Только ближе к одинадцати вечера, Александр Робертович и Лиза повстречались. Они вышли из такси, под карамельно-зеленое вечернее небо.
-- Где же мы  будем  гулять?  --  спросила  Лиза.
Александр Робертович поглядел на ее белое светящееся лицо и, вместо того чтобы прямо сказать: "Я здесь, Инезилья, стою под окном", начал длинно и нудно гундеть о том, что давно не гулял по Москве и  что Париж  не в пример лучше Белокаменной, которая, как ни крути, остается бессистемно распланированной большой деревней.
-- Помню я Москву, Елизавета Петровна, не такой. Сейчас во всем скаредность чувствуется. А Мы, в Свое время, денег не жалели. "В жизни живем мы только раз", есть такая песенка.

Прошли через весь Пречистенский  бульвар  и  вышли на набережную, к храму Христа-спасителя. За Москворецким мостом тянулись черно-бурые лисьи  хвосты. Электрические  станции  Могэса дымили, как эскадра. Трамваи перекатывались через мосты. По реке шли  лодки. Грустно повествовала гармоника.
Александр Робертович соображал. Демоны просыпались в нем. Мнился ему замечательный ужин. Он пришел к заключению, что такую девушку нужно чем-нибудь оглушить.
-- Пойдемте в театр,-- предложил Александр Робертович.
-- Лучше в кабак,-сказала Лиза,-в кабаке дороже.
-- О! При чем тут деньги! Такая  ночь,  и  вдруг  какие-то... деньги.
Совершенно  разошедшиеся  демоны, не торгуясь, опустили парочку в метро и повезли в чебуречную "У Тиграна". Александр Робертович был великолепен.

В кармане Александра Робертовича лежала  половина  суммы, полученной из банка. Это были большие деньги для отвыкшего от роскоши Гобозова. Теперь, взволнованный возможностью легкой любви, он собирался ослепить Лизу широтою размаха. Для этого он считал себя великолепно  подготовленным. Он с гордостью вспомнил, как легко покорил когда-то сердце прекрасной Эрики Кишьмишевой. Привычка тратить деньги легко и помпезно была ему присуща. Воспитанностью и умением вести разговор с любой дамой он славился в Лермонтово. Ему показалось смешным затратить весь свой дурдомовский лоск на покорение беспутной девицы, которая работала исключительно за деньги. После недолгих уговоров Александр Робертович ввёл Лизу  в "У Тиграна", образцовую рюмочную Дом 2 - "луччее мэсто у Массве", как говорил ему друг Ашот.

Оба смутились и замерли на  виду у всей довольно разношерстной публики.
-- Пройдемте туда, в угол,-предложил Гобозов, хотя у самой эстрады, где ди джей выпиливал  дежурное  попурри из "Лезгинки", были свободные столики. Чувствуя, что на нее смотрят бывшие клиенты, Лиза быстро согласилась. За нею смущенно последовал светский лев и покоритель женщин Гобозов. Никто не подошел к столу. Этого Александр Робертович не ожидал.  И он, вместо того чтобы галантно беседовать со своей дамой, молчал, томился, несмело стучал пепельницей по столу и бесконечно откашливался. Лиза с любопытством смотрела по сторонам, молчание становилось неестественным. Но Александр Робертович не мог вымолвить ни слова. Он забыл, в этом кишлаке, что именно он всегда говорил в таких случаях.
-- Будьте добры!-взывал он к пролетавшим мимо работникам кавказского пищепрома.
-- Падажжи дарагой-с! -- кричали официанты на ходу.
Наконец, карточка была принесена. Александр Робертович с чувством облегчения углубился в нее.
-- Однако,-- пробормотал он,-- телячьи котлеты пятьсот двадцать пять, филе-пятьсотдва двадцать пять, водка - пятьсот рублей.
-- За  пиццот  рублей  баалшой  графин-с,-сообщил официант, нетерпеливо оглядываясь.
"Что со мной? -- ужасался Александр Робертович. Я  становлюсь смешон".
-- Вот, пожалуйста,-сказал он Лизе с запоздалой вежливостью,-- не угодно ли выбрать? Что будете есть?

Лизе было совестно. Она видела, как гордо смотрел халдей на ее спутника, и понимала, что он делает что-то не то.
-- Мне пофик, разве что... дичь! По колено в сметане-сказала она дрогнувшим голосом.--  Или вот что... Скажите, товарисч, нет ли у вас зябликов в кляре? Официант стал топтаться, как конь.
-- Птису не держим-с. Разве амлэт с ветчиной.
-- Тогда вот что,-- сказал Александр Робертович, решившись,-- дайте нам сосисок. Вы ведь будете есть сосиски,  Елизавета Петровна?
-- Буду.
-- Так  вот. Сосиски. Вот эти, по сто двадцать пять. И бутылку водки.
-- В графинчике будэт.
-- Тогда -- большой графин.
Работник кавказнарпищепродторга посмотрел на губатую Лизу прозрачными глазами.
-- Водку  чэм  будэте  закусывать? Икры  свежэй? Семги? Расстэгайчикау?
В Александре Робертовиче продолжал бушевать детопроизводитель дурки.
-- Не надо,-- с неприятной грубостью сказал он.Почем у вас огурцы соленые?.. Ну, хорошо, дайте два.
Официант убежал, и за столиком снова водворилось молчание.

Первой заговорила Лиза:
-- Я здесь никогда не была. Здесь очень не по себе.
-- Да-а,-протянул  Александр Робертович, высчитывая стоимость заказанного. "Ничего,-думал он,-выпью водки-разойдусь. А  то,  в  самом деле, неловко как-то". Но когда выпил водки и закусил огурцом, то не разошелся, а помрачнел  еще  больше. Лиза не пила. Натянутость не исчезла. А тут еще к столику подошел чёрный человек и, ласкательно глядя на Лизу, предложил купить цветы. Александр Робертович притворился,  что  не  замечает  усатого цветочника,  но тот не уходил. Говорить при нем любезности было совершенно невозможно.

На время выручила концертная программа. На эстраду вышел небритый Тигран в визитке и лаковых туфлях.
-- Ну, вот мы снова увиделись с вами,-развязно сказал он в публику.-- Следующим номером нашей консертной пррогрраммы выступит мировая исполнительница русских народных песен, хорошо известная в Марьиной роще. Катарина Колисниченко. Катюшенька! Пожалуйте!
Александр Робертович пил водку и молчал. Так как Лиза не пила из-за венерического заболевания и все время порывалась уйти в туалет, надо было спешить, чтобы выпить весь графин.

Когда  на  сцену  вышел  рэперист Колясик в рубчатой, бархатной толстовке, сменивший певицу, известную  в  Марьиной роще, и запел:-- Ходите,  Вы  всюду  бродите,  Как  будто ваш аппендицит от хождения будет сыт, ходите, та-ра-ра-ра,- Александр Робертович уже порядочно захмелел  и,  вместе  со всеми  посетителями образцовой столовой, которых он еще полчаса тому назад считал грубиянами и скаредными кавказскими бандюками, захлопал в такт ладошами и стал подпевать: --Ходите, Та-ра-ра-ра... Он часто вскакивал и не извинившись,  уходил  в  уборную. Соседние столики его уже называли дядей и приваживали к себе на бокал пива, но он не шел. Он стал вдруг гордым и подозрительным.

Лиза решительно встала из-за стола:
-- Я пойду. А вы оставайтесь. Я сама дойду.
-- Нет, зачем же? Как осетин, не могу допустить! Сеньор! Счет! Ха-мы!..
На счет Александр Робертович смотрел долго,  раскачиваясь  на стуле.
-- Девятьсот  рублей двадцать копеек? -- бормотал он.-- Может быть, вам еще дать код от сейфа, где деньги лежат?
Кончилось тем, что Александра Робертовича вывели вон, бережно держа под руки. Лиза не могла убежать, потому что время у великосветского льва ещё не истекло.

В первом же переулке Александр Робертович навалился на Лизу плечом и стал хватать ее руками. Лиза молча отдиралась.
-- Слушайте! -- говорила она.-- Слушайте! Слушайте!
-- Поедем в номера! -- убеждал Гобозов.
Лиза с силой высвободилась и  не примериваясь, ударила покорителя женщин каблуком в пах. Сейчас же сдвинулись вместе носки белых, барских сапог. Ночной зефир Струит эфир... Лиза,  захлебываясь  факами,  побежала   по   Серебряному переулку. Шумит, Бежит Гвадалквивир. Ослепленный Александр Робертович мелко затрусил в противоположную сторону, крича:
-- Держи вора!

Потом он долго плакал и, еще плача, купил у старушки все ее семечки вместе с корзиной. Он вышел на Смоленский рынок, пустой  и  темный, и долго расхаживал там взад и вперед,разбрасывая семечки, как  сеятель бросает семена. Приэтом он немузыкально гнусавил:
-- Ходите, Вы всюду бродите, Та-ра-ра-ра...
Затем Александр Робертович подружился с дагестанским бомбилой, раскрыл ему всю душу и сбивчиво рассказал про Дом 2 и преждевременный залёт, своей жены.
-- Веселый  Уасся!  --  воскликнул   извозчик.

Александр Робертович действительно развеселился. Как видно, его веселье носило несколько предосудительный характер, потому что часам к одиннадцати утра он проснулся в отделении милиции. Из всех рублей, которыми он так позорно начал ночь наслаждений и  утех, при нем оставалось только двенадцать. Ему казалось, что он умирает. Болел позвоночник, ныла печень, а на голову, он чувствовал, ему  надели  свинцовый котелок. Но ужаснее всего было то, что он решительно не помнил, где и как он мог истратить такие большие деньги.

По дороге домой пришлось найти лужу и омыть белую, рекламную обувь. Алибаба долго,  с удивлением, рассматривала измочаленную фигуру Александра Робертовича Гобозова, к сожалению ещё и Асратян, но ничего не сказала. Она была холодна и готова к борьбе.