Владимир Рубан: "Если не договорятся политики — командиры их снесут"
Генерал рассказал о том, как поменялась ситуация в Донбассе, кто мешает обмениваться военнопленными и почему сторонам срочно нужно перестать стрелять друг в друга
С генерал-полковником Владимиром Рубаном мы впервые встретились в конце мая. На тот момент с начала АТО прошло полтора месяца, люди еще не осознали, что на самом деле происходит в Донбассе, а он уверял: «Это не АТО, это — гражданская война».
На этой войне Рубан стал переговорщиком волею случая: 2 мая в плен попал его товарищ, глава самообороны Донетчины Николай Якубович. Генерал не оставил друга в беде — вытащил. А потом узнал, что счет пленных перевалил за сотню, но этим вопросом никто не занимается... Так и понеслось: бессонные ночи, жизнь в дороге, кризисные переговоры, плач солдатских жен и матерей. С начала АТО прошло 4,5 месяца, и мы вновь встретились с Владимиром Рубаном. Переговорщик рассказал нам о том, как поменялись настроения в Донбассе, кто мешает обмениваться военнопленными и почему сторонам срочно нужно перестать стрелять друг в друга.
— За время АТО вам удалось вытащить из плена не одну сотню человек. Нас, гражданских, ежедневно стращают информацией о том, сколько еще людей находится в неволе. Какие данные у вас? Сколько реальных пленных содержат в ДНР/ЛНР?
— Информация появляется ежедневно. На момент наступления 1 сентября, по данным нашего центра (Рубан создал Центр освобождения пленных. — Авт.), пропавших без вести и пленных — 710 человек. 2 сентября я получил данные о том, что в плену у ДНР находится 680 человек. Это в основном украинские военные, и около 80% из них были в котле под Иловайском.
— Эти 680 входят в уже известные 710 человек или нет?
— Сейчас мы получаем списки этих 680 человек, поэтому точно сказать еще нельзя.
— Кстати, о Донецке. Была информация о том, что наших пленных там нечем кормить. Это правда?
— Да, их нечем кормить. Да, их нечем лечить. Да, это гуманизм, что им сохранили жизнь. Это нормально на войне. Да, с той стороны устали называть украинскую сторону фашистами и они уже понимают, что стреляют в таких же своих братьев, и все чаще задаются вопросами: «Зачем?» «Зачем они пришли?» «Зачем они стреляют?» «Когда закончится эта война?»
— А сколько сейчас человек представляют украинскую сторону в переговорах по обмену пленными?
—Уполномоченных переговорщиков два. Это мы, наш Центр освобождения пленных, и руководитель переговорной группы от АТЦ, от сил АТО. Имя его мы пока что не называем.
— Ранее вы говорили о том, что с украинской стороны хватает людей, которые мешают переговорному процессу. Есть ли таковые сейчас? Кто они и как именно мешают?
— Да, таковые есть. Назовем их неопытными переговорщиками. Это люди, которые берут наши списки, пытаются дозвониться до тех или иных командиров и произвести обмен. Это не совсем правильно, поскольку переговоры и обмен пленных — это, в первую очередь, риск для самих пленных. Например, полтавская группа из четверых пленных. Когда один из афганцев решил позвонить Бесу (руководитель ДНР в Горловке. — Авт.), то получил не просто отрицательный ответ. Он неправильно повел переговоры, не согласился с какими-то позициями, выставил свои условия, которые считал единственно правильными, и Безлер сказал, что этих четверых полтавских пленных посадили в машину, положили тротил и взорвали. Мне показали в Донецке, что даже Ирма Крат (журналист и скандально известная активистка Майдана. — Авт.) предлагала поменять людей. Взяла наш список и начала отправлять его в Комиссию по делам военнопленных с просьбой произвести обмен. Какие гарантии? Что она понимает в этом? Кроме желания спасти людей, здесь, как нигде на войне, должна быть трезвость, смелость и понимание того, что ты делаешь.
По теме Военные намеренно подорвали взлетную полосу в аэропорту Луганска
— Несмотря на статус переговорщика, общественность осознает, что вы постоянно подвергаете свою жизнь опасности. Расскажите, пожалуйста, об опасных ситуациях, в которых довелось побывать на востоке.
— Крайняя ситуация — это, когда ранило водителя Александра Захарченко (один из руководителей ДНР. — Авт.). Несколько дней назад, во время поездки по Донецку, пуля снайпера попала ему рикошетом в шею и осталась там. Водитель выжил, мы довезли его до больницы.
— А СМИ растолковали это как покушение на самого Захарченко...
— Я бы не стал это так однозначно оценивать. Да, мы пересели в машину Захарченко. Но знал ли это случайный снайпер или нет? Знал ли, что в машине еще будет Руслана (певица Руслана Лыжичко. — Авт.) находиться?
— Кстати, о Руслане. Известно, что она ездила с вами на крайние переговоры в Донецк. Тогда забрали 16 наших военных. Правда, что ребят отдали просто так?
— Да, их отдали просто так. Это жест доброй воли от ДНР. Реверанс в сторону Днепропетровской области за то, что это пока что единственная сторона, которая пытается договориться, пытается остановить войну и убийства. 16 человек — это военные, которые попали в плен под Иловайском. Когда мы их забирали, у донецкой стороны было условие — чтобы на обмен приехали их родители. Я должен был организовать для них автобус, безопасный проезд до Донецка и возвращение в Днепропетровск. Родители и Днепропетровск были готовы, автобус тоже был. Мы с Русланой (родители пленных ранее обратились к артистке за помощью. — Авт.) раньше выехали в Донецк. Она дополнительно провела переговоры, и донецкая сторона cогласилась провести обмен без родителей. Всех мам и жен для 16 солдат и офицеров заменила Руслана. Кстати, когда мы их вывозили, тоже произошла неприятная ситуация. Во время ожидания на стоянке кто-то из украинских военных, из добровольцев, ехал в «Жигулях», и наши пленные заметили, что из этих «Жигулей» с левого заднего пассажирского сиденья высунулся мужчина с автоматом. Это было в 40 км от Донецка приблизительно, возле населенного пункта Курахово. Кто-то из освобожденных крикнул: «Ложись!» Все выбежали, попадали. Наша группа сопровождения с автоматами, с оружием, и я в том числе, были на улице. Мы заняли боевые позиции. Все происходило очень быстро. И когда мужчина из «Жигулей» увидел, что по нему готовы открыть огонь, то поднял руки вверх и сказал: «Свои! Свои! Мы раненого везем!» Он просто увидел каких-то военных и решил так поступить. Но так делают неопытные военные, необстрелянные или мало обстрелянные бойцы. Единственное, что можно о них сказать — бойцы.
— Скажите, а есть ли сейчас какие-то кризисные переговоры? Когда обмену объективно ничего не мешает, но кто-то из сторон тормозит переговоры?
— Да, есть 13 российских десантников, которых можно обменять на 130 украинских пленных, которые находятся в ДНР. Ничего не мешает спасти жизни 130 наших (на момент выхода материала обмен все-таки состоялся — 9 российских десантников обменяли на 63 украинских военных. — Авт.).
— Кто тормозит?
— Не знаю. Посыл армии — это, мол, вот теперь мы будем диктовать условия переговоров. Заберем сначала нужных офицеров, напишем фамилии тех, кого мы захотим. Это неправильный подход. Нельзя торговаться людьми. Да, надо обозначать свои позиции, но в результате эти переговоры сорваны в самом начале. Десантники, скорее всего, будут осуждены здесь, на украинской территории, в отместку за Надежду Савченко, которую суд удерживает на территории РФ.
— А что сейчас, спустя 4,5 месяца АТО, самое сложное в переговорах?
— Самое сложное — это гарантировать выполнение украинской стороной своих обязательств. Армия не выдерживает, добровольческие батальоны никогда не выдерживают условия. Это самое сложное. Все можно решить, везде можно найти компромисс, но вот то, что условия и договоренности выдержит украинская сторона — это самый сложный момент. И донецкая сторона понимает, что украинская сторона не выдержит условия и договоренности, и все равно идет на большие уступки, потому что понимает специфику и государства, и чиновников. Мы все равно договариваемся. Это и прекрасно, и хуже всего.
— Знаю, обычно вы воздерживаетесь от каких-либо оценок. Но, возможно, сейчас уже можно предположить, каким будет дальнейшее развитие событий? Что ждет Украину и Донбасс?
— От сценариев я воздержусь. Но предположу, что мы все-таки договоримся, остановимся и прекратим убивать.
— А кто может договориться?
— Если не договорятся политики — командиры договорятся между собой и снесут политиков. Уже настал тот момент. Всем надоело убивать.