Обеим странам больше угрожают внутренние демократические процессы, чем любой вид авторитаризма. Арест в России Алексея Навального и заключение в тюрьму гонконгских демократических деятелей, таких как Джимми Лай, стали символическим проявлением сопротивления продвижению Западом либеральной демократии за рубежом.

Так что, возможно, что после десятилетий переоценки Западом прочности взаимоотношений двух ведущих коммунистических держав во второй половине двадцатого века, риск сейчас, в двадцать первом веке, заключается в недооценке их совокупной силы под руководством двух таких решительных автократов.

В 2018 году российско-китайский товарооборот впервые превысил 100 миллиардов долларов, и обе страны планируют увеличить его до 200 миллиардов долларов к 2024 году. Китай экспортирует в Россию в основном машины и электронику, в то время как большие запасы энергоресурсов в России помогают удовлетворить потребности большой и растущей экономики Китая в энергии. Их общая граница позволяет российским энергоносителям обходить контролируемые США морские пути, что делает ее в Китае чрезвычайно востребованной альтернативой другим источникам импортной энергии. Китай, который в настоящее время является наиболее важным энергетическим экспортным направлением России, играет решающую роль в попытках Москвы доказать европейским странам, что у нее есть другие эффективные возможности для своего экспорта.

В 2019 году Путин и Си заявили о своем намерении уменьшить доминирование доллара США в международной торговле, и с 2020 года большая часть их торговли осуществляется через российский рубль, китайский юань или евро. В частности, для России это помогает существенно снизить эффективность экономических санкций США.

Продажа Россией военной техники Китаю также помогает Поднебесной в ее стремлении стать крупной военной державой. Растущие поставки реактивных истребителей, подводных лодок, систем противовоздушной обороны российского производства помогли Китаю укрепить свои позиции в Азиатско-Тихоокеанском регионе и сократить разрыв между военными потенциалами Китая и США.

Российская оборонная промышленность выиграла от снабжения огромного и голодного китайского рынка, потеряв большую часть своей восточноевропейской клиентуры после холодной войны. Китайские войска традиционно участвуют в российских военных парадах в Москве, наряду с совместными военными учениями на суше и в Балтийском море, Тихом и Индийском океанах. Совместное патрулирование бомбардировщиков над Японским морем — это еще одна демонстрация готовности России и Китая сформировать единый фронт противодействия глобальному военному присутствию Соединенных Штатов.

Москва и Пекин также оказывают друг другу более широкую поддержку на мировой арене. Как постоянные члены Совета безопасности ООН, они постоянно применяют свое право вето для того, чтобы уравновесить три других западных державы в СБ, и пресекают попытки осуждения своего поведения в ООН или, по крайней мере, воздерживаются при голосовании по таким повесткам.

Кроме того, поддержка Россией и Китаем — как в дипломатической, так и в военной форме — таких стран, как Сирия, Иран, Венесуэла, Судан, Северная Корея и других «государств-изгоев», постоянно подрывает усилия США по изоляции или ослаблению этих режимов. Их единый автократический фронт узаконил модель авторитарного правления как внутри самого Китая и России, так и во всем мире, подрывая жизнеспособность либерально-демократического мирового порядка.

Однако, если на протяжении недолгого советско-китайского партнерства в первой половине холодной войны Китай был младшим партнером, то на новом этапе взаимодействия между Москвой и Пекином ситуация поменялась, и Россия это знает. Фактически, китайско-российские двусторонние отношения нормализовались только благодаря этой смене в их двустороннем балансе сил. Китай все больше считает себя быстро растущим игроком, занимающим свое законное место на вершине мирового порядка. Россия же становится ревизионистской державой, стремящейся восстановить свою силу и сферу влияния после краха своей империи тридцать лет назад.

Из-за некоторого дисбаланса сил и обоюдного стремления к экспансии в ограниченном пространстве между Китаем и Россией возникают естественные области напряженности, которые накапливаются по мере активизации сотрудничества между ними.

Вакуум власти, который возникнет в Афганистане с уходом сил НАТО (даже при постоянном присутствии там частных военных компаний), усилит конкуренцию между Россией и Китаем в Центральной Азии. В то время как Россия сохраняет военное господство в регионе, экономические инвестиции Китая в пять бывших центральноазиатских советских государств (особенно в их энергетический сектор) «размыли» традиционное региональное влияние и монополию России на местную энергетическую инфраструктуру. Китай также пытается вовлечь Беларусь и Украину в свою мега-инициативу «Один пояс, один путь» и в другие экономические соглашения, что вызывает в основном молчаливое, но все же неодобрение Москвы.

По мере роста мощи Китая между Москвой и Пекином в странах-изгоях также началась серьезная борьба за влияние. Например, развивающийся в Китае собственный военно-промышленный комплекс не только замедлил российский экспорт вооружений в Китай, но и начал вторгаться в российский рынок вооружений за рубежом. Наконец, рост китайских инвестиций и иммиграции на Дальний Восток России усугубил историческую уязвимость небольшого дальневосточного населения России и порта Владивосток — ворот Кремля для продвижения своего влияния в Тихом океане.

Россия и Китай, конечно, быстро разглядят любую попытку их разделить и особенно внимательно следят за тем, чтобы их разногласия не стали публично известны. Пекин также остро осознает, что Соединенные Штаты, которые с некоторым запозданием теперь рассматривают Китай как своего наиболее опасного стратегического конкурента, будут готовы сделать больше для того, чтобы добиться расположения России и избавить ее от объятий Китая. Но это может произойти только в том случае, если России будут предложены условия, отвечающие ее важнейшим национальным интересам, включая замораживание вопроса о вступлении Украины в ЕС и, особенно, допуск Украины в НАТО, а также смягчение со временем антироссийских санкций.
__________________________________________________________________________________

Джон Рюль — редактор и обозреватель журнала «Стратегическая политика» (Strategic Policy), издания по внешнеполитической проблематике, выходящего в Вашингтоне.

Ссылка

Тем не менее, есть одна страна, для которой нормализация отношений между Соединенными Штатами и Россией представляет собой особую дилемму. И это Великобритания. Демонизация России, которая стала отличительной чертой американской политики в эпоху президентства Дональда Трампа, — несмотря на или, скорее, благодаря его открытому стремлению начать сближение с Россией, — полностью устраивала Соединенное Королевство.

Вы можете верить или не верить сообщениям о том, что британская разведка была вовлечена в попытки политических противников Трампа дискредитировать его, но эта граничащая с истерией враждебность Вашингтона по отношению к России отвечала интересам Соединенного Королевства.

Будь то готовность Соединенных Штатов ввести санкции и выслать российских дипломатов после отравления Скрипалей в Солсбери — на самом деле Соединенные Штаты выслали даже больше российских дипломатов, чем мы, — или же демонстративно пренебрежительное отношение к Путину и России, которую фактически включили в список государств-изгоев, все это было полностью созвучно с официальными позициями Лондона.

Отношение Бориса Джонсона к России менялось с течением времени. Он предпринял неудачную попытку сблизиться с Россией, когда он занимал должность министра иностранных дел и принял решение об отсрочке публикации российского доклада комитета по разведке и безопасности.

Но он также без промедлений выступал с резкой критикой в адрес России по самым разным вопросам, от действий России на Украине до обращения с оппозиционером Алексеем Навальным. В целом тон официальных заявлений Соединенного Королевства касательно России остается враждебным — пропитанным беспощадной злобой, — и это выделяет Россию среди всех остальных стран, с которыми Великобритания поддерживает дипломатические связи.

Действительно, отношения были настолько плохими на протяжении настолько долгого времени, что, если какой-нибудь британский политики захочет обвинить Россию в совершении очередного преступления, это не повлечет за собой никаких негативных дипломатических последствий. Контраст с тем, как Соединенное Королевство вело себя с Китаем — по крайней мере до недавнего времени, — разителен. Ни одна российская компания не могла даже надеяться на то, чтобы проникнуть на британский рынок в той же мере, в какой Китай проник, скажем, в британскую атомную энергетику или телекоммуникационный сектор.

Таким образом, то, что произошло в Женеве, ставит перед правительством Бориса Джонсона серьезный вопрос. Если Соединенным Штатам и России удастся наладить отношения, заставит ли это Лондон провести переоценку его позиций? Захотим ли мы тоже начать осторожные переговоры с Москвой? И насколько проблематичным это может оказаться, учитывая резкость риторики, которой долгое время обменивались Лондон и Москва?

Один из вопросов, который, возможно, тревожит Даунинг-Стрит больше всего, — это план Соединенных Штатов и России обсуждать вопросы кибербезопасности, хотя пока только в порядке эксперимента. Это та область, которую Соединенное Королевство считает основой своей политики в области технологий и безопасности и в которой оно уже стало своего рода мировым лидером. Насколько комфортно будут чувствовать себя чиновники британских служб безопасности и разведки, если Соединенные Штаты начнут обсуждать вопросы кибербезопасности в Россией — возможно, даже «через их головы»? Или же они попытаются принять участие в этих переговорах?

Но это только одна область. Общая картина тоже вызывает тревогу. Это уже второй важнейший вопрос международных отношений, в котором интересы Соединенного Королевства, по всей видимости, были проигнорированы, с тех пор как Джо Байден вошел в Белый дом. Первым таким вопросом стал вывод войск из Афганистана. В результате этих расхождений во взглядах Соединенное Королевство рискует оказаться довольно изолированным в большом мире.

Прошло всего 10 дней после того, как Борис Джонсон принял в Корнуолле саммит Большой семерки, став — в качестве бонуса — первым иностранным лидером, принявшим у себя Джо Байдена после его инаугурации. Их личные переговоры — как и было запланировано — стали свидетельством того, что Соединенное Королевство успешно укрепляет эти трансатлантические отношения в качестве противовеса своему выходу из состава Евросоюза.

В то время как коммюнике по итогам саммитов Большой семерки и НАТО позволили Соединенному Королевству остаться в его зоне комфорта касательно отношений с Соединенными Штатами и Россией, вторая половина европейской поездки Байдена оставила совершенно другое впечатление. В ходе первого официального саммита Соединенных Штатов и Евросоюза за последние четыре года стало ясно, что новый американский президент относится к Евросоюзу как к блоку и как к партнеру более серьезно, нежели, возможно, любой другой президент до него. Совместное заявление начиналось следующим образом: «Соединенные Штаты и Европейский Союз представляют 780 миллионов человек, которые имеют общие демократические ценности и самые масштабные экономические отношения в мире». А потом настала очередь Женевы и потенциального возобновления российско-американского сотрудничества.

Ни одна из этих перемен сама по себе не является определяющей. Как это часто бывает, слова и дела могут не совпадать. Однако в совокупности эти перемены могут означать, что Соединенному Королевству придется идти по своему пути в одиночку, если оно захочет реализовать свои амбиции по созданию «глобальной Британии».

Мэри Дежевски — писательница, телеведущая и бывший иностранный корреспондент в Москве, Париже и Вашингтоне.

Ссылка