В нашем доме, в 1-м подъезде, живет семейная пара. Настолько семейная и настолько пара, что я никогда не видела их поодиночке, всегда только вместе. Они очень старенькие: во всяком случае, им на двоих точно больше 150. И они всегда ходят, держась за руки, медленно и аккуратно, и он всегда несет ее сумочку. Я про себя зову их Шустриками.

Они все всегда делают вместе. Он машину заводит — она веником снег обметает и тряпочкой стекла протирает. Он сумку из магазина несет — она его поддерживает за локоток. Она в подъезд заходит — он ей двери придерживает и страхует, чтобы на ступеньках крыльца не споткнулась. Неразлучники.

У них еще раньше была собака, спаниель, коричневая сука. Толстая, флегматичная и добрейшая. Всегда подходила, тыкалась носом мне в колени и ждала, пока я ей почешу голову. Джулей звали. Гулять они тоже ходили все вместе, а потом, когда Джуля заболела, их долго не было видно, и машина стояла сначала вся в осенней пыли, потом в снегу. Сосед-собачник сказал, что Джуля умерла прошлой осенью, 16 лет прожила.

Торчу сегодня в окне, жду, пока макароны сварятся. Смотрю — Шустрик идет. Один. Ме-е-едленно и еле ноги переставляет, в арке снежная каша и лед, бережется. В руках кулек газетный. Не бывало такого, чтобы он один, никогда! У меня прямо сердце оборвалось, мысли всякие дурацкие...

А он дошел до помойки и стал кулек разворачивать. Ме-е-едленно, тщательно, ну они всегда с женой такие, очень неспешные. Развернул — а там букет хризантем, пышный такой, яркий. Он их расправил, бантик поправил и к подъезду пошел. Даже походка изменилась, пятую скорость врубил.

Наверное, сегодня у Шустриков праздник какой-то. Хоть бы да, и хоть бы они подольше вместе шустрили — пусть медленно, еле-еле, но за ручки.