Голосование в конце мая должно было просто проштамповать эту ситуацию. И формально Гамсахурдия уже с 14 апреля назывался президентом, так подписывался и имел соответствующую печать. И уже 16 апреля издал первый указ, подписавшись президентом, предписав всем органам государственного управления «придерживаться политики национального неповиновения», объявить «блокаду СССР» и начать забастовку транспорта и всех предприятий союзного подчинения. Такой вот президент-созидатель.
Как планировали, так и случилось. Грузинский народ двумя руками проголосовал за Звиада Константиновича Гамсахурдию – 87,6% голосов за, то есть больше двух с половиной миллионов человек, при том, что Южная Осетия не голосовала вообще, а в Абхазии голосовали только местные грузины и мегрелы. Ближайший конкурент (Валериан Адвадзе) набрал где-то около 8%, а кандидат от коммунистов (первый секретарь ЦК КПГ Джемал Микеладзе) – 1,8%.
Восторженное единодушие, кстати, регулярно проявляемое грузинскими избирателями (Шеварднадзе в 1995 году получит 75% голосов, в 2000-м – 80%, а Саакашвили в 2004 году вообще 96,3%), впоследствии стало объектом грустных шуток. Но в 1990-1991 годах было не до смеха. Всерьез рассуждали о том, что люди голосуют не за партию или политическую программу, и даже не за независимость Грузии, а за личность Звиада Гамсахурдии. В КГБ СССР рассуждали примерно так: Гамсахурдия победит даже если будет возглавлять не «Круглый стол – Свободную Грузию», а союз овцеводов. Это самый известный популист «на районе». Соперничать с ним могут только его же заклятые соратники по еще советскому диссидентству: Мераб Костава и Зураб Чавчавадзе. 13 октября 1989 года автомобиль «Нива», в которой ехали Костава и Чавчавадзе с супругами, у села Борити на большой скорости врезается в теленка, неспешно переходившего дорогу. Чавчавадзе погибает на месте, Костава умирает в больнице в Зестафони. У грузинского национального / националистического движения остается только один харизматичный лидер.
Со временем бывшие соратники Гамсахурдии из числа «старых» советских диссидентов стали говорить, что Коставу, конечно, жалко, он столько лет по ГУЛАГу маялся и вообще правильный был мужик, но по большому счету он не мог быть конкурентом великому и ужасному Звиаду. История по большому счету темная. Но вопрос сейчас не в ней, а том, что ж это за харизма такая была у тбилисского мажора с, мягко говоря, неоднозначной биографией?
Один из членов семейства Стуруа как-то делился воспоминанием о дружеском вечере в доме сталинского председателя Верховного Совета ГССР Георгия Стуруа, на котором присутствовал знаменитый мегрельский писатель Константинэ Гамсахурдия с сыном, маленьким Звиадиком. Девятилетний мальчик был одет в черкеску и чинно сидел за столом со старшими. И под конец застолья Константинэ Гамсахурдия вдруг завел разговор о том, что партии и правительству надо бы подумать об избрании Звиада католикосом Грузинской церкви. Старый большевик Георгий Стуруа удивился не столько самой идее, сколько возрасту потенциального кандидата на позицию архипастыря.
И тут девятилетний Звиад, который вообще-то в разговор старших встревать не должен был, вдруг сказал: «Когда Христос родился, он уже был нашим Спасителем».
Во дворе знаменитого дома семейства Гамсахурдии в Тбилиси в советские времена жили павлины. Это выгодно отличало интеллектуала Константинэ от тех же Стуруа, на правительственной даче которых жило стадо коров, которых кормили за казенный счет. Собственно, именно за этих коров Георгия Стуруа и сняли с должности председателя Верховного Совета ГССР. Проект со Звиадом-католикосом не состоялся.
Происхождение и связи отца Звиада впоследствии несколько раз спасут его от неминуемой тюрьмы, в отличие от того же Коставы, с которым они познакомились еще в школе. В декабре 1956-го двух этих школьников задерживают за участие в мартовских беспорядках в Тбилиси (газета ВЗГЛЯД подробно рассказывала об этих событиях) и создание подпольной организации. Верховный суд дает всем обвиняемым условные сроки и освобождает в зале суда, хотя по 58-й статье никто так не отскакивал. В 1958 году Звиада снова «принимает» КГБ за распространение запрещенной литературы, но его на полгода отправляют в психиатрическую больницу, а не в тюрьму.
В 1977 году его снова вдвоем с Коставой арестовывают, но Костава получает реальный срок и освободится только в 1987-м по горбачевской амнистии диссидентам. А Звиад выступит по телевидению, покается, обвинит во всем двух американских журналистов, которые его «совратили» (в политическом смысле), и отправится на два года в ссылку в село Кочубей Тарумовского района Дагестана учить местных овцеводов политграмоте. Он, правда, пытался говорить на свидании своей жене, Манане Арчвадзе, что это всё был видеомонтаж, но затем его вызвали в суд, где он повторил байку про американцев, снова покаялся и обещал больше так не делать.
Всё это время ему никто не мешал работать в Институте грузинского языка, публиковать переводы и научные работы. Даже после апрельских событий 1989 года его продержат несколько дней в камере-одиночке смертников в Тбилиси, но затем почему-то отпустят. А уголовное дело и вовсе закроют «в связи с изменившимися обстоятельствами».
Несколько странно для руководителя грузинской Хельсинкской группы, учитывая судьбы его коллег по диссидентству в остальном СССР. И только одними связями его отца и родственников матери – княжны Палавандишвили – такая лояльность КГБ не объясняется. Не работало это так даже в сверхкоррумпированной Советской Грузии, в которой и советская власть-то была не везде.
Генерал Алексей Инаури возглавлял КГБ Грузинской ССР фантастически долго – 34 года, с 1954 по 1988 год. И еще год до этого он был министром МВД. Удивительно, но его не принято демонизировать. Считается, что генерал Инаури обладал тихим, покладистым характером, деревенской смекалкой и интуицией и практически во всех внутригрузинских конфликтах занимал нейтральную позицию. Именно поэтому, а не в силу своей почти неограниченной власти он столько лет и продержался на этой должности, поставив всесоюзный рекорд. По этой же причине принято считать, что Инаури просто не хотел ссориться с влиятельной родней Звиада, оставляя этого психопата с очевидной манией величия и крайне националистическими взглядами всё время на плаву и в Грузии.
Можно было просто договориться с Москвой и сослать Звиада работать в каком-нибудь московском или ленинградском гуманитарном институте. Он не светился бы в Тбилиси и не подпитывал бы интерес к своей персоне.
И вряд ли Инаури играл в какую-то свою игру, «выращивая» Звиада «на будущее». Инаури в таких делах не был замечен. При всем уважении ему не хватало стратегического мышления. Он сквозь пальцы смотрел и на расцвет бандитизма в республике, тотальную коррупцию и подпольную экономику. Даже постоянные подковерные войны, которые вел Шеварднадзе с различными теневыми кланами цеховиков, проходили мимо генерала Инаури. КГБ СССР в ряде случаев приходилось формировать специальные «командировочные бригады», если требовалось что-то такое расследовать в ГССР. И командировочным рекомендовали держать ухо востро и особо с местными коллегами ничем не делиться.
Вряд ли в такой обстановке и с таким характером Инаури стал бы кого-то «выращивать». Он просто не хотел ссориться с родней Звиада. А вот безродного мегрела Коставу, учителя музыки в школе, можно было закатать в Сибирь по полной программе и отчитаться перед Москвой об успехе в борьбе с диссидентами.
Вот в такой вот тепличной атмосфере и сформировался харизматик, популист, психопат с манией величия – первый президент новой Грузии Звиад Гамсахурдия.
Весной 1991 года грузины действительно голосовали исключительно за чрезмерно раздутое эго этого человека. Ему забыли все его публичные «покаяния», странные повороты биографии, а аристократическое происхождение шло только в дополнительный плюс. Его имидж «старого диссидента» оказался достаточным, чтобы против него выступил во всей Грузии только один человек – философ Мераб Мамардашвили (его за это затравили до инфаркта и смерти). А по всему Советскому Союзу представители «старого диссидентства» рукоплескали человеку, призывавшему изгнать из Грузии всех инородцев, включая русских. Звиад им был «свой по крови», а грузинского языка они не знали. Мало ли что он там говорит.
Звиад довел страну до гражданской войны, разрухи и даже голода в рекордно короткие сроки и застрелился от безысходности в селе Дзвели Хибула в Мегрелии, покинутый практически всеми своими сторонниками, кроме одного верного человека и нескольких охранников из числа самурзаканских мегрелов (газета ВЗГЛЯД подробно разбиралась в обстоятельствах его смерти). Многие в Грузии предпочитают дипломатично называть период его правления «драматичным», хотя на самом деле, если отбросить дипломатию, это был ад на земле.
Но за него проголосовало 26 мая 1991 года 87,6% жителей тогдашней Грузинской ССР. Вряд ли все эти два с половиной миллиона человек выбирали войну и голод. Они голосовали за персонажа, который действительно отвечал социальному запросу грузинского общества на крайние формы национализма и популизма.
