Три года карфагеняне героически сражались с превосходящим врагом за свой город и свою свободу. Ворваться в город римляне смогли только после того, как от вызванного блокадой голода погибло большинство горожан. Но еще шесть дней сражение шло внутри городских стен, где битва шла буквально за каждый дом. В общем, античный «Сталинград», только с печальным концом. Уцелевшие жители были проданы в рабство, сенат постановил уничтожить город. По его территории была проведена борозда плугом, площадь навеки предана проклятию, земля посыпана солью в знак того, что тут никто никогда не должен селиться.
Это «преданья старины глубокой», а на нашей памяти в 1991 году другое великое противостояние, холодная война между СССР и возглавляемым США Западом, закончилось (ли?) полной победой последнего. Развалился не только Восточный блок, но и сам СССР. В его осколках, включая Россию, свирепствовал жесточайший политический кризис, а власть придерживалась проамериканской ориентации, надеясь на новый «план Маршалла», который позволил бы постсоветским странам выйти из кризиса и стать полноправными членами мирового (читай, западного) сообщества.
Действительно, и сама холодная война, и победа в ней значительно отличались от геополитических противостояний прошедших времен. Главным фронтом в ней был идеологический, а победу Запада обусловило то, что советская система развалилась изнутри вследствие осознанного желания большинства граждан и значительной части элиты её ликвидировать, строить рыночную экономику на принципах демократии и «общечеловеческих ценностей».
Однако план Маршалла был разработан и реализован не «по доброте душевной» США, а исходя из геополитических соображений, необходимости превращения Западной Европы (включая западную Германию) в лояльного и достаточно сильного союзника США в глобальном противостоянии с СССР (не говоря уже о том, что план Маршалла стал одним из столпов, на котором была запущена Бреттон-Вудская система).
Ну, а в 1991 году, когда Pax Americana был установлен, как казалось навсегда, способствовать подлинному возрождению поверженного главного геополитического соперника было, естественно, явным «излишеством». Вся запущенная СМИ волна «перестройкомании», охватившей западное общество в конце 80-х, симпатий к русским, «самолично» принявшимся реформировать, а затем и демонтировать коммунистический режим, мгновенно прекратилась, как только распад СССР стал необратимой реальностью.
Об истинных целях западной политики откровенно говорилось в помещенной еще 7 марта 1992 г. (т. е. сразу после распада СССР) в The New York Times статье, где излагались рекомендации по внешней политике США, предложенные господами Вулфовицем и Либби, видными фигурами администрации Буша-младшего. Согласно первоначальной версии доктрины, после распада Советского Союза и окончания холодной войны единственной супердержавой стали США, главная цель которых заключается в том, чтобы удержать за собой этот статус:
«Наша основная цель ― предотвратить появление нового соперника как на постсоветском пространстве, так и в любом другом месте земного шара, который будет представлять угрозу, схожую с той, что представлял для нашей страны СССР. Это положение является основным в новой стратегии обороны. Мы должны постараться предотвратить появление враждебных региональных держав, которые с помощью своих ресурсов могут быть способны получить глобальный контроль в международных отношениях.
Мы продолжаем осознавать, что общие силы государств, ранее формировавших Советский Союз, остаются самым большим военным потенциалом на территории Евразии, и мы не закрываем глаза на угрозу стабильности в Европе, которую представляют всплеск националистических настроений в России и попытки присоединить к России новые независимые республики… Мы должны понимать, что демократические изменения в России не являются необратимыми и что, несмотря на серьезные проблемы, Россия остается сильнейшей военной державой в Евразии и единственным государством, способным разрушить США».
Концепция вызвала сильную волну критики американской общественности, обвинений в империализме, поэтому в итоговом варианте Доктрины национальной безопасности США эти формулировки были смягчены, появился, в частности, пассаж о том, что «США в значительной степени (обратим внимание, что в данном контексте «значительно» нужно понимать, как «не полностью», до «определенной меры». ― Авт.) заинтересованы в продвижении демократии на постсоветском пространстве и поддержке мирных отношений между Россией, Украиной и другими республиками бывшего СССР».
Но очевидно, что, несмотря на эти «фиговые листочки», суть, истинные взгляды создателей концепции, понятно, остались неизменными: цель США — недопущение появления, прежде всего на постсоветском пространстве, нового соперника США. Понятно, что «новым соперником США» на этом пространстве могла быть только возродившаяся после катастрофы начала 90-х Россия. Именно стремление не допустить либо в крайнем случае максимально затормозить такое возрождение является основным смыслом политики Штатов, да и Запада в целом на постсоветском пространстве.
Еще раз сделаю акцент на том, что сформулировано это было и оформлено в официальную доктрину спустя считанные месяцы после распада СССР, когда многие полагали, что аналогичная судьба постигнет и Россию, её же будущее возрождение казалось абсолютной фантастикой. Такой подход «партнеров» показывает, что для России изначально был совершенно исключен «германо-японский» вариант ― высокоразвитое государство без особых геополитических амбиций, идущее в фарватере политики США.
Американские аналитики резонно исходили из того, что Россия с её численностью населения, территорией, военно-стратегическим и научно-техническим потенциалом, достигнув или даже приблизившись к уровню развития экономики и уровня жизни стран золотого миллиарда, с огромной долей вероятности, станет тем самым «новым геополитическим соперником США», появления которого они стремятся не допустить. Тем паче если в её орбите в той или иной форме окажутся бывшие советские республики, Украина ― прежде всего. И из теста «доктрины Вулфовица» однозначно следует, что такую вероятность за океаном уже в 1992 году рассматривали весьма серьезно.
Ну, а «вечные принципы» имперской политики заключаются в том, что Вулфовиц, как и Катон-старший двумя тысячелетиями ранее, отлично осознавал, что экономическое возрождение поверженного противника практически неизбежно обернется и новым геополитическим противостоянием, а любые гипотетические «канцлер-пакты» (документ, содержащий обязательство следовать в фарватере политики США, который якобы обязан подписать каждый кандидат в канцлеры Германии) станут простым клочком бумаги (ну не пойдут же с ним американцы в суд, да и в какой?).
Конечно, на дворе в 1992 году был конец XX века, и, думаю, даже в самых смелых мечтах Вулфовица и тех, кто определял политику США в последующие годы, нет мечты о посыпанной солью территории Москвы. Их идеал ― позднеельцинская Россия, сырьевая держава, с невысоким уровнем жизни населения и большими внутренними противоречиями ― этакий аналог несостоявшегося переселения карфагенян подальше от моря. Все, что «выше», нужно постараться пресечь.
О том, насколько серьезно к ней изначально относились, особенно к недопущению сближения России с бывшими союзными республиками, свидетельствует начавшаяся еще в первой половине 90-х практика направления в них «засланцев», американских чиновников немалого калибра соответствующего этнического происхождения, которые вернулись на историческую родину и достигли там высших политических высот. Они стали главами всех прибалтийских государств, а две экс-сотрудницы Госдепа стали на Украине одна первой леди, а другая ― министром финансов и претендовала на пост премьера.
Особенно же жесткий и совершенно «неразборчивый в средствах» характер такая политика приобрела с приходом к власти в России Владимира Путина, который успешно добивается восстановления России в статусе «полноценной» великой державы, понимая, что это единственный путь к превращению её в высокоразвитое процветающее государство ― то, чему американцы, используя все имеющиеся у них возможности, стараются помешать.
Жаль только, что не все это понимают и по-прежнему полагают, что, дескать, нужно «хорошо себя вести», отказаться от защиты своих интересов, строго следовать рекомендациям заокеанских «друзей» и те милостиво позволят россиянам уровень жизни «золотого миллиарда». Слабые обречены если не на рабство, то на бедность ― в этом со времен Карфагена мало что поменялось.
