— Очень многие деятели искусств сейчас затрагивают тему войны на Украине. Но если многие из них выступают за прекращение кровопролития, то вы выступаете конкретно за одну из сторон конфликта — ополчение Новороссии. Вы считаете, что этот конфликт может решиться только победой Новороссии, а не миром, к чему призывали ваши коллеги?
— Понимаете, я очень уважаю мнение моих коллег, но я не люблю абстрактные пустые разговоры. Да, конечно, мы за мир. Найдите мне хоть одного человека в России или в мире, который готов сказать: "Нет, вы знаете, я — за войну". Я не хочу их оспаривать. Я просто хочу конкретизировать. Новороссия отстаивает право на то, чтобы быть территорией самодостаточной. Они ощущают себя не в русле того, что сейчас происходит на Украине вообще. Они рассматривают поход на их территорию как посягательство на их суверенную целостность — на их дух, на их культуру, на их язык.
Поэтому в данном случае я предпочитаю высказать более четкую позицию: я — русский человек, и, соответственно, я стою за русскую Новороссию. Я стою за Новороссию, в которой сражаются и погибают русские люди. Причем не только те, которых мы называем ополченцами, но еще и совершенно мирные граждане, которые оказываются под раздачей. Это уже счет идет на тысячи. И это настоящая война. Поэтому я в данном случае высказываю свою позицию более конкретно, более четко.
— Ваш коллега Андрей Макаревич тоже конкретно высказал свою позицию и выступил в Славянске. Как вы относитесь к этому поступку и не хотели бы, например, сами выступить в Донецке или Луганске. Или если вас пригласят в тот же Славянск, вы поедете?
— У меня не было пока такого приглашения, и я не могу вам ответить на этот вопрос. Я не знаю, поеду ли я и куда я поеду. Если я получу такое приглашение, я буду рассматривать его очень серьезно, и мне нужно понимать, для кого и для чего я должен туда приехать.
— Но, все-таки, как вы относитесь к поступку Макаревича?
— Я не хочу комментировать поступок Макаревича. Я отношусь к нему отрицательно. Это, наверное, очевидно из моей позиции. У нас с ним разные позиции.
— Некоторые депутаты даже потребовали лишить его государственных наград, званий. Как вы считаете, это правильно?— Вы меня сейчас пытаетесь вывести на очень сложную тему. Я, как человек, только что отыгравший концерт, не смогу взвешенно и спокойно ответить на ваш вопрос. А вопрос этот очень серьезный, понимаете? И мне бы не хотелось бы что-то в запальчивости сказать, что не совсем точно будет отражать мое мнение. Я не поддерживаю Андрея Макаревича. Вам этого достаточно?
— Да.
— К сожалению, мы все сейчас находимся в очень тяжелой психологической ситуации. Это я уже возвращаюсь к тому, о чем мы с вами говорили. Понимаете, ведь все же у всех своя правда. И я не хочу сосредотачиваться на идее злобы и такого, знаете, показательного пальца — "ай-ай-ай, как нехорошо, это не надо". Ты делай сам, как ты считаешь хорошо.
Вот вы меня спросили, поехал ли бы я... А это зависит от того, куда бы я поехал, перед кем бы выступать. Нужно ли там вообще выступать сейчас, если мы говорим о территориях, где сейчас идет война? А в другие территории я бы просто сам бы не поехал. Я ни в Харьков не поехал бы, ни в Киев не поехал бы, ни в Одессу. Просто не поехал бы.
А вот нужен ли я там, где идет война — это большой вопрос. Там люди погибают просто. И то, что мы с вами говорим, — это все очень абстрактно. А там все очень конкретно. Там разрывается снаряд и падают люди. Люди сражаются, и я не уверен, что им нужна сейчас песня. Вот зачем я им? Мол, расскажи мне, солдат, как погиб ты в бою? Есть у меня песня, связанная с этим. Но я не уверен, что она сейчас им нужна, понимаете?
А те, кто воюет против Новороссии, думаю, очень сильно ослеплены. Там, конечно, есть совершенно фанатичные ребята, которые нас просто фанатично ненавидят — "Правый сектор" и т.д. Я говорю про других. Вот его призвали в армию. Вот перед ним дилемма. Он понимает, что что-то неправильно. Он поднимает оружие — но это неправильно, это не враг перед ним. Но ему деваться некуда.
Я думаю, что там очень много самых разных психологических течений. Поэтому в этом смысле, конечно, войну надо остановить. То есть надо прекратить боевые действия, договориться о прекращении боевых действий и о том, что нужно сесть за стол переговоров. Вот это точно. Не говорить просто о том, что мы за мир. Это слишком абстрактно — мы все за мир. Вот что надо конкретно сделать: конкретно надо, чтобы прекратили убивать стариков, женщин и детей, нужно чтобы две стороны не сражались. А не то, что вот вы, ополченцы, сдайте оружие, а мы вас сейчас посадим в концентрационный лагерь и начнем вас просеивать, кто вы там такие, за кого вы там сражались. Вот что я имею в виду.
Если вот так мы говорим, то, конечно, нужно перемирие, нужно любой ценой попытаться остановить этот конфликт. Но не ценой потерь Новороссии. Не ценой того, чтобы Новороссию насильно украинизировать. Вот не этой ценой.
А как Одессу, Дом профсоюзов, мы забудем? Сожжены там люди, сто человек или даже больше. Никто толком пока точные цифры назвать не может, сколько там людей. Это как?! Это все забыть? А тысячи погибших мирных граждан в Новороссии. Это что, сейчас давайте все забудем? Скажем все — миру мир? Ни фига. За это должен кто-то ответить. Ребята, это так просто не делается.
— А вы считаете, что музыкой можно вылечить этот мир?
— Война — это, конечно, болезнь. Но, к сожалению, зачастую она бывает неизбежной болезнью. Вылечить, может быть, конечно, нельзя. Но высказать свою позицию музыкой, конечно, можно. Естественно, рок-н-ролл должен высказывать какую-то позицию, он не должен быть гладкожопый. Вот как, когда я поехал в Севастополь за два дня до этого референдума. Это же позиция? И я не просто один поехал. Я собрал всех своих ребят. Когда мне поступило это предложение, я им сказал: "Подождите, я вам не могу отвечать за всех ребят". Я собрал их на репетиции и сказал, что мне вот поступило такое предложение, я еду, кто еще со мной, никого неволить не буду. Все единогласно со мной поехали. Вот тут мы высказали свою гражданскую позицию.
