Евгений Евстигнеев играл в спектакле «Большевики». Выйдя от только что раненого Ленина в зал, где заседала вся большевистская верхушка, вместо фразы «У Ленина лоб желтый, восковой...» он сообщил: «У Ленина... жоп желтый!» Спектакль надолго остановился. «Легендарные комиссары» расползлись за кулисы и не хотели возвращаться.

© Место встречи изменить нельзя / Одесская киностудия

Однажды Евгению Евстигнееву пришлось заменять внезапно заболевшего актера в спектакле «В поисках радости». Понятно, что текст он знал неважно, а по ходу пьесы и вовсе забыл слова и произнес: «Я говорю. Ах да. А что я говорю?» Его партнеры рассмеялись и ушли со сцены. Он посидел-посидел и говорит: «А еще кто-нибудь придет?»

На вахтанговской сцене идет «Антоний и Клеопатра». В роли Цезаря — Михаил Ульянов. События на сцене близятся к развязке: вот-вот Цезаря истыкают ножами... А по закулисью из всех динамиков разносится бодрый голос помощника режиссера: «Передайте Ульянову: как только умрет, пусть сразу же позвонит домой!»

Конец спектакля «Маскарад». Актер, находясь за игральным столом, должен был нервно сказать: «Пики — козыри», подчеркивая настроение данной сцены. Вместо этого, переволновавшись, он сказал: «Коки пизари».
Владимир Спиваков приехал с концертом в небольшой российский городок. С ним был его концертмейстер. Директор Дома культуры недовольно спрашивает: «Как, вы только вдвоем приехали?» — «Да, а что?» — «В афише же написано: Бах, Гендель, Сен-Санс».
Фаина Раневская незадолго до выхода на сцену полностью раздевалась. Она это делала для того, чтобы лучше настроиться и вжиться в роль. А после уже надевала театральный костюм. Как-то раз Раневская стояла в своей гримуборной нагишом и курила. В это самое время к ней в гримерку влетел администратор, забыв постучаться. Увидев голую Раневскую, он потерял дар речи и вообще забыл, зачем пришел. Актриса с большим интересом следила за ним, видя его отражение в зеркале. После продолжительной паузы она наконец произнесла: «Вас не смущает, что я курю».

© Подкидыш / Мосфильм

В театре упразднили должность суфлера. В спектакле «Правда — хорошо, а счастье лучше» у Раневской было много текста, и она очень боялась что-то забыть. Помощник режиссера, стоя за кулисами с пьесой в руках, во время пауз, которые Фаина Григорьевна делала специально, ей подсказывала. Боясь, что Раневская что-то не расслышит, она каждый раз высовывалась так, что ее голова была видна в зале. В одной из сцен, когда женщина чуть было совсем не вышла на сцену от усердия, Раневская ее остановила: «Милочка, успокойтесь, этот текст я знаю». Самое интересное, что зрители решили, что так и было задумано.

Однажды Георгий Товстоногов решил пресечь в своем театре кошачью вакханалию. Он запретил кому бы то ни было — от уборщицы до примадонны — подкармливать обнаглевших четвероногих. А надо заметить, что среди кошек БДТ была всеобщая любимица — кошка Машка. Весь театр прятал ее от глаз сурового мэтра, тихо подкармливая и балуя за кулисами. И вот однажды идет репетиция. Товстоногов в ударе, артисты хорошо играют. И вдруг он замечает, что лица актеров напряглись и они явно думают не о спектакле. Артисты со сцены видели, как по центральному проходу совершенно раскованной походкой к ним направляется Машка. Товстоногов заметил ее тогда, когда она подошла к сцене и попыталась запрыгнуть на нее. Но, поскольку Машка была «глубоко беременна», она свалилась, чем еще больше усилила напряжение в зале. Кошка пошла на вторую попытку. Прыгнула и на передних лапах повисла, не в силах подтянуть тело. «Ну помогите же ей кто-нибудь», — пробасил Товстоногов.

Игорь Кваша, подойдя к киоску, громко спросил:
— А портрет Галины Волчек у вас есть?
— Нет, — ответила киоскер.
Кваша снисходительно посмотрел через плечо на Волчек.
— Ну, может, Гафт тогда есть?
— Тоже нет.
Еще один взгляд через плечо.
— А Табаков есть?
— И Табакова тоже нет.
И тут бы Игорю Владимировичу остановиться, но он не смог.
— А кто же у вас есть? — спросил он еще громче.
— Да какая-то Ква́ша осталась, — равнодушно ответила киоскер. — Всех раскупили, а этого не берут.

. Баталов был приглашен на главную роль в фильме «Дама с собачкой» по рассказу Чехова. Фильм консультировала одна старая дворянка, дотошная и въедливая, помнившая дореволюционную эпоху. Увидев, как ходит Баталов, старушка сразу же заявила: «Он косолапит. Так русские интеллигенты той эпохи не ходили». Замечание расстроило артиста, и он взялся исправлять походку, тем более что режиссер все время делал ему замечания. В конце концов Баталову все это надоело, а походка никак не хотела исправляться. Приехали в Крым, в Ялту, стали обходить места будущей съемки. И вдруг какой-то старичок-лодочник, увидев одетого для съемок Баталова, обрадованно закричал: «Вы поглядите-ка, шляпа точь-в-точь как до революции носили! Такая была, помнится, у Антона Павловича Чехова. И между прочим, молодой человек, — обратился он к Баталову, — у вас походка чрезвычайно напоминает походку Чехова. Он тоже чуть косолапил».

Олег Табаков всегда замечательно разыгрывал и подначивал друзей и коллег. Единственным человеком, который ни разу не попался на его хитрости, был Евгений Евстигнеев. Он умел вовремя обнаружить подвох и избежать подначек. Все-таки и он однажды попался, но гениально вывернулся и даже остался в выигрыше. Шли съемки фильма «Продолжение легенды» про большевиков, в котором Евстигнеев играл старого большевика, а Табаков — юного романтика. Они должны были познакомиться и пожать друг другу руки. И вот Табаков незаметно набрал в ладонь липкого вазелина и пожал руку Евстигнеева. Все, кто знал о готовящейся провокации, особенно внимательно наблюдали за Евстигнеевым. Евстигнеев же не только сумел остаться бесстрастным, но и начал блестящую импровизацию. Как бы от избытка чувств он вскинул измазанную вазелином ладонь и начал ласково гладить Табакова по волосам.

© Несколько дней из жизни Обломова / Мосфильм

Как-то раз известный актер Василий Далматов совершенно запутался в словах роли. Он должен был сказать: «Подай перо и чернила!», а у него получилось «Подай перна и черна, тьфу, чернила и пернила, о господи, черно и перно. Да дайте же мне наконец то, чем пишут!»

В Венской опере давали оперу Вагнера «Лоэнгрин». Финал представления был очень эффектным: Лоэнгрин уплывал со сцены на белом лебеде. Как-то эту партию исполнял Лео Слезак, и то ли он замешкался, то ли поспешил механик, но лебедь уплыл один за кулисы. Но Слезак не растерялся — повернувшись в противоположную сторону, он пропел: «Скажите, пожалуйста, когда отбывает следующий лебедь?»

Однажды в спектакле «Чайка» перед гастролями во Франции было решено сократить текст. Все актеры наперебой стали предлагать режиссеру сократить именно свой текст. Послушав эту перепалку, Лев Дуров, имевший пристрастие к произведениям Антона Павловича, не без ехидства предложил: «Что мы спорим, давайте оставим только первую и последнюю фразы пьесы: „Отчего вы всегда ходите в черном?“ — „Дело в том, что Константин Гаврилович застрелился!“»

В 60-е во МХАТе вошла в моду одна игра. Если один из участвующих говорит другому участнику или участникам «Гопкинс!», то тот, кому сказали, должен тут же подпрыгнуть, независимо от того, что он делает и где находится. На того, кто не выполнит условия, накладывался денежный штраф и угощение в ресторане. Чаще всех «гопкинсом» пользовались корифеи МХАТа, особенно во время спектакля, да еще в самых драматичных местах. Закончилось это развлечение тем, что министр культуры СССР Екатерина Фурцева вызвала к себе на ковер самых великих — Ливанова, Грибова, Яншина и Массальского. Потрясая большой пачкой писем, присланных зрителями, Фурцева произнесла речь о заветах К. Станиславского, об этике советского актера, роли МХАТа в советском искусстве. Провинившиеся мэтры выслушали речь министра стоя. Как вдруг Ливанов тихо говорит: «Гопкинс!» Все подпрыгнули.

До революции семья жила вполне благополучно, а затем мир рухнул.
Первые детские воспоминания Вероники – мама укрывается с ней в подвале от обстрела, а вокруг все грохочет и горит. Гражданская война, тиф, кругом разруха и смерть.
А далее весьма скромная жизнь на одну папину зарплату .
Училась Вероника в лучшей казанской школе, прекрасно говорила по-английски и по-французски.
В 9 или 10 лет
написала свои первые стихи.
Мать Вероники была художницей-любительницей.
От неё дочь переняла любовь к живописи.
С детства у Вероника сформировалось восторженное отношение к природе.
Все, что удается ей увидеть интересного или красивого, она описывает в стихах или рисует.
В 1928 году по настоянию отца она поступила на медицинский факультет Казанского университета.
Завершила высшее образование в Ленинграде, куда отца пригласили на работу.
Потом его перевели в Москву, и в 1934 г. Вероника поступила в аспирантуру.
Наука мало интересует её, она по прежнему увлекается живописью и по-прежнему пишет стихи.
В 1935 г. отец Тушновой, к тому времени отец , академик ВАСХНИЛ, внезапно умер.
Это было первым страшным ударом для Вероники.
В 1938 г. Вероника выходит замуж за врача-психиатра Юрия Борисовича Розинского.
Вскоре родилась дочь Наташа.
В это же время впервые были опубликованы стихи Тушновой.
В 1941 г. она поступает в Литературный институт.
Война разрушила все ее планы.
С маленьким ребенком на руках и больной матерью она эвакуировалась из Москвы и работала в госпиталях Казани.
Здесь Вероника поступила на работу в нейрохирургическое отделение Военного госпиталя.
Она никогда не щадила себя, у нее была какая-то
неисчерпаемая потребность помогать другим людям.
Порой невозможно было понять, откуда у этой нежной, хрупкой женщины столько силы духа.
Она была необычным лечащим врачом, остро чувствовала чужую боль.
Раненые любили ее восхищенно. Ее коллега по госпиталю вспоминает: «Вероника была потрясающе красива!
Все мгновенно влюблялись в нее. В госпитале слыла главной утешительницей.
Могла вдохнуть жизнь даже в безнадежных больных. Бескорыстно помогала всем, чем могла.
Мы даже по возможности старались освободить ее от работы, потому что в ней очень нуждались раненые.»
Из всего пережитого рождались стихи.
Каждую минуту она что-то сочиняла.
Привозили раненых, нужно было идти.
Но, едва выпадало свободное время, снова погружалась в свой поэтический мир.
В 1943 году Вероника Тушнова возвращается в Москву, работает врачом-ординатором, занимается гистологией, пишет диссертацию.
В 1944 году в «Комсомольской правде» был опубликован цикл стихов Тушновой «Стихи о дочери», вызвавший шквал писем с фронта с
благодарностями.
1945 г. для Вероники ознаменовался двумя событиями:
трагическим – умерла мама, и счастливым – вышел первый сборник её стихов«Первая книга».
Вся дальнейшая жизнь Вероники Тушновой была связана с поэзией – она в ее стихах, в ее книгах, ибо ее стихи, предельно
искренние, исповедальные порой напоминают дневниковые записи. Война, длительная разлука, литературная жизнь развели Веронику с мужем - они расстались, но остались близкими друзьями.
Тушнова умела не только самозабвенно любить, но и дружить.
Её полюбили и старшие товарищи – Павел Антокольский, Вера Инбер, которые рекомендовали её в Союз писателей, и ровесники-поэты.
В начале 50-х мужем Вероники стал Юрий Павлович Тимофеев, литератор, главный редактор издательства «Детский мир».
Это был интересный и образованный человек.
Вместе они прожили около десяти лет.
Расставание с ним было не простым для Вероники
Стихи Тушновой говорят о ее жизни и любви больше, чем рассказы даже самых близких людей.
Ее стихи - вечная исповедь любящей женщины.
Судьба все же даровала ей Любовь. «Он мне и воздух, он мне и небо..»
Эти строки Тушнова адресовала ему-известному поэту и писателю- фронтовику Александру Яшину.
Они сблизились в тяжелый для него период   в дни его оголтелой травли.
Тушнова была одной из немногих, кто поддержал в те нелегкие дни Александра Яковлевича.
Она отогрела и оживила своей любовью его «пасмурную душу». Казалось бы, вот оно, долгожданное счастье ,но он не мог оставить детей и супругу.
И все настолько запутанно.
Несмотря на все усилия сохранить свои отношения в тайне, им это не удалось. Поползли слухи и сплетни.
И поэт прекратил свои встречи с Вероникой .
Тушнова все понимала :
«Меня одну во всех грехах виня, все обсудив и все обдумав трезво, желаешь ты, чтоб не было меня...
Не беспокойся – я уже исчезла…» Не имея возможности видеться с любимым, поэтесса нашла другой способ общения: «Я говорю с тобой стихами, остановиться не могу».
Вероника одна переживала свое горе:«Ты не горюй обо мне, не тужи..»
Уже будучи безнадежно больной, Тушнова снова и снова писала о своей любви к Яшину.
Так родилась ее последняя книга стихов «Сто часов счастья».. посвященная любимому мужчине.
По свидетельствам, первые читатели этих стихов не могли избавиться от ощущения, что у них на ладони лежит «пульсирующее и окровавленное сердце, нежное, трепещет в руке и своим теплом пытается согреть ладони».
Красивая черноволосая женщина с печальными глазам( ее иногда называли «восточной красавицей находилась в больнице с диагнозом «рак».
Выглядела она предельно худо. Неузнаваемо.
А потом пришел – он!
Вероника скомандовала отвернуться к стене, пока она оденется.
Он повернулся - и обомлел.
Перед ним стояла красавица! Улыбающаяся, с пылающими щеками, никаких хворей вовеки не знавшая молодая красавица.
И тут с особой силой ощутилось, что все, написанное ею, – правда…Наверное, именно это называется любовью , именно это называется поэзией.
Ее не стало на 51-м году жизни , а через 3 года ушел и он .. и тоже .. онкология