Стоимость электроэнергии в большей степени зависит от принятой государством налоговой политики, чем даже от цен на топливо, если брать обычные условия. Шоковые условия, когда идут экстремальные скачки цен, которые наблюдались в октябре и ноябре на рынке газа, конечно, сильно влияют на стоимость электроэнергии на оптовом рынке», – говорит Кондратьев.

Кроме стандартных налогов и аналога НДС, половина этих 46% – это сборы на возобновляемые источники энергии. «Сбор на поддержку ВИЭ в тарифе электроэнергии составляет 23%. Это сопоставимо с платежами за транспортировку электроэнергии по сетям – 26%», – говорит эксперт.

Собственно, такой высокий сбор на ВИЭ является одной из причин, почему немецкие средние предприятия тратят на электроэнергию вдвое больше, чем их конкуренты во Франции. В последней тоже есть сбор на поддержку ВИЭ, однако он намного скромнее, как и доля ВИЭ на рынке. Германия в последние десять лет активно развивала ветряную и солнечную генерацию. Доля ВИЭ доходит до половины выработки электроэнергии в стране, особенно в летние месяцы, когда имеются благоприятные погодные условия.

При этом Германия активно отказывается от угольной и атомной генерации, в отличие от Франции, где сохранилась высокая доля атомной генерации плюс гидроэлектростанций. «Атомные электростанции вырабатывают энергию при любой цене, сложившейся на рынке. Это приводит к тому, что стоимость электроэнергии для промышленных предприятий ниже», – говорит Кондратьев.

Еще один важный момент. «Крупные промышленные предприятия в Германии освобождены от уплаты сборов на поддержку ВИЭ. Это позволяет немецкой экономике сохранять глобальную конкурентоспособность, потому что в основном крупные предприятия заточены на экспорт», – поясняет собеседник. Но все остальные компании в Германии платят все налоги по полной, и для них электроэнергия стоит дороже. Во Франции такого разделения нет, налоговая нагрузка распределена более равномерно.

В Германии возобновляемые источники энергии продолжают субсидироваться за счет потребителей. Если немцы уберут сборы на поддержку солнечных и ветряных электростанций, то новые объемы ВИЭ перестанут появляться, считает Кондратьев.

«Сами по себе ветряные и солнечные электростанции вырабатывают недорогую электроэнергию. Однако здесь есть один очень важный момент. Чтобы обеспечить стабильную работу энергосистемы с большим объемом возобновляемых источников энергии, нужно содержать большие резервные мощности, например, те же газовые и угольные электростанции. Потому что погода имеет склонность меняться. Это делает себестоимость производства электроэнергии на солнечных и ветряных станциях дорогой. По мере вывода из эксплуатации угольных и газовых электростанций, эта проблема встанет остро перед немецкой энергетикой», – поясняет эксперт.

При этом у Германии есть газовое преимущество перед другими европейскими странами. Она, как крупнейший покупатель российского газа, получает его по более привлекательной цене, чем менее крупные покупатели в Европе. В долгосрочных контрактах стоимость российского газа больше привязана к нефти, чем к споту, где цены, как известно, взлетели в разы до исторических рекордов. Но важный момент заключается в том, что немецкая промышленность и сами немцы получают газ по куда более высоким ценам, чем продает Газпром. Опять же из-за высоких налогов.

Да и нефть сейчас стоит довольно дорого, поэтому даже нефтяная привязка в долгосрочных контрактах спасает не так сильно, как хотелось бы. Однако немецкий бизнес неоднократно высказывался в поддержку ввода в строй «Северного потока – 2». Да и сама Германия продолжает отстаивать этот проект, несмотря на колоссальное давление, в том числе со стороны США.

Собственно, это исследование немецкого бизнеса является конкретным доказательством того, почему же Германия поддерживает российский газопровод. Им нужен более дешевый газ, в том числе для того, чтобы совершить свой энергопереход к зеленой экономике.

«Контекст поддержки Германией «Северного потока – 2» намного шире и выходит за рамки получения дешевой энергии внутри страны. К тому же кардинального удешевления энергии немецкая промышленность не получит. Ведь она продолжит покупать российский газ по рыночным ценам, которые не зависят от того, по какому маршруту транспортируется топливо – по «Ямал – Европе» или «Северному потоку – 2», – рассуждает Сергей Кондратьев.

По его мнению, главный мотив заключается в том, что при запуске газопровода Германия становится крупнейшим газораспределительным хабом в Евросоюзе, а ее энергокомпании заработают на транспортировке газа. Плюс Германия постепенно станет страной с главной торговой площадкой газа. Сейчас эту роль выполняет голландская биржа TTF, но благодаря запуску «Северного потока – 2» и Газпрому, эта роль постепенно перейдет немецкой газовой бирже. «Это очень выгодно для Германии, так как именно на ее бирже будет определяться, какая цена газа будет на спотовом рынке Евросоюза, к которому привязаны многие поставки в Европе. С большей долей вероятности, это будет ценообразование по принципу цена на немецкой бирже плюс.

В этом плане выгоды Германии от «Северного потока – 2» перевешивают выгоды России. Для нас это во многом вынужденная инвестиция, связанная с поведением украинской стороны, причем еще задолго до Майдана, которая оказалась не готова к конструктивному диалогу даже на очень привлекательных для себя условиях. Для России – это желание заместить ненадежный украинский маршрут, а для Германии это куда больше значит», – заключает собеседник.

Примечательно, что распространение данной информации практически совпало с годовщиной энергетической блокады Крыма, когда с 20 по 22 ноября 2015 года боевики запрещённого в РФ «Меджлиса» при абсолютном попустительстве со стороны правоохранителей взрывали опоры ЛЭП в Херсонской области, ведущие из Украины на полуостров.

На это также обратил внимание политолог и экономист Александр Дудчак.

«Надежда украинской власти на исконно русское понятие «авось» – ещё раз подтверждает: мы – один народ. Иначе, как объяснить то, что Украина подошла к отопительному сезону с минимальными запасами газа и угля. Хотя в России давно на «авось» не рассчитывают.
    И вот уже на Украине заговорили о «веерных отключениях» электричества. Но в правительстве поправляют, – «не веерные, а плановые». Конечно, это сразу успокоит народ – «плановые отключения» – это же совершенно иное, не то, что «веерные». А, кто не умеет их различать, тот агент Кремля», – сказал Дудчак «ПолитНавигатору».

«Так совпало, что беспокойства по поводу «конца света» в квартирах совпали с годовщиной государственно-террористической акции по подрыву медждисовцами ЛЭП в Херсонской области. Как обычно – хотели навредить соседу, но нанесли ущерб себе намного больший. В Крыму – ни веерных, ни плановых отключений не намечается. И здесь звучит уже исключительно украинское – «А нас за шо»? Да, разве могли в Киеве догадаться, что у действий по разрыву экономических связей с Россией могут быть такие последствия, как нехватка электроэнергии на Украине?» – риторически спросил эксперт.

Та же ситуация, считает политолог, и с госпереворотом 2014 года в целом.

«В эти дни на государственном уровне, почему-то, как праздник отмечают годовщину начала «революции гидности». И вряд ли кто-то из госчиновников вспомнит, что тот госпереворот обнулил и крайне выгодные для Украины соглашения с Россией, подписанные в декабре 2013 года. Среди которых были – завершение строительства двух энергоблоков на украинских АЭС и завода по производству ядерного топлива (первую очередь предприятия планировали ввести в 2015 году).
   Но, возможно, это – не ужасная реализация чудесных планов, а отличная реализация чудовищных планов – по деиндустриализации и депопуляции Украины», – заключил Александр Дудчак.

Как мы помним из истории, Россия всегда вытягивала себя из кризисов большими проектами — от похода Ермака и покорения Сибири до Транссиба, космоса, ядерного проекта, Русской Арктики и воссоединения с Крымом.

Сегодня Россия исчерпала время и социальные ресурсы прежней, неолиберальной модели развития. Поэтому, по утверждению автора упомянутой выше статьи Андрея Ильницкого, наступает время «больших решений» и «больших проектов», которые в числе прочего помогут России подключить к борьбе за место в новой реальности ближайшего будущего свое геополитическое и геостратегическое преимущество — колоссальные пространства.

Следует отметить, что проект создания в Сибири пяти новых научно-промышленных центров является, по существу, антиглобалистским, это вызов неолиберальной колониальной идеологической матрице и её стереотипам, согласно которым центр всегда развивается за счёт эксплуатации и обнищания периферии. Сегодня, когда устаревшая социальная модель начинает рассыпаться в мировом масштабе, России особенно важно найти свой собственный базис развития, как материальный, так и идейный.

Некритичное отношение к неолиберальной идеологии, непререкаемые «истины» которой заменили в последние десятилетия прежние коммунистические догмы, обошлось России слишком дорого. Страна отказалась от свободной эмиссии национальной валюты, согласилась на неконтролируемый вывоз капитала, сворачивание социальной политики, отказ от собственных научных и культурных стандартов. Её население усиленно приучали к восприятию демографического спада как некой новой нормальности — вплоть до того, что из уст отдельных чиновников официально и публично звучали фразы вроде «Государство не просило вас рожать». И даже когда в официальном дискурсе появилась идея «сбережения народа», население России продолжало сокращаться. Лишь возвращение Крыма смогло временно исправить показатели.

Вполне очевидно, что программа переосвоения восточных территорий способствует уходу от модели компрадорского капитализма и общелиберальной аксиоматики и переходу, по крайней мере, в сторону деглобализированного госкапитализма с перспективой построения устойчивого социального государства.

Тем большее сожаление вызывает риск того, что замысел Сергея Шойгу либо не будет реализован вовсе, либо будет извращён в процессе реализации. Компрадорское сопротивление проекту уже началось и дальше будет лишь усиливаться.

Вначале блокирование мобилизационного проекта будет происходить под предлогом нехватки финансов — хотя глава государства недавно высказался в том смысле, что под лежачий камень вода не течёт, и если проекты не планировать и не запускать, то деньги и не появятся. В самом деле, не бывает абстрактных денег вне сметы.

Россия обладает достаточными финансовыми ресурсами: есть крупный резервный фонд, есть капиталы огромных промышленных компаний. Не стоит забывать и об эмиссии: честные экономические аналитики не устают говорить о необходимости целевой эмиссии рубля как естественного способа развития и продвижения нашей промышленности. Это, в частности, тема «фиатных денег», которую в России до сих пор не принято обсуждать. Между тем ограниченную эмиссию для поддержки системообразующих проектов всегда охотно использовали во всем мире: США после Великой депрессии, КНР в 2000-е годы, да и СССР в 1930—1950-е годы, когда наблюдались самые высокие темпы развития советской экономики.

Если не удастся заблокировать финансирование проекта под предлогом «бедности» России, либеральная медиасфера обратится к сатирическим средствам, появятся серии статей, видеороликов, карикатур, где будущие города будут называть Нью-Васюками с единственной целью: маргинализировать важный для России проект. На следующем этапе амбициозный масштабный замысел примутся выхолащивать, превращая его в рутинную застройку жилыми комплексами под предлогом того, что людям не хватает жилья в старых сибирских городах. А между тем здесь можно и нужно строить современные города, используя и имеющиеся финансовые и энергетические ресурсы — кстати, по оценкам Сергея Шойгу, в Восточной Сибири используется лишь 10—20% мощностей гидроэнергетики.

До сих пор в отечественной прессе появляются публикации, авторы которых пишут о вероятности «сжатия» и территориального распада России на новые «автономии» — характерно, что при этом редко обсуждается судьба русских семей, по которым ударил бы этот процесс.

Министр обороны Сергей Шойгу на встрече с учеными Сибиского отделения РАН в августе 2021 г.

Проекты, подобные программе Сергея Шойгу, значительно увеличивают вероятность противоположного, оптимистического сценария, сценария поэтапного расширения Русского мира, возвращения в это расширяющееся пространство соотечественников, ранее волей обстоятельств очутившихся за рубежом («как мешок картошки» — так в свое время охарактеризовал эту национальную трагедию В.В. Путин в «Крымской речи»), и в итоге — демографический рост.

Вероятно, в урбанизации отдалённых территорий постараются усмотреть какой-нибудь административный кураж, вплоть до намерения перенести столицу из Москвы в Сибирь. Разумеется, это не имеет ничего общего с целями автора проекта. Вообще, децентрализация власти недопустима. Основные министерства и ведомства должны остаться в Москве — как говорили в Древней Руси, «под царёвым оком», а всё остальное, включая научные и культурные центры, производство, туризм, человеческие ресурсы, вполне может быть распределено равномерно по территории страны.

В тенденциях территориального развития России в последние годы заметна приверженность «каркасному» принципу. А именно — опоре на несколько десятков крупных городских агломераций и ликвидацию «неперспективных» населённых пунктов. Согласно прогнозам, более 5 миллионов россиян из малых городов к 2024 году станут жителями агломераций. При всех выгодах такого подхода важно сохранить баланс: нельзя дать распасться единой ткани ранее цивилизовавшихся, освоенных, инфраструктурно развитых территорий, соединенных сетью автомобильных и железных дорог.

Сегодня в западных регионах России наблюдается сверхконцентрация населения, от этого страдает и логистика: многие направления транзита идут через центр. В Москве на один квадратный километр приходится около 5 тысяч человек, в Омской области — только 13,5 человека; в Томской — 3,4; в Хабаровском крае — 1,65. При этом отток с Востока на Запад в последние годы усиливается. Если не переломить эту тенденцию в ближайшие годы, фактический контроль над рядом территорий восточной части страны будет потерян. Именно в устранении дисбаланса между развитием восточной и западной частей России заключается одна из стратегических задач, намеченных Сергеем Шойгу. Согласно логике его проекта, необходимо уравновесить рост мегаполисов и агломераций разумным рассредоточением урбанистической среды и выравниванием социально-технологического развития территорий.

В условиях мирового глобального капитализма всегда наблюдается искусственная консервация отсталости периферии как условие динамичного развития центра. Но хуже всего бывает в тех случаях, когда этот процесс происходит в рамках экономики одной отдельно взятой страны. Несмотря на издержки индустриализации, даже в СССР в конечном счете стремились к сбалансированной социальной и технологической политике, сочетая, например, освоение целины с созданием наукоградов.

Верхом неразумия было бы сегодня вернуть в «природное» состояние пространства, уже освоенные нашими родителями. Но это, к сожалению, реальные риски экономической колонизация национальной периферии. В случае такой колонизации над производством материальных и культурных благ начинает доминировать производство «образа жизни», стандартов комфорта и потребления. Эти концепты и связанные с ними социальные платформы и алгоритмические сообщества живут за счёт, а порой и в ущерб реальной экономике. Под лозунгами «экономики знаний» и «компетенций» этот контент обменивается на природные ресурсы, продукты индустрии и агропрома, на реальные научные разработки.

Мегаполисная революция и связанная с ней территориальная «оптимизация» имеет не только плюсы, но и минусы. В числе прочего она ведёт к превращению обжитой среды в островки-агломерации — комфортного пространства в основном для «новых кочевников» и привилегированного креативного класса — нового гегемона виртуализированной экономики. Разрастаясь, этот социальный слой беднеет, превращается в социальное бремя, а затем в прекариат — прослойку, которая со временем пополняет ряды майданных радикальных групп.

«Скученность» и концентрация населения в мегаполисах, сопровождающие виртуализацию части социально-экономического пространства — это, вне всякого сомнения, разнонаправленный с русским цивилизационным кодом тренд.

В России было бы нелепостью копировать «муравейники» Японии и Сингапура, где дефицит земли вынуждает строить высотные дома, упаковывать людей в «пеналы». Русский человек — это человек воли, большого пространства, его невозможно и вредно закрывать в бетонных клетках.

Новые русские города — это уникальный шанс создать такие формы расселения, которые при высоких технологиях будут максимально соответствовать нашей цивилизационной идентичности, русскому ощущению жизни. Такие города, пусть даже с населением до 300—500 тысяч человек, могли бы раскинуться на огромных зелёных пространствах. Они были бы застроены удобными малоэтажными домами и обладали бы инфраструктурой, которая опережает время.

Современные средства коммуникации и транспорт позволяют обустроить жизнь русских людей в максимальном соответствии с его традиционным представлением о комфорте. Сибирь для такого строительства — идеальное место, где достаточно пространства и ресурсов, где есть дух свободы.

Кроме того, образ будущего, предложенный Сергеем Шойгу, подразумевает важный принцип: экономика для человека, а не человек для экономики. То же самое касается городской среды и инфраструктуры: город должен быть безопасным, справедливым и удобным для всех. Именно с такими критериями предполагается подходить к созданию новых больших городов, которые должны реализовать новый социальный стандарт. Он будет включать в себя общедоступность и высокий уровень образования, здравоохранения и культуры. Качественные школы, больницы и культурные центры должны быть бесплатны и доступны для каждого гражданина. Социально-культурные блага для народа — это не пустая трата средств, а самое высокодоходное вложение в будущее, поскольку это вложение в качество населения. Это касается и важнейшего условия сборки «русского мира» — возвращения в страну соотечественников, проживающих за рубежом.

В истории России было несколько волн заселения Сибири, и каждая имела свою особенность, своё содержание. В XVI—XVII веках это было вольное движение первопроходцев, казаков; в XIX веке — это государственное градостроительство, создание опорных пунктов до Тихого океана; на стыке XIX и XX веков — аграрная реформа Столыпина по переселению крестьян; в советские годы — индустриализация и освоение подземных залежей. Новое освоение Сибири XXI века должно отличаться созданием комфортной среды и образцовых поселений будущего. Поднять такой амбициозный проект, построить такие поселения по силам только творческим людям, созидателям, тем, кто понимает, что каждый человек должен попытаться открыть в себе замысел Божий. К сожалению, в современном обществе созидатели, которые творят на благо других, считаются маргиналами, а успешными называют тех, кто успешно потребляет, и это серьёзная социальная проблема. Ехать осваивать Сибирь должен творческий человек будущего. Сам проект Шойгу и определит таких людей, «вызовет» настоящих созидателей со всех регионов России и Русского мира по ту сторону границ, потому что добровольно откликнутся на него в первую очередь те, у кого есть ощущение причастности к общему деланию, к своему прошлому и будущему. Вместо креативного класса потребителей нам нужен субстантивно мыслящий инициативный интеллектуальный класс.

Чтобы не допустить выхолащивания замысла по освоению Сибири и сдвинуть проект Сергея Шойгу с места, ему нужна мощная мобилизационная идея, то есть идеология. Существовала некогда мобилизационная идеология «Москва — третий Рим». Была своя мобилизационная идеология у СССР. Есть своя мобилизационная идеология у Запада. Нужна она и современной России.

Многое из предложенного автором статьи «Время больших решений» звучит интересно и своевременно. В частности, следует отметить такие тезисы, как переход к мобилизационной экономике, частичное закрытие России от агонизирующего глобального мира, необходимость единого хозяйственного плана и национализации элит по меритократическому принципу. Тем не менее этого недостаточно. И «сбережение народа» и необходимость «сохранить страну, цивилизацию» — это ещё далеко не все. Народ должен знать, понимать и уметь объяснить себе и детям нашу историческую миссию. Идеология является ответом на вопрос «зачем» — зачем нужно «сбережение народа», ради каких исторических целей и идеалов? Кроме того, она непременно содержит в себе желательный образ будущего. Чтобы поднять миллионы русских людей, чтобы привлечь к проекту созидателей, нужен чёткий, детально проработанный идеологический нарратив — от академической теории до лозунгов. Мы пока лишь приближаемся к его формулированию, нащупываем контуры, в том числе с помощью интеллектуальных усилий Святейшего Патриарха Кирилла, книгу которого «Диалог с историей» я настоятельно рекомендую изучить отечественным политическим аналитикам, и президента Владимира Путина, который в речи на Валдайском форуме в октябре 2021 года сформулировал один из возможных вариантов названия будущей идеологии — разумный консерватизм. Лично я нисколько не сомневаюсь, что новая идеология, как бы она ни называлась, будет связана с идеей социал-традиционализма, ее фундаментом станет переплетение социальной идеи и культурной традиции.

Разумный консерватизм — значит консерватизм энергичный, направленный на динамичное развитие, но не в обход традиции и не за счёт хроноклазмов (исторических разрывов), а в соответствии с глубинной логикой культурного наследия. Ситуативный, техницистский, либеральный консерватизм неизбежно проиграет. Россия исчерпала лимит локальных тактических ходов, она ждёт большой стратегии. Молчать, не говорить об идеологии из-за ценностных разногласий — это тупиковый постмодернистский путь. На практике это значит передать инициативу врагу. То есть проиграть. Но наша задача — победить, и никакого другого результата при перезагрузке исторической матрицы мы просто не можем ожидать.