...
Подруга целый час уговаривала прийти к ней, заманивала «сногсшибательно-умопомрачительным» салатом из крабовых палочек, ароматными мандаринками и душистым пирогом из замороженных (а, значит, садовых) ягод.
«Уля, хоро́ш киснуть! Ну что ты, как неспелый крыжовник. Приходи, отметим начало зимы. Первое декабря сегодня!» — звенела она в трубку. Ульяна сопротивлялась до последнего, но знала, что рано или поздно оборона рухнет. Так было всегда, с первого дня их дружбы. А он, между прочим, был давно, на первом курсе института, 28 лет назад.
Вышла на улицу, поёжилась, затянула шнурки капюшона. Ой, может вернуться пока не поздно? Сказать, что поднялась температура, её залили соседи, сдох хомячок... Нет, с Аллой это не прокатит, тем более хомячок сдох три года назад.
Эти мучения можно было сократить живи Алла чуть дальше — вызвала бы такси и порядок. Но подруги жили в одном районе, и добраться дворами быстрее, чем на любом транспорте. Тем более надо зайти в магазин, купить к столу согревающий напиток.
Эх, подруга дней моих суровых, знала бы ты, как мне тебя иногда хочется придушить!
Ульяна зашла в магазин, и там кастрюля ворчания наполнилась новыми ингредиентами: капризный малыш и уставшая мама, успокаивающая воющее чадо, очередь из пяти человек, с битком набитыми корзинками. Ко всему прочему неожиданно зависла программа и всей компании пришлось перемещаться в хвост соседней кассы. А потом обнаружилось, что нет сдачи и бедная кассирша бегала по сотрудникам, под нелестные высказывания покупателей.
От кассы Ульяна отошла в ещё более хмуром настроении. В тамбуре привычно натянула капюшон, вышла на крыльцо, а там...
А там снегопад!
Настоящий. Зимний. С крупными хлопьями.
Ульяна спустилась по ступенькам, завернула за угол и быстро засеменила знакомой дорогой. Опустила голову, чтобы снег не попадал в лицо и отсчитывала шаги. Неожиданно обувь осветилась тёплым жёлтым светом — она дошла до фонаря. Подняла голову и замерла.
В жёлтом освещении танцевали снежинки. Крупные, с резными краями они подхватывали других танцующих под руку и продолжали кружить пока некоторые пары не опускались прямиком ей на лицо и там таяли. Другие же спускались ниже. Ближе к фонарю, где свет наиболее ярок, снежинок казалось было больше и танцевали они быстрее. Вероятно, там танцевали кадриль юные снежинки. А те что обрели, пару спускались для романтичного и доверительного вальса вниз.
«А ведь раньше я любила зиму!» — промелькнуло в голове у Ульяны. Вспомнила, как в детстве ложилась в сугроб под фонарём и ловила снежинки, жмурясь, если те попадали в глаза. Высовывала язык и ощущала как за долю секунды ощущения сменяются от прохладного до привычного тёплого.
Она перенеслась в детство и кожей почувствовала ту безмятежность, веру в чудеса и безграничное счастье. Высунула язык и стала ловить снежинки.
— Ах, будь оно неладно! — из детства в реальность её выбросило грубым толчком. Она повернулась: в неё врезался прохожий.
— Что вы здесь стоите? — прорычал он.
— Собственно, почему бы и нет? — удивилась она, — А почему вы на дорогу не смотрите?
— Я заблудился! — он потряс телефоном — И никак не разберусь в этих улицах и домах, совершенно бестолковая нумерация, лишённая, логики. Не иначе женщина приложила к этому руку. Или ногу.
— Да что вы понимаете! Тут и ребёнок разберётся, а уж мужчина с его железной логикой и подавно должен.
— На что вы намекаете?
— На то, что шли бы вы своей дорогой и не мешали людям отдыхать. Только глаза расшнуруйте.
— Вместо того, чтобы помочь вы язвите. Вот в этом вся женщина! Хамка!
— Вместо того, чтобы смотреть в навигатор, вы меня оскорбляете.
— Ой, какие мы нежные, — мужчина стряхнул снег телефон и протянул ей, — Помогите лучше найти этот дом.
— Ага, сейчас!
— А может у меня вопрос жизни и смерти, а вы важничаете!
— Ну-ну, прямо-таки жизни и смерти? Трубы горят?
— Да ну вас! Никакого от вас толка. От вас лично и женщин вообще! Бестолковые создания! — с этими словами он развернулся и ушёл, а Ульяна застыла с открытым ртом и только через несколько секунд пришла в себя и продолжила путь.
Как дошла до Аллы не помнила. Такое ощущение, что пролетела вечность от детства под волшебным фонарём до суровой взрослой действительности.
Сели за стол, Ульяна всё больше молчала, слушая подругу.
— А Стас ему предложил... — сообщала та последние новости.
— Точно Стас! — Ульяна чуть не опрокинула тарелку.
— Ты чего?
— Голос. У него голос был как у Сташевского! Помнишь такого?
— Уля, ты о чём?
— Голос у того мужика был похож на Сташевского. Помнишь, певец такой был Влад Сташевский? А я ещё иду и думаю, чем же меня так зацепил этот мужик.
— Срочно съешь лимон, кажется, ты бредишь.
— Нет у меня друзей. И нет врагов. Меня никто уже не ждёт. Лишь только эхо горьких слёз: любовь здесь больше не живёт... — запела Ульяна.
— Матерь Божья, тебя с вина так торкнуло? Боюсь ещё наливать.
— Ты помнишь или нет такого певца, Алка?
— Ну как бы...не очень.
— Сельпо! — Ульяна уже искала песню в поисковике и через минуту на кухне зазвучал баритон некогда популярного певца.
Ульяна слегка покачиваясь подпевала. Когда она прослушала песню в третий раз, подпевала и подруга.
— Вспомнила я его, симпатичный брюнетик. Но я же больше по Лёвкину фанатела. А чего ты его вспомнила-то?
— Да с мужиком одним столкнулась, можно сказать, поругалась, а сама иду и думаю: почему его голос кажется таким знакомым.
— Ты поругалась? Господи, да более бесконфликтного человека я в жизни не встречала. Давай рассказывай, что там со Сташевским случилось.
— Да, ерунда... — и Ульяна быстро пересказала недавнее происшествие, подытожив — А ведь он про меня поёт, Сташевский этот. Нет у меня ни друзей, ни врагов и никто меня не ждёт.
— Брось говорит ерунду! Я у тебя есть и Лера.
— Лера... Да что Лера, ей уже 16, того глядишь и выпорхнет из гнезда и останусь одна. У тебя семья, Алла, а у меня только Лера...
— Да потому что не надо быть такой бесконфликтной и доброй, кусаться тоже надо уметь.
— Не умею, и учиться не хочу.
— Ну, давай за твою мягкотелость брюхоног ты мой.
— Это ты мне на живот намекнула?
— Нет, на бесхребетность. Кто если не я, скажет тебе правду?
— Эх...
Первого декабря того года декабрь расписался в ведомости и принял у ноября эстафету. Принял не номинально, как бывает в тёплые зимы, а полноправно. Снегопады сменялись морозами, морозы снегопадами. И так почти половину месяца.е
Ульяна сидела на работе, сводила цифры в ведомости, а на подоконнике тихонько журчало радио на волне городского радио. Женщина устало откинулась на спинку кресла, прикрыла покрасневшие, от работы за компьютером, глаза. Сосредоточилась на звуках радио, чтобы избавиться от мельтешащих перед глазами цифр. Вот закончилась мелодия и в эфир вышел диджей:
— Напоминаю, дорогие радиослушатели, что сегодня у нас в гостях заведующий центральной библиотекой Станислав Евгеньевич Тарасов. И тема нашей беседы — как заманить людей в читальный зал. Сложная, скажу я вам, задача. Но Станислав Евгеньевич справляется.
— По мере сил, — ответил собеседник.
— А вот скажите, Станислав Евгеньевич, был ли у вас в библиотеке случай, за который вам стыдно? Слушателям интересно всё, поверьте.
— Хм. Ну в библиотеке я такого не припомню, а вот недавно, около двух недель назад, со мной произошла история за которую мне до сих пор стыдно. И я пользуясь случаем хочу попросить прощения.
— Так-так-так. Мы готовы выслушать вашу исповедь.
— Дело было так: один читатель пообещал подарить библиотеке редкий сборник Бунина. Но прийти необходимо было в конкретное время в конкретное место, потому как читатель переезжал. Я задержался в библиотеке, а когда посмотрел на часы, понял, что безнадёжно опаздываю. Я помчался по указанному адресу, но к своему стыду, заблудился. Пытался найти нужный дом в навигаторе, но так как я редко им пользуюсь, то запутался ещё больше. Вышло так, что я врезался в девушку. Вот как бульдозер врезался. Хех...
— Вы хотите за это извиниться? — чуть удивлённо спросил диджей, а Ульяна во все глаза смотрела на радио, словно могла разглядеть в нём гостя радиостанции.
— Нет, извиниться я хочу за то, что нагрубил той девушке. Сам не понимаю, что на меня нашло. Возможно, виной тому Кабаниха...
— Кто, простите?
— Как же? Марфа Васильевна из «Грозы» Островского.
— А-а-а-а... Я собственно так и подумал.
— Так вот, в тот день я перечитывал «Грозу» и, возможно, образ Кабанихи, душащей близких так вывел меня из равновесия. Я нагрубил той девушке, наговорил такого, чего на самом деле не думаю.
— Например? — диджею нужны сенсации.
— Я обозвал её хамкой. Назвал женщин бесполезными созданиями! Всех женщин в её лице, представляете?
— Думаю после такого признания количество женщин, желающих записаться в читальный зал увеличится. Все захотят посмотреть на человека, посмевшего сказать ТАКОЕ...
— Вот и я о том же. Поэтому я хочу извиниться перед той девушкой... э-э-э женщиной. Хоть я и холостяк, но считаю, что мир без женщин ущербен. Простите меня, милая дама! И особенно простите за то, что испортил вам лицезрение снегопада. В наше время так редко встретишь человека, готового смотреть на красоту природы.
— Думаю, ваши слова дошли до адресата. И вы были прощены.
— Надеюсь...э-э-э...
— Напоминаю нашим радиослушателям, что с нами сегодня был заведующий центральной библиотекой Станислав Евгеньевич Тарасов. Записывайтесь в центральную городскую библиотеку! В здании недавно произведён капитальный ремонт, завезены редкие книги и поставлены уютные диваны и кофейный аппарат. А ещё музей силами работников музея!
Ульяна раскачивалась на кресле и мысли её разбегались как цифры в ведомости. Надо же, какая «встреча». И что ей теперь делать?
Наверное, простить... Но так хочется лично сказать тому, у кого голос Сташевского (да-да она через радиоприёмник это расслышала), что она его прощает. Может позвонить Алле, посоветоваться?
Нет, отметается сразу — боевая подруга найдёт библиотекаря «Сташевского» и... А что там после «и» подумать страшно.
«Позвоню сама! — решилась наконец Ульяна, — В конце концов, от меня не убудет, а человек спать спокойно станет. А то вон Новый год на носу, а он перводекабрьский снегопад вспоминает, переживает. Да и вообще...»
Что там «да и вообще» она не решила. Но нашла в интернете номер библиотеки, пролистала фото заведения (действительно впечатляет!), и решила, что давненько не читала она классики... Даже имя Кабанихи не сразу вспомнила, а ведь когда-то написала сочинение на 5...
А ещё... А ещё... Ульяна не признавалась самой себе, но ей так хочется услышать «настоящий голос Сташевского». И кто знает, может именно он споёт ей тихо на ушко: позови меня в ночи — приду. А прогонишь прочь — с ума сойду...
~~~~~~