Ты стол накрыл на шестерых, Но шестерыми мир не вымер. Чем пугалом среди живых — Быть призраком хочу - с твоими,

(Своими)... Робкая как вор, О - ни души не задевая! — За непоставленный прибор Сажусь незваная, седьмая.

Раз! - опрокинула стакан! И всё, что жаждало пролиться, — Вся соль из глаз, вся кровь из ран — Со скатерти - на половицы.

И - гроба нет! Разлуки - нет! Стол расколдован, дом разбужен. Как смерть - на свадебный обед, Я - жизнь, пришедшая на ужин.

...Никто: не брат, не сын, не муж, Не друг - и всe же укоряю: - Ты, стол накрывший на шесть - душ, Меня не посадивший - с краю

Сегодня, прочитав последнее стихотворение Марины Цветаевой, я задумалась: а не меняются ли стихи после смерти поэта? Не приобретают ли они иной, более глубокий, пророческий смысл? Так случилось с последним стихотворением Цветаевой "Всё повторяю первый стих ". Читая его раньше, я и понятия не имела, что это были самые последние строки поэтессы перед тем, как она решила добровольно уйти из жизни. Зная это, я посмотрела на стихотворение под совершенно иным углом. Оказывается, эти строки были поэтическим ответом на стихотворение возлюбленного поэтессы - Арсения Тарковского (поэта и отца известного режиссёра Андрея Тарковского). Это был крик души любящей и отчаявшейся женщины. История их любви была простая и настоящая. В 1939 году Марина Цветаева вернулась из эмиграции, куда она последовала за мужем - Сергеем Эфроном. В России ее ждал холодный прием: теперь она была "возвращенкой", женой "врага", чужой. Ее стихи не печатались, поэтессу не звали на творческие вечера, даже знакомые при встрече на улице обходили ее стороной. Такой творческий "вакуум" больно ударил по Цветаевой, и она начала искать вдохновение в чужих творениях. Ей в руки попала книга переводов Арсения Тарковского. Поэтесса просто влюбилась в эту работу и решила написать автору письмо, дабы выразить восхищение. Тогда она и понятия не имела, что сама была для Тарковского кумиром и музой: поэт буквально боготворил ее стихи. Началась переписка... А когда заочные друзья встретились в реальной жизни, в их глазах уже читалась любовь. Случилось это в октябре 1940 года в доме переводчицы Нины Яковлевой. Ни разница в возрасте, ни то, что Тарковский был связан брачными узами не остановили силу страсти. Он был молод и хорош собой, а она была иконой русской поэзии. Несколько месяцев прошли в любовной горячке: они гуляли по Москве и читали друг-другу свои стихи. Этот роман мог бы вытащить Цветаеву из депрессии, в которую она все глубже погружалась: дочь и муж на Лубянке, она с сыном скитается по съемным комнатам, творческая опала отнимает последние силы. Но тут случается событие, которое ставит неожиданную точку в отношениях влюбленных: Тарковский читает стихотворение, которое очень сильно обижает Марину Ивановну. Стихотворение называлось "Стол накрыт на шестерых". В нем поэт написал о своих самых близких людях, даже тех, которых уже нет в живых, но не упомянул Цветаеву. Так, сам того не ведая, Тарковский стал адресатом самого последнего стихотворения Марины Цветаевой. 6 марта 1941 года она пишет ответ Арсению, своей последней любви, стихотворение "Всё повторяю первый стих", исполненное горечи и упрёка. Цветаева буквально бросает в лицо любимому, как бы крича: "А как же я?"

Стихотворение было написано за полгода до самоубийства. Видимо, эта обида стала последним чувством, которое тронуло поэтессу, а дальше в душе все вымерло. Не было сил жить, не за что было бороться. Последние дни стали невыносимыми для Марины Ивановны. В своем дневнике она писала:

"Никто не видит - не знает, - что я год уже ищу глазами крюк... Я год примеряю смерть..."

Сам Тарковский впервые прочитал это стихотворение лишь 42 года спустя после его написания. Страшно представить, какие чувства творились в его душе, когда он осознал, что, возможно, его стихотворение послужило тем триггером, заставившим поэтессу принять последнее и страшное решение в своей жизни. Оно звучало будто голосом из-под земли, о котором он писал в "Столе на шестерых".

С вами была Анна и "Зеркало экрана"