С утра себя не так чуяла девушка, то поясницу тянет, то тяжко, что лечь хочется, а ляжет места не найдёт, встанет и ходит-ходит. Свекровь заметила её метания:

— Аннушка, али рожать собралась? Чего мечешься?

— Не знаю, мама, но что-то неспокойно мне.

— Дай посмотрю живот.

Свекровь в женских делах не очень-то понимала, сейчас ведь всё врачи делают, роддома, всё такое. Повивальное дело в прошлое уходит, никто ему не обучает. Вот и в деревне всего одна повитуха осталась, а в её молодости их три бабки было.

— Вроде как опустился живот, Аня. Родиться надумал, ребёночек.

— Как родиться, мама? Рано же ещё!

— Тут от нас не зависит, дочка, как Господь решит так и будет.

Слёзы на глазах девушки, страшно — это первые роды, что к чему не понимает, объяснить некому. Свекровь сама одного сыночка только родила, и то два десятка лет назад, не помнит ничего.

— Аня, я пойду за бабой Верой схожу. Вот ведро поставлю на плиту, как вскипит вода, выключи. Если силы есть, достань полотенца чистые, простыни. Где лежат знаешь, всё приготовь. Да только не суетись, коли тяжело тебе — не делай. Я когда Мишу рожала, баба Вера ходить мне велела. Ходи, говорит, туда-сюда и старайся дышать глубже. Так раскрытие быстрей идёт, — завязывая шаль, добавила, — Я по пути к Настасье, к мамке твоей забегу, позову. Ты держись, девонька, баба Вера своё дело хорошо знает. В моё время к ней с других деревень приезжали, да и наши все с ней родить хотели. Хорошая она бабка.

С этими словами оделась свекровь, взяла черенок от лопаты, чтоб идти легче было, да вышла в пургу.

Осталась Аня одна. Ещё страшнее стало, а вдруг сейчас рожать начнёт, а нет никого? В такую метель, как свекровь доберётся, а вдруг свалится где? А если мама не придёт, хотя чего бы ей не прийти-то?

И главное, что делать не знает. Вот только и поняла надо ходить и дышать. А как дышать, если иной раз так прихватит, что воздух останавливается на полпути?

Эх, Миши нет рядом, поддержать, сказать, что она справится, а он ежели, понадобится рядом будет. Из-за пурги этой проклятой, домой из города вернуться не может, ни автобуса, ни дорог. Он и не знает, что уже скоро сыночек или дочка у него родятся. Ай, поясницу-то как тянет!

Затоптали в сенцах, в клубах снега ввалилась в дом мама.

— Доченька! Анечка! Сватья сказала, рожать ты собралась.

— Да, мама.

— Сейчас, милая, приду к тебе, сейчас. Вот сушёных ягодок захватила, сейчас заварю, компот попьёшь. Воды надо вскипятить...

Через час и свекровь с бабой Верой пришли. Повитуха, сморщенная шустрая бабушка, осмотрела роженицу и вынесла вердикт:

— К утру родит.

— Как к утру? — ахнула Аня — Время-то ещё и обеда нет, а у меня вчера тянуть немного начало.

— Так, милочка, то предвестники были. Иной раз за несколько дней до родов они бывают. А сейчас раскрытие началось, но всего на полпальца. Не спеши, милая, завтра ро́дишь. Я домой пойду.

— Останьтесь, баба Вера, — взмолилась девушка — Здесь только вы в родах и понимаете, мне с вами спокойнее.

Старушка, повидавшая за жизнь не одну сотню рожениц, сжалилась над девушкой:

— Ладно, покуда у вас побуду. Когда мать спокойна и ребёнок быстрей ро́дится.

Не знала Аня, что предвестники — это как подснежники, радуют, но недолго. Потом начинаются «цветочки» к которым она совсем не была готова.

Боль, будто разрывают её изнутри, не вдохнуть, ни шагу ступить. Лежать нет сил, ходить невмоготу, ничего кроме боли не чувствует.

Свекровь с Настасьей что делать не знают, ни помочь, ни бросить. Ходят из угла в угол, охают, Анечку жалеют. Повитуха прогнала их бельё гладить, чтоб не мельтешили.

К ночи затихло всё. Баба Вера посмотрела, на четыре пальца, говорит, открылось. Медленно идёт дело, первый раз рожает девица, пути ещё «нехоженые», трудно ребёночку. И Ане трудно так, что словами не передать. Сил нет. Вот утихли ненадолго схватки, хоть поела немного. Баба Вера её спать уложила, чтобы сил набралась.

А пурга не унимается, как будто ещё сильнее разыгралась.

Вскочила Аня в четыре утра, темно, рядом баба Вера похрапывает.

— Господи, помоги, — шепчет девушка, повернувшись к иконам — Пусть быстрее малыш родится.

И началось всё заново, боль такая, что не видит ничего. Баба Вера вскочила, девушку посмотрела: 5 пальцев всего. Долго... но в первый раз и дольше бывает. Ну, ничего, справится.

К моменту, когда на улице посветлело, Аня уже без сил была, сорочка к телу прилипла, глаза осоловевшие, волосы спутались.

— Чуть-чуть осталось, — говорит повитуха, — рядом уже ребёночек.

— Бабуня, помоги, — взмолилась Аня, — Бабуня, помоги, Бабуня!

— Анечка, ты чего? — всполошилась мать, — нет тут Бабуни, мерещится что ли? Бабуней она прабабку свою зовёт, — объяснила женщина, — маленькой была «бабуля» не могла выговорить, Бабуней звала, так до сих пор и зовёт. Баба Зоя Аню больше всех правнуков любит, первая правнучка, у самой только сыновья были.

— Анечка, макушку уже видно. Держись, девонька, давай ещё раз потужься. Давай вот так... Пуф-пуф-пуф, — дышит вместе с ней повитуха.

Кричит Аня из последних сил, тужится, дышит, и опять кричит.

— Бабуня, помоги-и-и, не могу я больше, — выдохнула и родила малыша, прямо в сморщенные ладони бабы Веры.

«Может, это последний, кого я принимаю» — подумала та, улыбаясь новой жизни. Аккуратно Ане на живот малыша положила:

— Мальчик, Анечка, мальчик, — шепчет ей — гляди какой хорошенький сынок у тебя, родился. А горластый-то какой, не иначе как председателем будет, вокруг него все плясать будут.

Аня плачет от счастья, маленькие пальчики целует. Как же такое чудо в ней поместилось? Ах, жалко Миши нет рядом, увидел бы какой сынок у них красивый, самый лучший в мире.

— Коленька, мой Коленька, — шепчет.

— Как Коля? — удивилась свекровь, — Ты же давеча сказала: мальчик родится — Егором назовёшь.

— Какой же он Егор, если он Николай? — улыбается Аня, — Николай Михайлович

Баба Вера дела закончила, домой засобиралась, устала старушка. Хоть и радостное это дело — новую жизнь встречать, да сил много забирает. Сейчас ей и самой отоспаться не мешает, вот только через пургу до дома добраться.

Аня с сыном заснули, Настасья тоже домой засобиралась: сутки ведь дома не была. Закуталась в шаль по самые глаза, со сватьей тихонько попрощалась и вышла на улицу.

Смотри-ка, пурга-то стихает, снег уже не хлопьями, а мелкой крупой сыпется, глядишь, и совсем кончится. Так и зять завтра послезавтра вернётся. До дома почти дошла.

«Дай-ка, — думает, — к Бабуне зайду, обрадую её. Может, надо ей чего, может, хлеб кончился, хотя на днях заносила, а баба Зоя ест мало».

Мужнина бабушка, Анина прабабушка, за два дома от них живёт, старенькая, 93 летом исполнится. Давно одна, а к ним переезжать не хочет, тихо-тихо самостоятельно с хозяйством справляется, да и они рядом, кормят, помогают.

Кое-как калитку открыла, видно, Алексей, муж, вчера приходил, вон лопата к забору прислонена. Расчистила дорожку до двери, подмела чуть крыльцо, вошла в дом.

— Баба Зоя, баба Зоя, — кричит, топая ногами, стряхивая снег. Громко надо кричать: плохо слышит старушка. — Баба Зоя, я это, Настя, проведать тебя пришла.

Не отвечает никто, спит бабушка, эх, жаль разбудит. Тулуп сняла женщина, валенки стянула, в переднюю вошла, а там...

Лежит Бабуня на кровати, руки на груди крестом сложила, сама всё чистое надела. Это Настя сразу заметила, потому как не видела у бабы Зои этого платья, платок на голове белоснежный, тоже новый. Подошла к ней женщина, слёзы с глаз смахнула, веки старушке прикрыла.

Глядит, на тумбочке Анина фотография лежит, рядом иконка Николая Чудотворца да огарок свечи.

— Спасибо тебе, Бабуня, помогла ты Анечке. Родила она сыночка. Николаем назвала. Да ты и сама всё знаешь, Бабуня, — поцеловала старушку в морщинистую щёку, — спасибо тебе...

~~~~~~~