Но не подошел к нему: знал, что прежде чем пригласить на съемки иностранца из капиталистической страны, надо получить разрешение.

И началось! Написали письмо в иностранный отдел Госкино. Там ответили, что они такие вопросы не решают, и переадресовали нас в МИД (Министерство иностранных дел). В МИДе нам сказали, что они такими вопросами не занимаются, и переадресовали нас в КГБ. Из КГБ пришел ответ, что иностранными журналистами занимается УПДК (Управление дип. корпусов). Написали в УПДК. Оттуда пришел ответ, что они удивлены, что мы не знаем, что кинематографом занимаются не они, а Госкино.

– Ты насчет съемки негра в «Совсем пропащем» разрешение просил? – спросил меня Миша Шкаликов. (Тогда он уже стал начальником Иностранного отдела Госкино.)

– Нет.

– А почему? Ведь Нигерия тоже капстрана.

– Ну, как-то в голову не пришло.

– Вот и сейчас пусть в голову не приходит. Никого не спрашивай и снимай своего журналиста. Потому что никто на себя ответственность не возьмет, и тебя будут вечно отфутболивать. Только я тебе ничего не говорил.

И сказал Кушнереву:

– Зови. Будем снимать.

Но тут оказалось, что и Кухинке надо спросить разрешение у своего начальства. Короче, вопрос решился, только когда мы были уже в экспедиции в Ленинграде.

Норберт приехал вместе с Леоновым, который играл соседа, и вечером, когда я вернулся со съемки, пришел ко мне в номер с бутылкой коньяка. Мы познакомились (до этого я видел Кухинке только, когда он стоял около своей машины). Я сказал, что коньяк разопьем после того, как его отснимем. Он согласился, сказал, что он тоже во время работы придерживается такого принципа. И рассказал, что он ехал в поезде в одном купе с господином Евгением Леоновым. И он удивлен, что такой популярный и знаменитый актер оказался таким простым, интеллигентным и скромным. Потом Норберт сказал, что ляжет пораньше, чтобы завтра быть в форме. Пожелал спокойной ночи. И ушел. Но его ночь, как выяснилось, не была спокойной.

Утром горничная спросила меня:

– Кто будет за стекло платить?

– За какое стекло?

– У этого, хиппи волосатого вашего.

Выяснилось, что бутылка коньяка не оказалась лишней, потому что Норберт, а с ним еще несколько членов группы все-таки отметили его приезд. А ночью Норберту стало жарко, он хотел открыть окно. Окно не поддавалось. Он дернул посильнее, и стекла вылетели.

Начали снимать мы нашего гостя со сцены в лесу. После вчерашнего вид у Норберта был соответствующий – глаза красные, руки трясутся. Я послал ассистента за водкой и сказал Норберту, что у нас традиция: когда актер снимается в первый раз, он обязательно должен выпить полстакана водки. И спросил у шофера такси, которое ко мне было прикреплено, есть ли у него стакан.

– Обижаете, – сказал шофер и достал из «бардачка» засаленный граненый стакан, к которому когда-то прилип кусок воблы.

Стакан вымыли, но вобла осталась. Ее можно было отодрать только напильником.

– Не обращайте внимания, – сказал шофер, – она многократно дезинфицирована.

Норберт выпил водку. И повеселел.

– Красивый лес, – сказал он.

Сцену снимали в Павловском лесу.

Как это часто бывает, начали снимать с конца – с крупного плана Хансена. (В тот день было очень пасмурно, и Вронский попросил, чтобы снимать начали с крупных планов.) Хансен должен был сказать: «Очень быстро – плохо понял».

Норберт сказал, что готов.

– Мотор!

– Оченьбыстроплохопонял, – слитной скороговоркой произнес он.

– Стоп! Господин Кухинке, все очень хорошо, но после «очень быстро» надо сделать небольшую паузу, – попросил я.

– Извините, я не знал.

– Не страшно. Снимем еще раз. Приготовились… Мотор!

Он опять так же:

– Оченьбыстроплохопонял.

– Стоп! Господин Кухинке, надо немного не так. Вот послушайте, как я скажу. «Очень быстро», потом пауза – потом считаем: раз, два – а потом говорим: «плохо понял».

– Спасибо. Теперь я знаю.

– Мотор!

– Оченьбыстрораздваплохопонял, – той же скороговоркой произнес он.

Это был первый кадр в жизни Норберта. Дальше он разобрался, что к чему, и никаких сложностей во время съемок не было. Сложность возникла, когда он снялся и должен был уехать.

Вечером заходит: рубашка расстегнута до пупа, волосы дыбом, очки искривлены, одного стекла нет. И спрашивает:

– Георгий, а где эта старая б…ь Леонов?

– Не знаю.
«Быстро мы его перевоспитали!» – удивился я.

А Норберт достает из кармана бутылку конька, наливает в стакан, выпивает и говорит:

– Тостуемый пьет до дна! (Реплика из фильма.)

Прошло четверть века, как снят фильм, а Норберта в России узнает каждый второй.

* * *

На фото - Георгий Данелия, Норберт Кухинке и Олег Басилашвили на съемках фильма ,,Осенний марафон".