Со стороны России мы можем наблюдать разные подходы и варианты ответов на конкретных примерах.

Для начала возьмём ситуацию с Южной Осетией и Абхазией 8 августа 2008 года.
Безусловно, это крайний сценарий возможных решений в случае агрессии — тот самый лом в ответ на американский лом. Возьмём его как некую грань коридора возможных решений — силовую и предельно быструю. И тезисно зафиксируем результаты и особенности такого варианта: краткосрочность (всего пять дней боевых действий), эффективность в защите мирного населения (минимум пострадавших), эффективность в разгроме агрессора (практически дошли до Тбилиси, ликвидировали лучшие боевые части грузинской армии), демонстрация жёсткой принципиальной позиции России как противницы Pax Americana и защитницы многополярного мироустройства, негативный информационный фон, созданный западными СМИ и впоследствии с трудом нейтрализованный российскими, создание международного прецедента, когда впервые за постсоветское время право на вооружённую защиту спорных территорий использовал не-Запад.

По большому счёту, проблема была решена в течение считанных дней, после чего пошла дипломатическая стадия её урегулирования с позиций одержанной победы. Одновременно был нанесён психологический удар по агрессивному режиму Саакашвили, марионетки Вашингтона, после чего Грузия перестала быть откровенно русофобской. Понятно, что операция 080808 была итогом длительного противостояния, что позиция России благодаря наличию там российских миротворцев и людей с российскими паспортами сильна и юридически обоснованна, позволяя применять силу.

Но гораздо важнее сам результат — пролитая кровь была сведена к минимуму, агрессор наказан и принуждён к миру, Pax Americana получила первую оплеуху от лидера многополярного мироустройства.

Теперь вспомним ситуацию в Сирии.
Считается, что временная победа над Pax Americana на этом фронте была достигнута исключительно дипломатическими усилиями России. И действительно — в какой-то момент, прямо накануне планируемых США бомбардировок, Москва провела хитрый приём с вывозом химического оружия, который позволил отвезти угрозу от Дамаска со стороны Вашингтона. Однако существует два момента, которые, возможно, косвенно указывают на то, что Сирия была защищена не только приёмами «мягкой силы».

Первый такой момент связан с прибытием в Дамаск 7 февраля 2012 года Лаврова и Фрадкова, после чего отступающие под натиском экстремистов войска Асада постепенно стабилизировали ситуацию и даже перехватили инициативу. Не сразу, в течение последующих месяцев, но первые признаки перелома совпадают именно с этим визитом высокопоставленных российских представителей, которых сирийский народ встречал с удивительной благодарностью и ликованием. После чего первоначальный план США по ликвидации законной власти Сирии с помощью наёмников был вынужденно заменён на запасной и более кровавый сценарий проведения ракетно-бомбовых ударов и даже возможной интервенции. Этот сценарий стал нагнетаться с начала 2013 года и к осени был уже на грани реализации: на Ближнем Востоке у сирийских берегов были собраны значительные силы ВМС США, а вашингтонские «ястребы» публично подсчитывали, сколько дней и ракет понадобится для уничтожения власти Асада. И вот в самый кульминационный момент произошло нечто странное — утром 3 сентября Минобороны РФ заявило о двух баллистических ракетах, запущенных со Средиземного моря в сторону «восточной части средиземноморского побережья».

Из неофициальных источников стало известно, что ракеты эти целились в Сирию, но не долетели. Почему? Скорее всего, были сбиты. Израиль вскоре взял эти ракеты на себя, заявив, что их запуск произошёл в рамках военных учений. Но верится с трудом, так как об учениях заранее ничего не было сказано, а факт запусков озвучили и доложили лично Путину именно российские военные. Это дало повод некоторым экспертам предположить, что на самом деле имело место начало ракетно-бомбового обстрела Сирии со стороны ВМС США, но первые же ракеты были сбиты с помощью российских специалистов или даже российской армией.

Так или иначе, но именно после этого странного случая и ряда других активных шагов Москвы (выдвижение кораблей России к берегам Сирии, обвинение Керри во вранье, решение БРИКС о создании Банка развития, письмо Путина американцам про равенство людей перед Богом), Вашингтон соглашается на компромисс и отказывается от прямой агрессии против Сирии. Это был грандиозный успех России, однако достигнутый, рискну предположить, не только дипломатическим способом. Это был некий средний вариант по защите собственной позиции на международной арене — между прямым военным отпором и «мягкой силой».

Идеальный пример такого же способа был продемонстрирован полгода спустя в ситуации с Крымом, когда в марте 2014 года Россия провела уникальную операцию по защите мирного населения полуострова от готовящейся агрессии самозванцев, захвативших власть в Киеве, и их западных кураторов.

Что произошло фактически в те недели? Молниеносная аккуратная миротворческая операция профессионалов из России и добровольцев из местного ополчения, нейтрализовавшая военных, официально подчинявшихся Киеву (в котором власть была захвачена преступниками), и гарантировавшая безопасное волеизъявление граждан Крыма. При полном игнорировании мнения наших «западных друзей», которые приватизировали себе термин «мировое сообщество», и незаметно для систем слежения НАТО. Блестящая спецоперация в Крыму стала эталоном того, как Россия может, не ввязываясь в значительные региональные конфликты и не допуская хаотизации регионов, отвечать на агрессию Запада и защищать ту самую концепцию многополярности, которую Россия предлагает вместо Pax Americana.

Это не «мягкая сила» исключительно инструментами опосредованного воздействия на противника, но и не прямая военная сила, ведущая к кровавому столкновению и угрозе — в конечной точке — ядерной войны. Это нечто среднее — миротворческая операция, использующая военную силу как вежливое принуждение к миру, и сочетающая в себе как элементы «мягкой силы» (переговоры с украинскими военнослужащими, положительные информационные мемы «няш-мяш, Крым наш» и «Бабай» и пр.), так и военную мощь страны.

Её итоги — сотни тысяч спасённых жизней, сохранение военно-морской базы на стратегически важной территории и восстановление исторической справедливости по собиранию русских земель. Однако на остальной территории Украины практика миротворческой бескровной операции использована не была. Более того, нейтральная позиция России по Донбассу не позволяла долгое время оказывать масштабную поддержку ополчению и оказывать гуманитарную помощь мирным жителям непосредственно от российского государства. Тем не менее со временем, судя по всему, был выбран сценарий уличной затяжной войны в городах и сёлах по примеру Сирии. Однако по сравнению той же Сирией ситуация для Новороссии куда более тяжёлая.

В Сирии законная народная власть сохранила за собой госаппарат и столицу, изначальный центр управления всей системой жизнедеятельности — на стороне Асада оставалась регулярная армия, чиновники, спецслужбы, финансовые институты и прочее. При всех потерях Асада и предательстве отдельных людей эта была именно война государства против иноземных террористов. В случае же с Донбассом ополченцы были вынуждены исходить из того, что у них нет ничего, кроме собственных автоматов и поддержки активной части народа. А против них — государственная власть (после 29 мая и признания выборов Украины — законная), мощь регулярной армии, наёмники иностранных ЧВК, информационная, финансовая, политическая и даже военная поддержка их противников со стороны Pax Americana. Говоря по существу, это было подобно выходу Давида против Голиафа, маленького региона против всего западного мира во главе с США. Только признание Новороссии как отдельного государства со стороны России, либо смещение хунты в Киеве могло бы уравнять силы и возможности в этом противостоянии. Однако этого сделано не было в первые же недели после Крыма, а с каждым месяцем такой путь становился всё менее вероятным. В конце концов ставка была сделана на ополчение, и уже сейчас план с миротворческой операцией кажется маловероятным, даже несмотря на заявление генсекретаря Совбеза ОДКБ Николая Бордюжи о возможности такого шага. И тем не менее вопрос «почему нет?» продолжает быть и будет ещё долго актуальным. Аргумент, что на Донбассе в отличие от Крыма не было таких явных и всеобщих пророссийских настроений, а значит и действовать там напрямую Россия не могла, кажется несостоятельным и даже страусиным. В Крыму при всех пророссийских настроениях первый день противостояния со сторонниками Майдана и исламистами был проигран, и только после прихода вежливых и блокировке зданий администрации люди стали открыто поддерживать Россию и формировать ополчения. То есть Крым продемонстрировал свою волю после того, как оказался под защитой. Это факт. На площади Харькова, Донецка, Луганска сторонников России и противников Майдана выходило не меньше, чем в Крыму.

Но размахивать флагами и даже бодаться с ОМОНом — это одно, а воевать с ружьём против танков, авиации и артиллерии — совсем другое. В первые дни карательной операции, когда хунта ещё не собрала достаточные военные силы и опасалась принуждения к миру со стороны России, донбассовцы останавливали танки в полях голыми руками и пытались блокировать военные аэродромы. Однако потом их начали бомбить и убивать — в нескольких десятках километрах от России, от которой они ждали защиты. Но даже в таких условиях — под бомбёжками и без гарантии безопасности со стороны кого-либо — они имели храбрость пойти на референдум и чётко и недвусмысленно заявить о своём выборе — не только гражданском, но прежде всего цивилизационном. Между Западом и Россией они однозначно выбрали Россию, отказавшись под страхом смерти предавать своих предков. Это волеизъявление намного более ценное и героическое, чем в Крыму. Не признавать это — значит бояться смотреть правде в глаза. Другой аргумент позиции прямого невмешательства России в защите Донбасса (и шире — всей Украины) звучит более убедительно и потому требует тщательного разбора. Утверждается, что Россия отказалась от принуждения Киева к миру и зачистке Украины от бандеровцев по той причине, что это привело бы к прямому столкновению с НАТО и в то же время стало бы непосильным и опасным грузом для России, так как население самой Украины настроено к нам крайне враждебно. Что касается воинственности Запада и его готовности выступить в непосредственное столкновение с Россией, то это более чем сомнительно.

Угрозы угрозами, но НАТО за всю свои историю никогда не сталкивалась с равным себе противником. Войны в Сербии, Ираке, Афганистане, Ливии — это избиение слабого сильным. Уже Иран был им не по зубам, и они долго подступались к нему. Входить в прямое столкновение с ядерной Россией из-за Украины было бы для Запада непростительной и даже смертельной авантюрой. Поэтому, скорее всего, максимум, что произошло бы — это занятие западно-украинских военных баз войсками НАТО. Куда бы, возможно, и переехала бы хунта, создав там свой Бандеростан. Да, это резко бы обострило международную обстановку и сделала бы её максимально опасной с советских времён. Но разве она итак не обострилась до предела к осени 2014 года, и разве мы сейчас не терпим один удар за другим? Да, Запад объявил бы нам «холодную войну» на грани «горячей».

Но разве это же самое не происходит и сегодня? Россия объявлена главным врагом «цивилизованного человечества» и «свободного мира» и подлежит уничтожению — об этом не стесняясь говорит Госдеп и пишут американские аналитики. И не только говорят, но и делают, формируя из Украины военно-политический таран против России. С другой стороны — активная защита собственной независимой внешней политики только бы усилила нашей позиции и остудила Запад: с Крымом пошумели-пошумели и успокоились (вечно шуметь нельзя, а больше сделать не способны), с Киевом тоже пошумели бы, только громче, поиграли бы мускулами на границе и утёрлись. По одной простой причине — агрессор уважает в конечном счёте только силу.

Многополярность не возможно реализовать, если время от времени не бить по носу один из полюсов, который норовит занять всё пространство. Понятно, что это огромный риск. Но идти на него необходимо, если Россия хочет быть суверенной страной. Говорят, что мы не готовы к полному разрыву с Западом — прежде всего, отрыва от его финансового его механизма. Однако в таком случае это означает, что мы не готовы напрямую отстаивать многополярный мир, свою внешнеполитическую модель, альтернативную Pax Americana, свой суверенитет, в конце концов. Заявив об альтернативе однополярному миру, но не имея сил защитить её, мы обрекаем на то, что нас будут уничтожать. Гегемон никогда не потерпит альтернативу себе, если противник слаб и такую угрозу можно ликвидировать ещё до того, как она стала неустранимой. Так что Россия обречена на силовое противостояние с Западом. Вопрос только в каких формах. Формат миротворческих операций против наёмников Запада при прикрытии ядерного щита и всей мощи вооружённых сил представляется наиболее оптимальным. Однако везде, кроме Украины, где ситуация уже запущена донельзя. Возвращаясь к ней и к настроению её населения, надо признать, что сейчас, спустя четыре месяца проведения карательной операции и русофобской истерии, миротворческая операция России была бы предельно осложнена. Однако если вспомнить состояние дел на март-апрель 2014 года, то следует в свою очередь тоже признать, что поддержка хунты не была такой значительной и однозначной. Как минимум, половина населения выступала за Таможенный союз и сотрудничество с Россией, не поддерживая ни Майдан, ни вооружённый госпереворот. Да, политическая украинизация и бандеризация как её продолжение проводились все 23 года незалэжности и создали значительные антироссийские настроения в обществе Украины.

Однако нынешнего накала русофобии тогда ещё не было, и даже Крым, если бы его успех стал настойчиво развиваться, не привёл бы к этому. Тем паче что принуждение Киева к миру и дебандеризация украинцев, в идеале, должны были бы сопровождаться идеологическим призывом России ко всему русскому миру и к самой Украине прежде всего. Москва должна была бы не просто ограничиться общими словами о безопасности граждан и гуманитарных проблемах, но поднять исторические знамёна российской цивилизации и русские идеалы, ценности, которые должны были бы выступить в противовес одновременно украинскому нацизму и европейскому мифу. В случае если бы это произошло, то уже после нескольких недель после смещения хунты и отключения жителей Украины от русофобской истерии в СМИ, при открытой и честной политике Москвы и конкретных действий по обустройству жизни, построению единой российской цивилизации с равными правами каждому её жителю, антироссийский накал в обществе значительно бы убавился.

Он стал бы просто не актуален, он как искусственное наваждение рассеялся и ушёл бы в подполье, стал бы уделом маргиналов, чем и был ранее. Да, бандеровская пропаганда продолжала бы вещание из интернета и в эфире западных СМИ — однако это совсем другой масштаб, и ему можно эффективно противостоять. Да, после аккуратного разгрома основных частей войск хунты по территории Украины экстремисты продолжали бы бегать по территории Украины и вести диверсионную деятельность. Но всё это было бы пусть и с трудом, но в скором времени нейтрализованно усилиями спецслужб. В любом случае ликвидация бандеровцев, в каком бы количестве они ни проявились, это значительно менее кровавый процесс, чем нынешняя рубка ополченцев с армией, которая бомбит города. Соотношение сил было бы ровно противоположным. В нынешней ситуации самозванцы взяли в заложники украинцев, используя их как «мясо» в войне против Донбасса, приватизировали государственные институты и патриотизм и приравнивают защиту себя любимых к защите родины. Всё это ведёт к колоссальным жертвам, равно плачевным для нас с обеих сторон.

Нынешняя война на Донбассе — это следствие того, что упустив Киев, мы позволили занявших его самозванцам почувствовать свою безнаказанность. Освободи Россия Киев, всё противостояние с бандеровцами свелось бы к контртеррористической операции в Карпатах и Галиции. И население Украины чем далее, тем больше поддерживало бы выкорчёвывание экстремистов. Но всё это надо было начинать сразу после Крыма, не упуская инициативу и развивая успех. Уже в июне время было упущено, и принуждение к миру Киева, который, как и вся Украина, в кратчайшие сроки превратился в руссконенавистнический город, стало невозможным. Но что мешало защитить Донбасс? Даже без ввода российских войск, на расстоянии, средства ПВО? Установить защитный купол над небом Донбасса и подавить огневые точки со своей территории. Поводов были десятки, вплоть до убийства российского пограничника в Ростовской области. Всего этого совершено не было. Что же произошло в результате? Как ни крути, а произошло нечто такое, о чём долгие годы мечтали наши западные «друзья» — русские убивают русских. Не собираясь оправдывать идейных бандеровцев, которые поехали покорять и дерусифицировать Юго-Восток, нельзя не признать, что основную физическую силу войск хунты составляют обычные малоросские мальчишки, которых убедили в агрессии русских против их страны и используют одновременно как щит для карателей и «мясо» для руководителей.

Безусловно, выбранный сценарий Сирии, но ещё более тяжёлый и кровавый, далеко не лучший выход для Донбасса и России. Война усилиями добровольцев, свободных профессионалов, пусть и при снабжении и поддержки со стороны России — это всегда разрушение и хаос, превращение региона в территорию выжженной земли, а людей — в зверей. Самый страшный результат происходящей катастрофы — это разрыв русских и украинцев (таких же русских), это страшная психологическая травма на долгие десятилетия, это ненависть друг к другу на пустом месте. Безусловно, историческая и ценностная правда — на стороне ополчения. Но эту правду можно было бы отстоять и посеять в душах нынешних врагов гораздо гуманнее, эффективнее и системно, если бы был реализован вариант с масштабной миротворческой операцией. Война по сирийскому образцу ведёт к хаотизации, которая в свою очередь быстро приводит в психологическую усталость местное население. Они перестают понимать, за что им такие испытания. Они начинают видеть в сражающихся просто конкурирующие стороны, ценностно не различимые. Обыватель быстро превращается в предателя, а времени на системную идеологическую работу с ним у ополчения нет и быть не может. Это по силам только государственным институтам. А те в свою очередь не создать при непосредственной поддержке России.

Таким образом, даже при успехе наступления армии Новороссии, необходимо понимать, что такой способ освобождения этой земли от власти киевских самозванцев, фактически приведёт и уже привело к сильнейшим разрушениям и потерям. Одновременно по ту сторону фронта, если только ополчение не решится пойти на Киев, продолжит формироваться крайне русофобский и агрессивный режим, подпитываемый США. Ошибочно предполагать и надеется, что Украина падёт сама собой под тяжестью проблем и при потере Донбасса.

Тактика невмешательства в дела Украины бесперспективна. При всех признаках банкротства этого геополитического недоразумения, никакие экономические, социальные и даже военные проблемы не обрушат его в условиях искусственной поддержки со стороны Украины. Более того, Россия, вынужденная договариваться с Европой о доставке газа через украинский трубопровод, отчасти продолжит подпитывать Киев, кто бы там ни находился. Учитывая истинные и нескрываемые задачи Запада по использованию Украины как вненатовского орудия против России, Киев поддержат и сделают всё, чтобы он выполнил свою задачу. Как бы ни закончилась война на Донбассе, следующими направлениями агрессии хунты, вооружённой и снабжённой Западом, станут Приднестровье и Крым.

Возвращаясь к многополярности как основе внешнеполитической доктрины Кремля, следует понимать, что это будут удары именно по самой доктрине. Уклонившись от прямой защиты Украины и Донбасса, ограничившись сирийским сценарием противостояния хунте, Россия провоцирует агрессора к нанесению новых ударов. Pax Americana торжествует, его потенциальный конкурент подстрелен на излёте. Но подстреленный не убитый, и сейчас ещё не поздно изменить ситуацию, перехватить инициативу. Вернуться к той жёсткой линии по отстаиванию права каждой страны отстаивать свои интересы вопреки агрессивным планам мирового жандарма, какую Россия демонстрировала в случае с Чечнёй, Осетией, Сирией, Ираном, в эпизоде с Крымом. В богатой истории России случались невероятные эпизоды, когда победа над врагом достигалась без прямого сражения и пролитой крови. Скажем, уникальное событие под названием «стояние на реке Угре», когда армии так и не вошли в столкновение, фактически оформило появление Русского государства и праздновалось предками как самая настоящая победа.

Но не стоит забывать, что стояния на Угре не могло бы быть, если бы сто лет до того на Куликовом поле в тяжелейшей и кровавой битве не была одержана историческая победа над Мамаем, в процессе достижения которой войска из разрозненных русских княжеств, собранные Дмитрием Донским и благославенные Сергием Радонежским, выковались в единый русский народ. Это историческое чудо могло произойти только при колоссальном усилии как народа, так и лидера, который взял на себя ответственность и принял эпохальный вызов. Куликовская битва — не столько воинское сражение, сколько единение духа народа, героическое преодоление препятствия через единение друг с другом. Это рождение нации в русском, не европейском, её понимании. При всех отличиях и нюансах разных эпох в нынешнее время перед русским народом и российской цивилизацией стоит ровно такой же вызов. Необходимо новое Куликово поле — собирание русского народа в единое целое, с общими идеалами и одной великой целью. Разделённый границами искусственных государств, убиваемый нынче в Донецке, угнетаемый в других странах бывшего СССР, русский народ должен обрести себя как единый организм, должен понять самого себя — кто он, откуда и куда должен двигаться.

В самой России должно произойти перерождение и переоценка происходящего. Только Россия способна стать сосредоточением этого процесса, запущенного на Донбассе. Без возрождённой, духовно здоровой России невозможны ни Новороссия, ни Белоруссия, ни пророссийская Малороссия, ни что либо ещё по отдельности. Но необходим лидер. Только абсолютный моральный авторитет способен поднять огромный русский мир словом и делом на преображение, призвать к соединению на новом Куликовом поле. Единственным, кто мог бы такое сделать, к кому прислушались и за кем бы пошли (да простит меня Патриарх), является Владимир Путин. Колоссальная ответственность по плечу только такой же личности, награждённой таким же огромным доверием.

Только его проникновенный призыв, начинающийся с обращения «Братья и сестры!..» и содержащий в себе главные смыслы и русский пафос, сподвиг бы миллионы людей на то, что так жизненно необходимо не только Донбассу, но всему русскому миру. На обретение себя как части единого духовного целого. Этот призыв должен быть обращён ко всем нам, в том числе и к тем, кто на Украине, кто оболванен или в страхе спрятал свои истинные чувства и ценности, к братьям и сёстрам, которые должны вспомнить о своих исторических корнях, о подвигах предков и смысле их многомиллионных жертв, о духовных ценностях и народных идеалах Святой Руси. Речь эта должна затронуть нечто такое, что находится под грузом личных интересов и сиюминутных проблем — народную совесть. Чтобы проснулась она в миллионах душах, разбросанных по великим просторам от Балтийского моря и Карпат до Тихого океана. Чтобы каждый вдруг понял, кто он и зачем. И как единое целое встали бы мы на пути очередной волны мирового зла. Встали пусть пока не военным способом, но духовным. Благодаря обретению собственной идентичности. И Владимир Путин уже подходил к этому наиважнейшему вопросу — в Мюнхенской речи, в послании Федеральному собранию, в Валдайской речи… Именно потому Путина так отчаянно поливают грязью на Украине и на Западе.

Они чувствуют, кто единственно способен на такой шаг. Понимают, чьё слово может воодушевить русский мир и тем самым в одночасье перевернуть весь мир. Они жутко боятся этого, и сделают всё, чтобы предотвратить появление главной речи Путина. Многополярное устройство мира необходимо, но оно возможно только если каждый полюс, каждая страна будет осознавать свою уникальную (не исключительную) идентичность и будет готова её защищать. Если Россия сейчас первой не продемонстрирует свою право на неподчинение Pax Americana, то это в ближайшее время не сделает никто, и даже дряхлеющий Запад продолжит свою гегемонию. Да, велик соблазн принять известную китайскую стратегию невмешательства и ожидания на берегу реки, когда по ней проплывёт труп врага. И судя по словам Лаврова о том, что США уже не те, что после в середине XX века, и процесс их ослабления является объективным, российское руководство поддалось такому соблазну. Проблема только в том, что Россия не Китай, и нам никто не позволит проявлять хладнокровие и китайскую мудрость. Нас будут уничтожать первыми, не дожидаясь, пока мы дождёмся их трупов. Да и не наш этот путь, никогда такого не было, чтобы зло нас обходило стороной и оставляло напоследок. Русскому народу и российской цивилизации брошен экзистенциальный вызов со стороны исключительной цивилизации, желающей утвердить своё мировое господство. Путин напомнил ей, что Бог создал людей равными. Но готовы ли мы отстаивать эту фундаментальную основу христианского мира, противостоящего злу и приходу Антихриста? А если готовы, то как именно? Насколько решительно и какими средствами? Подпольно и опасливо, соблюдая внешний нейтралитет? На самом деле, у нас нет выбора — мы обязаны принять вызов открыто и честно, громогласно провозгласив правду. И чем раньше мы это поймём, тем больше шансов на победу. Ведь Бог не только создал людей равным, но и Россию как защитницу угнетённых от «исключительных».

Эдуард Биров

http://q99.it/ak1qrOo