Гениальность ПРМ заключалась в том, что оно уравновесило конкурирующие интересы и открыла свои двери даже для России, и она в итоге присоединилась к партнерству. Позже, в разговоре с Генсеком НАТО Хавьером Соланой Клинтон отметил, что ПРМ оказалось масштабнее, чем ожидалось: желающих присоединиться к нему стран было больше, а сотрудничество — весомее, в результате чего получилось нечто совершенно выдающееся.
Противники ПРМ в администрации Клинтона жаловались, что из-за ожидания странами Центральной и Восточной Европы гарантий безопасности по Статье №5 Москва фактически получила право вето в отношении времени и направления расширения НАТО. В качестве альтернативы они выступали за скорейшее расширение альянса для включения в свои ряды стóящих демократий. И в конце 1994 года Ельцин снабдил критиков ПРМ козырями, одобрив то, что считал прецизионной (близкой к точечной) полицейской операцией с целью противодействия сепаратистов в чеченском регионе. В результате произошел жестокий, затяжной и кровавый конфликт.
Государства Центральной и Восточной Европы воспользовались ситуацией и заявили, что могут оказаться следующими, если Вашингтон и НАТО не защитят их Статьей №5. Внутри администрации Клинтона возник новый термин — «новая политика сдерживания«. Наряду с отношениями, которые президент Польши Лех Валенса и президент Чехии Вацлав Гавел установили с Клинтоном, данная позиция оказывала на американского президента значительное влияние.
Влияло на Клинтона и внутриполитическое давление. На промежуточных выборах в ноябре 1994 года Республиканская партия получила большинство мест в Сенате и Палате представителей. Избиратели одобрили расширение НАТО в рамках кампании «Контракт с Америкой«. Клинтон хотел баллотироваться на второй срок в 1996 году, и результаты промежуточных выборов повлияли на его решение отказаться от варианта расширения НАТО посредством плавного персонализированного процесса с участием ПРМ. Взамен он перешел к комплексному расширению с изначальным предоставлением полных гарантий. В декабре 1994 года НАТО опубликовала коммюнике, в котором прямо говорилось, что лидеры стран альянса ожидают и приветствуют расширение НАТО. Осознававший значение этих слов Ельцин был в ярости.
В частном порядке Госдепартамент направил американской миссии при НАТО документ, который, по мнению США, необходимо было опубликовать по результатам внутриорганизационного рассмотрения процесса расширения. В документе подчеркивалась важность обеспечения равной для всех союзников безопасности и отсутствие каких-либо второстепенных гарантий, под которыми подразумевалось количество членов и инфраструктурные ограничения. ПРМ (программа "Партнерство ради мира") при этом, хоть и продолжала существовать, была вытеснена из системы отношений.
Смена позиции Клинтона чуть не заставила министра обороны уйти в отставку. По мнению Перри, прогресс в области контроля над вооружениями в начале 90-х был поистине поразителен. Распалась целая ядерная сверхдержава, а на ее руинах выросла лишь одна страна, имеющая в своем арсенале ядерное оружие. Другие постсоветские государства-правопреемники присоединялись к Договору о нераспространении ядерного оружия. Не взорвалась ни одна бомба. Были заключены новые соглашения о мерах безопасности и прозрачности в отношении количества и расположения боеголовок. То были вопросы величайшей важности, по которым Соединенные Штаты и Россия добились исторического прогресса, а противники ПРМ, по мнению Перри, начали вставлять им палки в колеса, сфокусировав усилия на той форме расширения НАТО, которую Москва считала куда более опасной.
Перри держался выбранного курса, но позже говорил, что мог бы более эффективно бороться за отсрочку решения по НАТО. Как он писал в 2015 году, "движение вниз по скользкому склону началось, как я полагаю, с преждевременного расширения НАТО", а последствия раннего членства в НАТО восточноевропейских стран оказались еще хуже, чем он ожидал. Русские тут же сделали досадный вывод о том, что ПРМ было лишь уловкой, хотя это было и не так.
Цена за дюйм
Значение изменившейся позиции Клинтона проявилось по прошествии длительного времени. В ходе своей первой поездки в Европу в качестве президента в январе 1994 года Клинтон спросил лидеров НАТО: «Зачем нам сейчас проводить через всю Европу новую разделительную линию, лишь переместив ее немногим дальше на восток?» Ведь тогда «демократическая Украина» оказалась бы не на той стороне. Лучшим вариантом было партнерство, поскольку оно не просто открывало недоступные ранее возможности, но и давало США с союзниками по НАТО время попытаться наладить контакт с Россией и другими странами бывшего СССР, которых в ходе всей этой дискуссии практически полностью проигнорировали. Как только программа ПРМ осталось не у дел, судьба новой разделительной черты была предопределена.
Теперь администрации Клинтона предстояло принять решение о количестве стран, которые станут полноправными членами НАТО. Казалась, арифметика проста: чем больше стран, тем значительнее ущерб отношениям с Россией. Но за этой обманчивой простотой скрывалась серьезная проблема. Учитывая обидчивость Москвы, экспансия в бывшие советские республики вроде Прибалтики и Украины или в страны с особой спецификой в виде, скажем, баз, где размещались иностранные войска и ядерное оружие, привела бы к росту издержек за каждый дюйм расширения влияния альянса.
Возникло два вопроса. Следует ли при предоставлении полноправного членства избегать выхода за бывшие границы Советского Союза? И нужно ли налагать на новых участников какие-либо обязательные ограничения в отношении происходящего на их территории? Что-нибудь похожее на скандинавские соглашения и запрещение ядерного оружия на территории Восточной Германии?
На оба вопроса команда Клинтона ответила твердым «нет». Еще в июне 1995 года Тэлботт уже начал целенаправленно обращаться к лидерам стран Балтии, что первые вступившие в НАТО на правах членства страны последними, безусловно, не будут. Администрация Клинтона не станет считать процесс расширения НАТО ни завершенным, ни успешным до тех пор, пока не будут осуществлены пожелания стран Балтии. Он столь твердо на этом стоял, что данное суждение окрестили «принципом Тэлботта». В противоположность скандинавской стратегии расширение должно было осуществляться без учета издержек на дюйм.
В апреле 1999 года на посвященном 50-летию НАТО саммите в Вашингтоне (округ Колумбия) Североатлантический альянс публично поддержал заинтересованность Эстонии, Латвии и Литвы (и еще шести стран) в обретении статуса полноправного члена. Соединенные Штаты могли бы справедливо настаивать на том, что никогда не признавали оккупацию Прибалтики Советским Союзом в 1940 году. Но на значимость данного шага это не повлияло: стало ясно, что расширение не будет ограничено бывшей советской границей. Вашингтон проигнорировал сдержанное беспокойство скандинавских лидеров, отметивших желательность более мирных решений в плане своего географического окружения.
Это, наряду с военной интервенцией Североатлантического альянса в Косово, которой Россия яростно противостояла, сделало 1999 год переломным моментом для российско-американских отношений. Решение Москвы нарастить безжалостные бои в Чечне усилило ощущение того, что достигнутое после окончания холодной войны хрупкое сотрудничество неумолимо разрушается. Больной Ельцин с горечью отреагировал на критику США в отношении боевых действий в Чечне и пожаловался журналистам на то, что «Клинтон позволил себе надавить на Россию», поскольку «на секунду, на минуту, на полминуты, забыл, что такое Россия, что Россия владеет полным арсеналом ядерного оружия». А 19 ноября 1999 года, на полях стамбульского саммита Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), ельцинские словесные атаки на Клинтона были столь резки, что Тэлботту российский лидер показался выжившим из ума, как сам Тэлботт написал в своих мемуарах. Согласно американской стенограмме короткой конфиденциальной беседы между Клинтоном и Ельциным, российский лидер выдвинул радикальные требования. «Просто оставьте Европу России, — сказал Ельцин, — США не в Европе. Европой должны заниматься европейцы».
Клинтон попытался было оставить вопрос без ответа, но Ельцин продолжал настаивать и добавил: «Предоставьте Европу самой себе. Европа еще никогда не была так близка к России, как сейчас». Клинтон ответил: «Я не думаю, что европейцам это очень понравится». Внезапно Ельцин встал и объявил: «Билл, встреча закончена… Она продолжалась слишком долго». Однако Клинтон не отпустил бы своего российского коллегу, не поинтересовавшись, кто победит на предстоящих выборах в 2000 году. Уходя, Ельцин коротко ответил: «Путин, конечно».
Двум президентам и раньше приходилось налаживать отношения после ссор, но в тот раз Клинтон уже не успел. Стамбульская встреча стала последней, поскольку вернувшись домой в Москву, российский лидер решил уйти с политической сцены. Его совсем измотали серьезное заболевание сердца, алкоголизм и страх уголовного преследования.
Ельцин уже тогда решил, что его преемником станет Путин, поскольку, согласно его убежденности, этот молодой человек должен был защитить его интересы, а, может, и интересы России, как сказал эксперт по России Стивен Коткин. 14 декабря 1999 года Ельцин сообщил Путину, что в последний день тысячелетия назначит его исполняющим обязанности президента.
Обещание свое он выполнил, и в канун Нового года страна увидела трансляцию его краткой, предварительно записанной речи об отставке. Атмосферу меланхолии нагнетала и манера чтения — чересчур церемонная и неубедительная. На фоне кое-как украшенной новогодней елки он просил у россиян «прощения». Говорил, «что многие наши с вами мечты не сбылись, а «то, что нам казалось просто, — оказалось мучительно тяжело». Впоследствии Путин выполнил свою часть сделки, предоставив Ельцину и его семье иммунитет от судебного преследования одним из первых своих указов.
Ельцин покинул Кремль около 13:00 по московскому времени, чувствуя огромное облегчение от того, что впервые за последние десятилетия его не тяготили никакие обязательства, а потом велел шоферу отвезти его к семье. По дороге ему прямо в лимузин позвонил президент Соединенных Штатов. Ельцин попросил Клинтона перезвонить через несколько часов, хотя тот готовился принимать в Белом доме сотни гостей на праздник в честь нового тысячелетия.
А вот новый лидер России заставил Клинтона ждать еще 26 часов, прежде чем вышел с ним на связь. 1 января 2000 года Путин, наконец, выкроил в своем графике девять минут для звонка. Клинтон попытался не выдать своих эмоций по поводу резкого перехода власти и сказал Путину несколько ободряющих слов.
Перечеркнутые надежды
Вскоре стало очевидно, что возвышение Путина было скорее концом, нежели началом отношений с Вашингтоном. Пик сотрудничества остался в прошлом, не в последнюю очередь в контексте контроля над вооружениями. Позволив десятилетней тенденции сойти на нет, Вашингтон и Москва не смогли заключить новых крупных соглашений в эпоху правления Билла Клинтона.
Зато при российском лидере, который в декабре 1999 года начал свой многолетний путь во главе государства, ядерное оружие снова стало наводится на города США и Европы. Для отношений США с Россией это означало если не возврат к исключающим всякое сотрудничество условиям времен холодной войны, то как минимум глубокое разочарование и отдаление.
Для жителей Центральной и Восточной Европы, которым не одно десятилетние пришлось страдать от зверств, войн и угнетения, вступление в НАТО на пороге XXI века было воплощением мечты о партнерстве с Западом. И все же особого ощущения праздника не было. Это заметила даже госсекретарь США Мадлен Олбрайт, «Когда десять лет назад рухнула Берлинская стена, на улицах танцевали. А теперь эйфория прошла».
Мир, созданный в 1990-е, так и не оправдал надежд, возникших после крушения Берлинской стены и Советского Союза. Поначалу многие были убеждены в успехе постулатов либерального международного порядка, в результате чего сотрудничать между собой смогут жители всех стран между Атлантикой и Тихим океаном, а не только западных. Но и американские, и российские лидеры неоднократно принимали решения, противоречившие заявленным намерениям способствовать именно этому развитию событий. Буш говорил о единой, свободной и мирной Европе; Клинтон неоднократно заявлял о нежелании чертить какие-либо линии, но оба они в итоге поспособствовали проведению в Европе новой черты после окончания холодной войны. Горбачев стремился спасти Советский Союз; Ельцин и вправду хотел длительной демократизации России. Не преуспел ни один.
Расширение НАТО было не единственным источником проблем. Но способ расширения альянса вкупе с катастрофическими решениями России однозначно повлиял на их масштаб и последствия. Иными словами, нельзя отделять оценку роли расширения альянса в разрушении американо-российских отношений от того, как именно это произошло. Ошибка Вашингтона заключалась в осуществлении экспансии таким образом, что противоречия с Москвой достигли максимальных уровней. А все потому, что Соединенные Штаты не смогли верно оценить ни постоянство сотрудничества с Москвой, ни степень готовности Путина эти отношения испортить.
Также все эти издержки повлекло расширение по принципу «все или ничего», без учета демократизации. Бывшие государства Варшавского договора присоединились к НАТО (а затем и к Евросоюзу) и обнаружили, что автоматических гарантий демократических преобразований никто не дает. Последовавшие за этим исследования показали, что перспектива предлагавшегося ПРМ постепенного членства в международных организациях могла бы более эффективно подкрепить политические реформы и реформы организационной структуры.
В 90-е даже такой убежденный сторонник расширения НАТО, как Джо Байден, тогда еще простой сенатор, полагал, что расширение альянса чревато различными проблемами. В 1997 году он заявил, что наилучшим вариантом было бы, вероятно, сохранение Партнерства ради мира, которое, вопреки всем ожиданиям, оказалось гораздо прочнее и успешнее.
Акцент на методах
Какой урок следует извлечь из этой истории Вашингтону? Одна из крупнейших современных проблем Соединенных Штатов заключается в том, что конфронтация между Западом и Россией вновь стала в порядке вещей. Во время обострившего идейные разногласия президентства Дональда Трампа демократам и республиканцам мало о чем удалось договориться, но как минимум некоторые члены Республиканской партии никогда не были в восторге от позитивного отношения Трампа к Путину. Единое чувство долга в вопросе отношений с Москвой может привести к уникальному внутреннему консенсусу в США — тому, что снова возвращает нас к НАТО, которая продолжает держаться на плаву, несмотря на все заявления Трампа о возможном выходе оттуда США.
Однако даже после ухода Трампа критики не перестают сомневаться в значимости альянса. Некоторые — среди них историк Стивен Вертрейм — ограничиваются поверхностными утверждениями о том, что Вашингтону следует перестать «фетишизировать военные союзы», будто они являются неким священным долгом. У других есть более конкретные жалобы, особенно в контексте хаотичного вывода западных войск из Афганистана. Даже Армин Лашет, тогда еще кандидат на пост федерального канцлера от правоцентристского Христианско-демократического союза (который обычно поддерживает Североатлантический альянс), осудил вывод войск, назвав его «величайшим фиаско, которое НАТО пережила с момента своего основания«. Европейские союзники жаловались на вопиющее отсутствие предварительных консультаций, которое разрушило давние надежды на вдохновляемый Байденом золотой век НАТО.
Однако экспертам следует хорошенько подумать, прежде чем списывать альянс со счетов или позволить творящемуся в Кабуле хаосу сорвать попытку восстановления трансатлантических отношений после ухода Трампа. Опасения европейцев вполне обоснованны, и явно существует необходимость в проведении живых дискуссий о допущенных в Афганистане ошибках. А критикам нужно подумать о том, как на фоне беспорядков прозвучат призывы к понижению статуса или роспуску альянса. Президентство Трампа, пандемия коронавируса и байденовский вывод войск из Афганистана — все это нанесло ущерб структуре трансатлантических отношений. Ремонт во время пожара затевать не стоит — и не важно, был он до этого необходим или он.
Есть во всей этой истории с расширением НАТО и более важный момент, актуальный для отношений США не только с Россией, но и с Китаем, а также другими конкурентами. Как показал вывод войск из Афганистана, неверное исполнение может саботировать даже адекватную стратегию, и касается это как сроков, так и самого процесса. А когда реализация стратегии измеряется не месяцами, а годами, ошибки могут привести к накоплению ущерба и образованию нездоровой «рубцовой ткани». Успех долгосрочной стратегической конкуренции предполагает правильное понимание деталей.
Мэри Элиз Саротт — профессор истории в Школе передовых международных исследований при Университете Джонса Хопкинса и автор печатающейся книги «Ни на дюйм: Америка, Россия и выход из тупика после холодной войны« (издательство Йельского университета, 2021), на которой основана данная статья.
Ссылка
)))) Я с 96го года голосовал только за КПРФ, но в последние 4 года не могу заставить себя за них голосовать. Не осталось в этой партии уже практически ничего от былой КПРФ. Смешно их даже коммунистами называть...
