«ДУЙ СВОЁ, ДОЧУРКА!»

86 лет назад родилась Людмила Марковна Гурченко.

ЕСЛИ, дорогой читатель, ты молод, то едва ли можешь представить, какой всеобщий, «всесоюзный» восторг в начале зимы 1956-го вызвал фильм «Карнавальная ночь». Встречая, Новый, 1957-й, мы уже пели: «Пять минут, пять минут, бой часов раздастся вскоре...». Все ликовали: наконец-то появилась смешная кинокомедия! Девчонки спешно опускали челки и покупали капроновые блузки, как у героини картины. А еще стремились заиметь, как у нее, «осиную» – в сорок пять сантиметров – талию. Глядя на подруг, мальчишки радостно пританцовывали: «И улыбка, без сомнения, вдруг коснётся ваших глаз...» Так создатель самой своей первой художественной (до этого он был документалистом) киноленты Эльдар Рязанов и студентка третьего курса актерского факультета ВГИКа Людмила Гурченко познали ошеломительный успех...

***

СПУСТЯ пятнадцать лет Московский театр-студия киноактера гастролировал на невском берегу, и однажды, после спектакля, когда я «для газеты» попытался задать актрисе несколько вопросов, она – ради более обстоятельного разговора – пригласила журналиста в отель. И открылся мне в тот вечер (ведь ее великолепных автобиографических книг еще не существовало) в этой обладательнице осиной талии очень умный (что в актерском мире случается, увы, далеко не часто), очень сильный, очень неординарный человек весьма непростой судьбы.

С каким артистизмом живописала она свое «прекрасное довоенное время», особенно – Первое мая:

– Папа шел на демонстрации впереди колонны с баяном, весь в белом, брезентовые туфли начищались мелом. Мама, в белой юбке, в белой майке и в белом берете, дирижировала хором. Пели все! И я не помню до войны грустных лиц...

Папа и мама работали в Харьковском Дворце пионеров массовиками-затейниками. Ну а дома Марк Гаврилович, человек обаятельнейший, но почти совсем неграмотный, чья речь имела особенный колорит, предупреждал очередного гостя: «Щас тибе моя дочурка концертик устругнёть». Люся вскарабкивалась на стул, а папа напоминал: «Дочурка, глаза распрастри ширей, весело влыбайсь и дуй своё!» Люся сначала читала стихотворение про жука-рогача, а после под папин баян – из репертуара Изабеллы Юрьевой: «Эх, Андрюша, нам ли быть в печали...», причем в конце песни, еще и выдав чечетку, выбрасывала ногу вперед, руки – в стороны, и громко: «Х-х-ха!!!» Гость был сражён, но больше всех радовался папа: «Не, актрисую будить, точно. Ето як закон! Усе песни на лету берёть, як зверь. Ну, вокурат актриса!»

Потом началась война, и папа, хотя его возраст считался непризывным, добровольцем, вместе с баяном, ушел на фронт. А Люся с мамой остались в Харькове, который враг скоро оккупировал. Всё испытали – голод, холод. Особенно трудно было девочке носить воду из проруби, что на речке Лопань...

Когда немцы стали крутить в кинотеатре свой фильм «Девушка моей мечты», Люся песню, которую там исполняла Марика Рёкк, запомнила мгновенно: «Ин дер нахт ист дер менш нихт герн аляйне...» – и назавтра во дворе, где у немцев стоял котел с похлебкой, семилетняя «шаушпиллер» имела большой успех. Так заработала для себя и мамы котелок фасолевого супа...

Слава Богу, в сорок третьем пришло освобождение, Люся стала школьницей, а ее зрителями и слушателями в подшефном госпитале теперь были наши раненые бойцы. «Любимый город может спать спокойно», – пела девочка, желая любимому измученному Харькову тех самых довоенных счастливых дней...

***

ЗАТАИВ дыхание, слушал я собеседницу, потому что ее мироощущение с моим перекликалось очень: и песня про «любимый город» с детской поры мне тоже была дорога; и другая, про «тёмную ночь», нас связывала; а еще – теперь почти забытая, в войну же – наша непременная дворовая, про подвиг юного ростовчанина Витю Черевичкина, который обожал своих голубей... Когда она осенью сорок четвертого поступала еще в одну школу, музыкальную, «Жил в Ростове Витя Черевичкин...» – конечно же, исполнила. Ну и – «Встретились мы в баре ресторана...» Педагоги дивились: «Про бар ресторана в столь младенческом возрасте?!»

Через десять лет появилась в столичном ВГИКе: с аккордеоном, в ярко-зеленом из китайского шелка платье с красным бантом на груди. Знаменитый Сергей Герасимов поинтересовался: «Хотите работать в кино?» Удивилась: «О! Работать... Та шо ш там работать! Та рази ж это работа? Буду актрисой, вот! Работать!.. Такое скажете...» Ну, разве можно нынче представить, что когда-то утонченная Людмила Марковна свои чувства выражала подобным образом? Великая труженица, она сама себя сделала такой, какой все мы ее многие годы знали...

***

СЕЙЧАС мало кому известно, что еще до «Карнавальной ночи» она дебютировала на «Ленфильме», у Яна Фрида, в «Дороге правды». Напомнив мне об этом, усмехнулась:

– Говорят, в семье не без урода. Так вот я, ученица Сергея Аполлинариевича Герасимова и Тамары Федоровны Макаровой, в их мастерской как раз этим уродом и была: из коллектива драматических, трагедийных актеров вдруг вышла музыкальная актриса! В то лето Герасимов снимал «Тихий Дон», почти весь наш курс был там занят, а я со своей далеко не солидной осанкой для казачки совсем не годилась и потому сидела в Москве одна. И вдруг – случайная встреча в коридоре «Мосфильма» с Пырьевым, который привел меня к Рязанову... Кстати, из, кажется, пятнадцати претенденток на роль Леночки Крыловой лишь одна я пела сама. В общем, снялась. И все сразу забыли, что мне прочили судьбу драматической актрисы. После этого начался шлейф однотипных ролей. Чередой шли по экрану мои веселые девушки, которые отличались одна от другой только именами. Было отчего отчаяться...

Да, режиссеры наперебой кинулись использовать ее вокальные данные, а также лирико-комедийное и даже эстрадное дарование (плюс непосредственность, естественность, открытость), однако те фильмы – «Девушка с гитарой», «Роман и Франческа», «Человек ниоткуда», «Укротители велосипедов» – никакой новой славы Людмиле не принесли. Правда, много ездила по стране с концертами, у зрителей была нарасхват, и те всюду непременно требовали, чтобы спела про «пять минут», про «хорошее настроение». Но вдруг в газете – фельетон насчет любителей «левых» заработков, где упоминалась и Гурченко. Было отчего отчаяться. Папа успокаивал: «Хорошега человека судьба пожмёть-пожмёть, да и отпустить...»

Так и осталась бы «Девушкой с гитарой», если бы мудрый Владимир Яковлевич Венгеров не угадал в ней героиню «Балтийского неба» и (в дуэте с блистательным Олегом Борисовым) «Рабочего поселка» – картин суровых, военных. Таких измученных жизнью женщин, как Мария Плещеева из «Рабочего поселка» (а потом, в «Дороге на Рюбецаль», будет Шура, во «Второй попытке Виктора Крохина» – Люба) она запомнила еще с войны. В другой раз рассказывала мне:

– Мария – это то настоящее, что есть в каждом человеке. Речь, разумеется, о характере, а не о конкретных обстоятельствах, в которых оказалась моя героиня. В том, что Мария бросила слепого мужа, конечно, доблести нет. Но ведь и фильм не сводится лишь к тому, чтобы осудить или оправдать именно этот поступок. Мария уехала из дома потому, что не могла поступить иначе. Она сделала то, чего натура более заурядная, более склонная к покорности обстоятельствам не сделала бы никогда. И потому для меня это человек, достойный понимания...

«КРОМЕ ЛЮБВИ ТВОЕЙ, МНЕ НЕТУ СОЛНЦА...»

130 лет назад родилась Лиля Юрьевна Брик

ОСЕНЬЮ 1954-го в Актовый зал ЛГУ, где я учился на журналиста, для разговора со студентами пришел Николай Константинович Черкасов. В конце длинного монолога любимый артист известил, что наконец-то исполняется его давняя мечта – воплотить на сцене или экране образ Владимира Маяковского: через неделю в Александринке – премьера. Поскольку я присутствовал там еще и в качестве спецкора университетской многотиражки, нагло заикнулся насчет контрамарки. Самое удивительное, что он не только пообещал, но и слово сдержал. Таким образом я оказался на спектакле «Они знали Маяковского». Черкасов в главной роли был великолепен. А еще будоражило меня то, что в этом же ряду, совсем неподалеку, расположились в креслах автор пьесы Василий Абгарович Катанян и его жена – немолодая рыженькая, совсем, на мой взгляд, не красивая особа, которую звали – Лиля Юрьевна Брик... В антракте, когда Брик с Катаняном гуляли по фойе, я со словами благодарности – за верность Владимиру Владимировичу – осмелился нарушить их беседу. Лиля Юрьевна улыбнулась: «Начинающий журналист? Похвалите спектакль? Ну, спасибо!»

Так я впервые встретился с легендарной «гранд-дамой»...

Второе наше общение случилось спустя ровно два десятилетия, но об этом – позже...

***

ЧТО ЗА колдовство в ней заключалось?..

Дочь присяжного поверенного при Московской судебной палате, посещающего литературно-художественный кружок, и выпускницы Консерватории, устраивающей у себя дома музыкальные вечера, Лиля Каган училась на математическом факультете Высших женских курсов при Архитектурном институте, а в Мюнхене занималась скульптурой. Но еще до того, лет с тринадцати, вдруг обнаружила, что обладает безграничной властью над мужскими сердцами. Достаточно было Лиле бросить на выбранный ею объект горячий взор темно-карих глаз, как жертва от эротического угара начинала задыхаться... Да, с юности важнейшей составляющей ее существования стали яркие любовные романы, череда которых не прервалась и в 1912-м, когда вышла замуж за юриста Осипа Брика.

О Владимире Маяковском впервые услышала спустя год после венчания: он был близким знакомым ее младшей сестры Эльзы. И потом, в июле 1915-го, именно Эльза притащила своего высоченного ухажёра в петроградскую квартиру Бриков. Прочитав собравшимся только что написанное «Облако в штанах», поэт, словно сомнамбула, приблизился к Лиле: «Можно, я посвящу это вам?» И под перекрёстными взглядами сестёр (восхищенным – Лилиным, недоуменно-отчаянным – Эльзиным) вывел над заглавием поэмы: «Тебе, Лиля».

Именно с такими словами, тиражом в 1050 экземпляров, на свои деньги, Осип издал поэму уже спустя месяц. А в феврале 1916-го – другую, «Флейту-позвоночник», где поэт воспел своё неистовое к Лиле чувство. А в мае – стихотворение «Лиличка!»: «Кроме любви твоей, мне нету солнца... Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг». Впрочем, со дня их первой встречи Маяковский будет посвящать ей все свои произведения (кроме, пожалуй, поэмы «Владимир Ильич Ленин»), а позже, в 1928-м, публикуя первое собрание сочинений, начертает ее имя и на всём, что написал еще до 1915-го.

А что же Осип? Мгновенно оценив талант Маяковского («Гений!»), он стал ежедневно приглашать поэта в дом, издавать за свой счёт его книжки... При этом Брика нисколько не смущало, что, приходя к ним, «гений» усаживался напротив его жены и, не сводя с нее страстного взора, повторял, что боготворит, обожает. С восторгом слушал, как Владимир обращался к Лиле: «Всё равно любовь моя – тяжкая гиря, ведь висит на тебе, куда ни бежала б...» С этой женщиной, которая уже давно потеряла супружескую добродетель, Осипа связывала ее безумная жажда жизни, редкая способность превращать будни в праздники и общая их страсть – коллекционирование талантов. Не зря же в их доме, который сразу же стал «салоном Лили Брик», бывали Пастернак, Шкловский, Хлебников, Бурлюк, Каменский, Асеев, до некоторого момента – Горький, многие художники, музыканты, кинематографисты... Кстати, в 1918-м Лиля и Владимир сами снялись в киноленте (по сценарию Маяковского) «Закованная фильмой», и по окончании съёмок он к Брикам переехал окончательно. Позже она напишет: «Все мы решили никогда не расставаться и прожили жизнь близкими друзьями. (...) Я любила, люблю и буду любить Осю больше, чем брата, больше, чем мужа, больше, чем сына. Про такую любовь я не читала ни в каких стихах. Эта любовь не мешала моей любви к Володе...»
Скоро странное семейство перебралось в Москву, где на дверях их крохотного жилища в Полуэктовом переулке табличка извещала (как отныне будет значиться на дверях всех их квартир – и в Водопьяновом переулке, и в Гендриковом – до самой гибели поэта): «Брики. Маяковский». И за границей часто и подолгу проживали тоже вместе...

Погорелица Хелен была вне себя от ярости, когда прибывшие пожарники вдруг, как вкопанные, остановились на небольшом расстоянии от горящего дома, вместо того, чтобы спасать его от разбушевавшегося огня.

Оказалось, что начальником пожарной бригады был ее бывший муж Джим. Их семейная жизнь продлилась 15 лет, после чего все рухнуло из-за того, что в ее жизни появился другой мужчина. Бракоразводный процесс тянулся больше года, со скандалами, в итоге ей удалось отсудить дом.
А через некоторое время в их бывшем общем доме и случился пожар, на который прибыл бывший муж Хелен во главе своей бригады. Но в полукилометре от места события он дал водителю команду остановиться, а членам бригады приказал воздержаться от тушения огня.
По решению суда, Джиму, его родным и близким было запрещено приближаться к Хелен ближе,чем на 500 метров.
Разъяренной хозяйке пришлось вызывать другую бригаду пожарников, но пока они прибыли на место, от деревянного дома остался только пепел.
Хелен опять пришлось подавать в суд теперь уже на бывшего мужа и его коллег, чтобы добиться материальной компенсации, но в это раз она проиграла.
Ответчик представил в свою защиту решение предыдущего судебного случая о том, что ни он, ни близкие ему люди не имеют право близко подходить к его бывшей супруге. А его коллеги, с которыми он работает уже много лет, являются для него самыми близкими людьми.
Таким образом, он не мог нарушить закон, который и оправдал его.

Сегодня день рождения отмечает Ольга Орлова #44

Моя семья- моё всё. Мои друзья- моя гордость. Моя работа-моя мечта. Моя жизнь-моё счастье. Мои года - моё богатство.

Это если коротко)))