ВЫБОР МОСКВЫ

Джон Миршаймер (написавший в номере журнала за сентябрь-октябрь 2014 года статью «Почему в украинском кризисе виноват Запад») является одним из самых последовательных и убедительных теоретиков из реалистической школы международных отношений. Однако то, как он объясняет кризис на Украине, демонстрирует ограниченность realpolitik. В лучшем случае его разновидностью реализма можно объяснить лишь некоторые аспекты российско-американских отношений за последние 30 лет. А в качестве политического рецепта аргументы Миршаймера могут оказаться иррациональными и опасными. Это доказывается тем фактом, что данные аргументы поддерживает российский президент Владимир Путин.

Как утверждает Миршаймер, Россия присоединила Крым и осуществляет вмешательство на востоке Украины в ответ на расширение НАТО, которое он называет «корнем проблем». Российские государственные средства массовой информации действительно указывают на расширение Североатлантического альянса как на одну из причин действий Путина. Но ни на российском телевидении, ни в статье Миршаймера нет объяснений того, почему Россия не вводила войска на Украину в период между начавшимся в 1999 году расширением НАТО и своей интервенцией в этой стране в 2014 году. Слабостью России это объяснить невозможно: она провела две войны в Чечне, которые потребовали гораздо больше военных усилий, чем присоединение Крыма.

Еще сложнее Миршаймеру объяснить перезагрузку в российско-американских отношениях, как называют период сотрудничества между двумя странами, длившийся с весны 2009-го по январь 2012 года. Американский президент Барак Обама и тогдашний президент России Дмитрий Медведев договорились о мерах, которые они посчитали соответствующими национальным интересам своих стран. Два руководителя подписали и обеспечили ратификацию Договора СНВ-3, поддержали самый всесторонний за всю историю пакет санкций Совета Безопасности ООН против Ирана, а также существенно расширили маршруты снабжения американских войск в Афганистане, частично проходящие через российскую территорию. Они вместе работали над включением России в состав Всемирной торговой организации, создали двустороннюю президентскую комиссию для развития кооперации в самых разных областях, от атомной энергетики до борьбы с терроризмом, а также упростили визовый режим. Опросы общественного мнения в 2010 году показывали, что 60 процентов россиян положительно относятся к США.

Россия с самого начала нынешнего столетия проводит политику сотрудничества и конфронтации с США. И однобоким аргументом Миршаймера о расширении НАТО невозможно объяснить оба направления этой политики. Чтобы получить реальное представление, надо не ограничиваться рассмотрением факторов, которые остаются постоянными, а сосредоточиться на том, что изменилось. А изменилась политика России.

НУ И СТРАТЕГ

Реалисты предпочитают фокусировать внимание на государстве как на предмете анализа, однако Миршаймер рассматривает отдельных лидеров и их идеологию. Он называет Путина первоклассным стратегом, обладающим правильным аналитическим инструментарием — то есть, инструментарием Миршаймера. «Путин и его соотечественники думают и действуют в соответствии с нормами реализма, а их западные коллеги придерживаются либеральных представлений о международной политике, — пишет он. — В результате Соединенные Штаты и их союзники невольно вызвали серьезный кризис, связанный с Украиной».

Включая в свой анализ руководителей и их идеи, Миршаймер допускает возможность того, что разные государственные деятели, руководствующиеся разными идеологиями, могут формировать разную внешнюю политику. Очевидно, Миршаймер считает, что Соединенным Штатам и всему миру будет лучше, если американские лидеры в полной мере согласятся на его разновидность реалистичной политики. Однако мне кажется, что всем будет лучше в том случае, если Путин и будущие российские лидеры примут идеи либерализма. И нам не надо мечтать о том, как будет выглядеть эта политика, ибо мы были ее свидетелями в эпоху Медведева.

В первые месяцы своего президентства Медведев говорил и действовал во многом так же, как его наставник и реалист Путин. Он поддержал военную интервенцию России против Грузии и изобрел исключительно реалистический термин «сфера привилегированных интересов», чтобы утвердить российскую гегемонию на постсоветском пространстве. Обама отверг медведевскую интерпретацию реализма. Встретившись с ним в апреле 2009 года в Лондоне, Обама заявил, что у США и России много общих интересов, причем даже в российском географическом окружении.

Американская авиабаза «Манас» в Киргизии

В то время администрация Обамы отчаянно пыталась сохранить американскую военно-воздушную базу Манас в Киргизии. Киргизский президент Курманбек Бакиев отправился в Москву и получил от нее обещание предоставить Бишкеку экономическую помощь на два миллиарда долларов, а вскоре после этого объявил о своем намерении закрыть базу. Обама осознавал, что Кремль проводит политику баланса сил, но спросил, соответствует ли в действительности закрытие базы российским национальным интересам. В конце концов, летящие через нее транзитом американские солдаты направляются в Афганистан воевать с террористами, которых и США, и Россия считают врагами. Сохранение базы, доказывал Обама, не является нарушением «сферы привилегированных интересов». Это обоюдовыгодный результат для Вашингтона и Москвы.

Реалист отверг бы логику Обамы и стал настаивать на закрытии баз, как это сделал Путин в текущем году. Но после встречи Медведева и Обамы в 2009 году правительство Киргизии при негласной поддержке со стороны России согласилось продлить срок аренды. Медведев со временем согласился с концепцией взаимовыгодных отношений Обамы. Достигнутый за время перезагрузки прогресс стал возможен, в том числе, и благодаря такому сдвигу во внешней политике России. Медведев настолько убедился в пользе сотрудничества с США и в необходимости поддерживать международные институты, что в 2011 году даже согласился воздержаться во время голосования по резолюции Совета Безопасности ООН, разрешившей применение силы против режима Муаммара Каддафи в Ливии (вместо того, чтобы наложить на нее вето). Такое поведение вряд ли совместимо с реализмом. По завершении своей последней встречи с Обамой в качестве президента России в Южной Корее в марте 2012 года Медведев заявил прессе, что перезагрузка оказалась «исключительно полезным делом». «Наверное, в эти три года у нас были самые лучшие отношения между США и Россией за последние три десятилетия», — сказал он.

О чем он не сказал, так это о расширении НАТО. За пять лет своей работы в администрации Обамы я присутствовал почти на всех его встречах с Путиным и Медведевым, и на протяжении трех из пяти лет своей работы в Белом доме я слушал каждый их телефонный разговор. Я не могу припомнить, чтобы тема расширения НАТО поднималась хотя бы раз. Даже за несколько месяцев до путинской аннексии Крыма я не припоминаю ни единого важного заявления высокопоставленных российских руководителей с предостережением об опасных последствиях расширения. Причина проста: в предыдущие несколько лет НАТО не продвигалась на восток.

Другие реалисты и критики американской политики делают аналогичную ошибку, когда заявляют, что администрация Обамы продемонстрировала свою слабость в отношении Кремля и дала Путину возможность воспользоваться возникшими преимуществами. Как и в анализе Миршаймера, в таких доводах весьма расплывчатая причинно-следственная связь. Так, совершенно непонятно, каким образом отказ от подписания договора СНВ-3 или решение не давить на Москву в целях принятия санкций против Ирана могли уменьшить шансы на нападение России на Украину. Более того, после 2012 года Обама изменил курс и начал проводить более конфронтационную политику в ответ на действия Путина. Он отказался от переговоров по ПРО, не подписывает новых соглашений в сфере контроля вооружений, ввел санкции против нарушителей прав человека в России, а также отменил запланированный на сентябрь 2013 года саммит с Путиным. Пойдя даже дальше того, что сделал президент Джордж Буш после вторжения России в Грузию в 2008 году, Обама вместе с американскими союзниками ввел санкции против отдельных российских руководителей и компаний. Он подтвердил и укрепил обязательства НАТО в сфере безопасности, оказал содействие Украине и назвал действия Запада в ответ на российскую агрессию необходимым шагом для сохранения международных норм и демократических ценностей.

Такие действия вряд ли можно назвать слабыми или нереалистичными. И тем не менее, ими не удалось сдержать последнюю агрессию России. Точно так же, ни одному американскому президенту с 1956 года ни разу не удалось сдержать российские интервенции в Восточной Европе и Афганистане. Реалисты, критикующие Обаму за то, что он не выступил против Путина, должны представить убедительные доводы о том, как другая политика могла бы привести к иному результату. Есть лишь одна альтернативная политика, которая могла бы вынудить Россию остановиться, и заключается она в том, что Украину надо было принять в НАТО еще много лет назад. Но чтобы этот гипотетический довод зазвучал убедительно, требуется пересмотреть немало страниц из истории. В последние годы ни украинское правительство, ни члены НАТО не хотели присоединения Киева к Североатлантическому альянсу как в ближайшей, так и в отдаленной перспективе. Даже до избрания Виктора Януковича на пост президента в 2010 году украинские лидеры и народ Украины не настаивали на членстве в НАТО.

РЕАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

Внешняя политика России стала более агрессивной не в ответ на действия США. Она изменилась в результате внутриполитической динамики в России. Изменения начались, когда Путин и его режим впервые подверглись нападкам. После объявления Путина о том, что он в третий раз будет баллотироваться в президенты, Россия в декабре 2011 года провела парламентские выборы, которые оказались такими же сфальсифицированными, как и предыдущие. Но на сей раз новые технологии и социальные сети, в том числе, смартфоны, видеокамеры, Twitter, Facebook и российская социальная сеть «ВКонтакте», помогли изобличить противоправные действия властей. Результатом стали протесты такого масштаба, какого страна не знала со времен распада Советского Союза. Неодобрительное отношение к обману избирателей быстро вылилось в недовольство по поводу возвращения Путина в Кремль. Некоторые лидеры оппозиции даже призывали к революционным переменам.

Митинг оппозиции "За честные выборы" в Москве

Путин с презрением отнесся к протестующим за их неблагодарность. С его точки зрения, он сделал этих людей богатыми. Как же они теперь могли выступить против него? Но он также боялся этих людей, особенно после «цветных революций» в Восточной Европе (в частности, после оранжевой революции на Украине) и арабской весны. В попытке мобилизовать свою электоральную базу и дискредитировать оппозицию Путин стал выставлять Соединенные Штаты Америки в качестве врага. Внезапно государственные средства массовой информации заговорили о том, как США провоцируют беспорядки в России. Российская пресса обвинила меня в том, что я агент, подосланный Обамой для проведения очередной цветной революции. Американская политика в отношении России практически никак не изменилась в период между парламентскими выборами и переизбранием Путина. Но к моменту инаугурации Путина в мае 2012 года даже поверхностно знакомый с путинскими выступлениями и с российскими телепрограммами человек мог подумать о том, что вернулась холодная война.

Некоторые эксперты по российской политике надеялись, что такой мощный натиск антиамериканской пропаганды ослабнет после окончания президентских выборов. Многие, и я в том числе, полагали, что рокировка Медведев-Путин приведет лишь к незначительным переменам в российской внешней политике, поскольку Путин оставался высшим руководителем в стране даже во время президентства Медведева. Однако со временем стало ясно, что Путин представляет себе национальные интересы России иначе, чем Медведев. В отличие от Медведева, Путин имеет тенденцию представлять соперничество с США в качестве ангагонистической игры. Для сохранения собственной легитимности внутри страны Соединенные Штаты были нужны Путину в качестве врага. Он также искренне верил, что Америка является темной и губительной силой в международных делах.

А потом начались беспорядки на Украине. В ноябре 2013 года украинцы вышли на демонстрации, когда Янукович отказался подписывать соглашение об ассоциации с ЕС. Американское правительство не имело никакого отношения к этим протестам, однако оно подталкивало Януковича и лидеров оппозиции к достижению договоренности о переходном плане, что стороны и сделали 21 февраля 2014 года. Вашингтон также не имел никакого отношения к внезапному решению Януковича бежать с Украины уже на следующий день.

Путин истолковал эти события иначе. Он обвинил Соединенные Штаты в организации демонстраций, в провале соглашения от 21 февраля и в последующей смене власти, которую назвал переворотом. Идеология Путина заставила его представить эти события как борьбу между США и Россией. Ограниченный такой аналитической концепцией, он действовал в одностороннем порядке так, как считал нужным для изменения баланса сил в свою пользу. Он присоединил Крым и поддержал вооруженных наемников на востоке Украины. Это не было реакцией на случившееся уже давно расширение НАТО.

ПОТЕРИ ПУТИНА

Пока еще слишком рано судить о том, насколько разумна путинская разновидность реализма с точки зрения российских национальных интересов. Однако его достижения на сегодня носят ограниченный характер. Его якобы прагматичные и реалистичные действия на Украине способствовали лишь укреплению единства, национального самосознания и прозападной ориентации украинцев. Они стали гарантией того, что Украина никогда не присоединится к его любимому проекту — запланированному к созданию Евразийскому экономическому союзу, и подтолкнули эту страну в сторону ЕС. Между тем, Белоруссия и Казахстан стали больше нервничать, и у них поубавилось энтузиазма в отношении сотрудничества в рамках Евразийского экономического союза. В то же время, Путин укрепил НАТО, ослабил российскую экономику и подорвал международную репутацию Москвы как сторонницы суверенитета и невмешательства.

Этот кризис связан не только с Россией, НАТО и реализмом, но и с Путиным и с его ничем не сдерживаемым и непредсказуемым авантюризмом. Как бы мы ни называли этот подход — реалистичным или либеральным, сейчас задача Запада заключается в пресечении такого поведения. При этом он должен действовать достаточно решительно, чтобы заставить Путина остановиться, и в то же время, достаточно благоразумно, чтобы не случилось драматической эскалации напряженности.

Майкл Макфол — профессор политологии, старший научный сотрудник Гуверовского института, старший научный сотрудник Института международных исследований им. Фримена Спольи при Стэнфордском университете. С 2009 по 2012 год он работал специальным помощником президента по вопросам национальной безопасности, а с 2012 по 2014 год был американским послом в России.

***

КАК ЗАПАД ПОБЕДИЛ

По словам Джона Миршаймера, Соединенные Штаты настолько отвратительно строят свои отношения с Россией, что винить в украинском кризисе следует Америку, а не Путина. Попытавшись вовлечь Украину в НАТО, пишет он, западные страны бросили вызов коренным интересам безопасности России. Кремль в таких условиях не мог не отреагировать и не воспротивиться. Между тем, американские и европейские лидеры из-за своего глупого идеализма не признают те беды и проблемы, которые они сами создали.

Дабы понять, что в этой критике не так, начать нужно с ее сравнения со статьей Миршаймера в Foreign Affairs от 1993 года, которая называется «The Case for a Ukrainian Nuclear Deterrent» (Довод в пользу украинских средств ядерного сдерживания). Миршаймера уже тогда тревожила возможность возникновения войны между Россией и Украиной, и он называл такую перспективу катастрофой. Но в то время Миршаймер не считал источником проблем американскую политику. «Россия, — писал он, — более двух столетий властвует над нежелающей того и раздраженной Украиной, пытаясь уничтожить ее национальное самосознание». На фоне такой истории создавать стабильные отношения между двумя странами было трудно изначально. Миршаймера страшило то, что «гипернационализм» сделает ситуацию еще более неуправляемой. В 1993 году он правильно оценил ситуацию (пусть даже его политические предписания были ошибочны). Это должно послужить напоминанием о том, что сегодняшняя агрессивная политика России существовала еще задолго до ошибочной политики Запада, которую Миршаймер называет первопричиной российского политического курса.

Безусловно, перспектива вступления Украины в НАТО вполне могла усугубить эту проблему. Как отмечает Миршаймер, в 2008 году НАТО объявила, что когда-нибудь Украина вступит в альянс. Однако он не говорит о том, что произошло потом. На протяжении пяти с лишним лет почти все украинские политики (а не только пророссийские типа Виктора Януковича) старательно избегали вопроса о вступлении. Они признавали, что население не очень поддерживает идею членства в НАТО, и что если действовать в этом вопросе неумело, это создаст угрозу единству нации. Да и сам Североатлантичесий альянс отложил данный вопрос в сторону. Принятие Украины в НАТО по-прежнему оставалось излюбленным проектом для некоторых членов блока, но большинство было против, причем многие непреклонно и решительно. Администрация Обамы, со своей стороны, не обращала внимания на этот вопрос, и со временем он практически исчез с повестки.

Ситуация в Киеве

Миршаймер утверждает, что после свержения Януковича все изменилось. Он поддерживает мнение Путина о том, что смена власти на Украине была переворотом и провокацией при поддержке Запада, которая возродила страхи Москвы и стала оправданием для ее агрессивной политики. Но факты не подтверждают такое толкование событий. Мало кто из избранных президентов сумел утратить свою легитимность столь же быстро и бесповоротно, как Янукович. На каждом этапе протестов «евромайдана» он усиливал противостояние, применяя силу. В феврале 2014 года, когда полиция расстреляла в центре Киева множество демонстрантов, против него выступила вся страна, и это положило конец его политической карьере. Парламент единогласно проголосовал за его отстранение, причем в этом голосовании принимали участие все депутаты от его собственной партии. Переворотом такое вряд ли можно назвать.

Падение Януковича стало историческим событием. Но вопреки российским утверждениям, оно не вернуло Украину на позиции кандидата в члены НАТО. Украинские политики и официальные лица постоянно говорили о том, что этот вопрос в повестке не стоит. Да и опасности для российской военно-морской базы в Крыму тоже не было, как бы возбужденно ни кричали об этом российские комментаторы. Путин подхватил эти доводы и заявил, что власть на Украине захватили «фашисты». Но это в большей степени связано с его стремлением уйти от политического унижения, нежели с национальной безопасностью России. Москва открыто призывала Януковича силой подавлять протесты. Когда украинский лидер пошел навстречу этим призывам, его власть рухнула, а вместе с ней потерпела крах вся российская политика в отношении Украины. Захват Путиным Крыма прежде всего был его попыткой как-то исправить свои собственные чудовищные ошибки.

Из-за столь жалких действий Путина трудно поверить Миршаймеру, который назвал Путина «первоклассным стратегом». Да, российская агрессия подняла рейтинги его популярности. Но после успеха в Крыму последовала серия грубых просчетов — относительно степени поддержки со стороны сепаратистов на востоке Украины, боевого потенциала украинской армии, возможности скрыть факт российского вмешательства, способности Запада договориться о санкциях, а также реакции европейских лидеров, которые прежде симпатизировали России. И ради чего все это? Путин создал себе мистический имидж крутого профессионала из КГБ, и он часто ему помогает. Но украинский кризис изобличил совсем другой стиль принятия решений. Путин начал принимать опрометчивые решения, подчиняя национальные интересы России своим личным политическим мотивам. Он ведет себя не как трезвый реалист.

ВЫЗОВ И РЕАКЦИЯ

Но даже если в нынешнем кризисе виноват Путин, все равно можно сказать, что свою долю вины несет американская политика двух последних десятилетий. В конце концов, никто не сомневается, что русские недовольны расширением НАТО и ослаблением международных позиций собственной страны после окончания холодной войны. По мнению Миршаймера, Запад безо всякой необходимости разжигал это недовольство. С его точки зрения, когда распался Советский Союз, Россия была просто слишком незначительной и маловажной страной, чтобы ее сдерживать, поскольку это была «слабеющая великая держава со стареющим населением и одномерной экономикой». Даже сегодня он называет российскую армию посредственной. Расширение НАТО было решением несуществующей проблемы.

Это звучало бы весьма убедительно, если бы не один момент. В начале 1990-х Миршаймер считал мир после холодной войны гораздо более угрожающим. В то время никто не знал, какие демоны вырвутся на свободу с окончанием соперничества между Востоком и Западом. Только что объединившаяся Германия могла снова пойти по пути милитаризма. Югославия переживала кровавый распад. Беспринципные политические руководители умудрились снова разжечь древнюю ненависть и рознь, дремавшую в Восточной Европе. Добавьте к этому опасность того, что и сама Россия после восстановления сил могла начать угрожать независимости своих соседей, и в такой обстановке будет совсем нетрудно представить себе Европу в состоянии мощной турбулентности.

Сейчас Миршаймер эти проблемы не упоминает, однако в то время он видел их вполне отчетливо и понимал их суть. В своей известной статье от 1990 года в Atlantic Monthly он предсказал, что скоро мы начнем «скучать по холодной войне». Ради сохранения мира он даже предложил серию крайних мер, скажем, позволить Москве держать крупную группировку войск в Центральной Европе, а Германии и Украине дать шанс стать обладателями ядерного оружия. Сегодня эти инициативы кажутся нелепыми и дикими, если не сказать большего. Однако проблемы, на решение которых они были нацелены, нельзя назвать мнимыми.

Миршаймер давно уже высмеивает идею о том, что «либеральные принципы законности, экономической взаимозависимости и демократии способны обеспечить Европе свободу и единство», подтверждая это в своей недавней статье на страницах Foreign Affairs. Но в запале раздражения он упускает из виду нечто основополагающее. Действительно, цели западной политики являются иллюзорными и идеалистическими, как и говорит Миршаймер; но используемые для их достижения средства (по крайней мере, те, которые применяют американские лидеры, а порой и их европейские коллеги) намного традиционнее. Это то лекарство, которое прописал бы врач-реалист.

Соединенные Штаты отстаивают свои позиции в стабильном европейском порядке после холодной войны не возвышенными призывами к общим ценностям, а регулярным и эффективным применением старомодной американской силы. Президент Джордж Буш-старший, намереваясь ограничить самостоятельность Германии в вопросах внешней политики, потребовал заключить такое соглашение об объединении, которое предусматривало бы сохранение Германии в составе НАТО. Президент Билл Клинтон, полагавший, что балканские войны 1990-х годов ослабляют американскую мощь и авторитет в Европе, дважды применял военную силу, чтобы остановить Сербию при президенте Слободане Милошевиче. То, что президент Джордж Буш-младший продолжал принимать в НАТО новые восточноевропейские демократические страны, вовсе не означало, что Вашингтон верил в возможность сохранения мира посредством одной только демократии. Нет, Вашингтон полагал, что для обеспечения прочного либерального порядка нужен крепежный инструмент американских обязательств. (Можно даже сказать, что американские политики не верили в способность демократии в одиночку гарантировать мир.)

Никого, и прежде всего, Миршаймера, не должно удивлять то, что в основе американской внешней политики лежат расчеты соотношения сил. В своей написанной в 2001 году книге The Tragedy of Great Power Politics (Трагедия великодержавной политики) он объясняет, что политики и политические руководители в либеральных демократических государствах часто обосновывают практичные и расчетливые действия в высокопарных выражениях. Но сейчас Миршаймер принимает за чистую монету все, что говорят политические лидеры, будь то нравоучительные сентенции Обамы или ложь Путина.

В результате в процессе анализа гораздо труднее понять, чья политика работает, и что надо делать дальше. Похоже, Миршаймер считает само собой разумеющимся то, что вызов Путина доказывает полный провал американской стратегии. Однако то, что российский лидер зациклился на завоеваниях и захватах, само по себе не является обвинительным заключением Соединенным Штатам. Безусловно, Путин не первый такой лидер в России, а может, и не последний. Да и нынешняя агония Украины со всей ее остротой и ненужностью это отнюдь не лучшее мерило того, чего добилась НАТО своим расширением. Американская политика за последние двадцать лет стабилизировала Европу и сузила масштабы нынешнего кризиса. Если бы НАТО не разрослась до своих нынешних размеров и границ, конфликт России с Украиной был бы сегодня намного опаснее. Западные руководители находились бы в состоянии, близком к панике, пытаясь понять в условиях конфронтации, какая европейская страна заслуживает гарантий безопасности, а какая нет. В моменты внезапно возникающей напряженности им пришлось бы импровизировать. Поиски золотой середины между безрассудностью и уступчивостью превратились бы в слепые догадки, а результаты этого оказались бы исключительно опасными и непредсказуемыми.

УСПОКАИВАЯ ЕВРОПУ

Включение в последние годы в состав НАТО такого большого количества новых членов означает, что альянс должен тщательно продумывать, как ему выполнять взятые на себя обязательства. Но обеспечивать безопасность в Восточной Европе стало гораздо легче, потому что базовый стратегический механизм уже существует. Как это ни парадоксально, он приносит пользу даже Путину, несмотря на все его жалобы. Хотя его агрессия против Украины стала резкой и грубой встряской, западные страны сегодня чувствуют себя спокойнее, находясь в зоне комфорта расширившейся НАТО и довольно устойчивого европейского порядка, который возник благодаря политике США. Путин сегодня сталкивается с меньшим сопротивлением и ответной реакцией, потому что Соединенные Штаты вполне успешно решили проблемы 1990-х годов.

Петр Порошенко на саммите НАТО в Уэльсе

Предлагая превратить Украину в «нейтральный буфер между НАТО и Россией», Миршаймер выдвигает такой вариант выхода из нынешнего кризиса, в котором игнорируются его истинные причины, и который может еще больше его усугубить. Он стоит на довольно прочной основе, когда напоминает читателю, что Украина не обладает неотъемлемым правом на вступление в НАТО. Но хорошая стратегия не только оценивает, что правильно, а что ошибочно: она также высчитывает последствия. Главная причина не настаивать на членстве Украины в НАТО всегда заключалась в том, что в случае вступления страна распадется на части. Вынудив Украину прошлой осенью отвергнуть обычное соглашение о свободной торговле с Европой, Путин спровоцировал самый мощный хаос на Украине за все 20 лет ее независимости. Сейчас, когда мир увидел результаты этого маленького эксперимента, вряд ли есть основания говорить о том, что объявление Украины перманентной серой зоной международной политики успокоит эту страну.

Украина не готова к вступлению в НАТО — ни раньше, ни сейчас. Этот вопрос ставит на повестку один только Путин. Любой благоразумный государственный деятель увидел бы свою непосредственную задачу в том, чтобы сохранить единство Украины. Если великие державы будут навязывать ей будущее и предрешать его, сегодняшняя неразбериха может еще больше усилиться. Лучший способ избежать усиления радикальной политической конфронтации внутри Украины состоит не в том, чтобы разрешать важные геополитические проблемы, а в том, чтобы отложить их урегулирование на более поздний срок.

Подлинным предметом анализа Миршаймера является, конечно же, не Украина, а американская внешняя политика. После перенапряжения сил за последние десять лет определенное отступление было неизбежно. Но это не значит, что Вашингтон ошибался, отдав предпочтение амбициозной и активной политике в Европе после холодной войны, или что ему не следует проводить амбициозную и активную политику сейчас. В своей книге The Tragedy of Great Power Politics Миршаймер пишет, что это «неправильно», когда государство «упускает возможность стать гегемоном в системе, так как думает, что у него и без того достаточно сил для выживания». Возможно, он забыл свой собственный совет, но Вашингтон обычно следует ему, пусть беспорядочно и сбивчиво. И даже сегодня Западу лучше от того, что он поступает таким образом.

Стивен Сестанович — старший научный сотрудник Совета по международным отношениям (Council on Foreign Relations), профессор Школы международной и публичной политики Колумбийского университета. В 1997-2001 году он был послом США по особым поручениям в бывшем Советском Союзе. Он автор книги Maximalist: America in the World From Truman to Obama (Максимализм. Америка в мире от Трумэна до Обамы).

***

МИРШАЙМЕР ОТВЕЧАЕТ

Неудивительно, что Майкл Макфол и Стивен Сестанович не согласны с моими аргументами о причинах украинского кризиса. Та политика, в формировании и осуществлении которой они участвовали, находясь на государственной службе, а также их реакция на мою статью являются примером единодушного мнения о либеральной внешней политике, которое, собственно, и вызвало этот кризис. Соответственно, они оспаривают мои утверждения о роли Запада, заявляя о том, что расширение НАТО я считаю единственной причиной кризиса. Макфол, например, утверждает, что моим «однобоким аргументом о расширении НАТО» невозможно объяснить приливы и отливы в российско-американских отношениях в последние годы. Оба они также заявляют, что после 2008 года вопрос о расширении НАТО уже не стоит.

Однако Макфол и Сестанович неверно представляют мой ключевой довод. Действительно, я назвал расширение НАТО «ключевым элементом более широкой стратегии по уводу Украины с российской орбиты и сближению ее с Западом». Однако наряду с этим я подчеркнул, что в этой стратегии есть еще два «критических элемента»: расширение ЕС и продвижение демократии. В своей статье я четко заявляю о том, что не расширение НАТО стало непосредственной причиной кризиса, начавшегося в ноябре 2013 года и продолжающегося по сей день. Причиной стало расширение ЕС вкупе с событиями 22 февраля 2014 года, когда произошел переворот, разжегший пожар на Украине. А масла в огонь подлило то, что я называю «тройным политическим пакетом Запада», который включает в себя меры по принятию Украины в НАТО.

Представление о том, что вопрос о членстве Украины в НАТО после 2008 года «уже не стоит», как выражается Сестанович, также является неверным. Ни один западный лидер не опроверг публично заявление альянса от 2008 года о том, что Грузия и Украина станут членами НАТО. Сестанович старается преуменьшить значимость этого нажима, когда пишет: «Принятие Украины в НАТО по-прежнему оставалось излюбленным проектом для некоторых членов блока, но большинство было против, причем многие непреклонно и решительно». Однако он не говорит, что одним из таких членов, поддержавших проект украинского вступления, были Соединенные Штаты, и что Вашингтон и сегодня пользуется колоссальным влиянием в Североатлантическом альянсе. И даже если некоторые члены были против принятия Украины, Москва не может рассчитывать на то, что противники там будут преобладать вечно.

Далее, Сестанович говорит, что соглашение Украины об ассоциации, на подписании которого в 2013 году настаивал ЕС, было «обычным соглашением о свободной торговле». Но в нем также есть важная составляющая из сферы безопасности. В документе предусматривается, что все стороны «будут содействовать постепенному сближению в вопросах внешней политики и безопасности с целью все более глубокого вовлечения Украины в зону европейской безопасности», а также звучит призыв «полностью и своевременно воспользоваться преимуществами всех дипломатических и военных каналов между Сторонами». Это очень похоже на лазейку, ведущую в НАТО, и ни один здравомыслящий российский руководитель не сможет истолковать это иначе. Может, Макфол и Сестанович действительно верят в то, что после 2008 года вопрос о расширении НАТО уже действительно не стоит, однако Владимир Путин и его коллеги думают иначе.

Заявление Сестановича о том, что реакция России на расширение НАТО была основана на «недовольстве», это упрощение мотивов страны. В основе противодействия России превращению Украины в западный бастион прямо на ее границах лежит страх. Великие державы всегда беспокоятся о равновесии сил в своем географическом окружении и начинают выражать несогласие, когда другие великие державы приходят к ним на порог. По этой причине Соединенные Штаты в начале 19-го века приняли доктрину Монро, неоднократно применяли военную силу и проводили тайные операции, определяя ход политических событий в Западном полушарии. Когда Советский Союз в 1962 году разместил ракеты на Кубе, президент Джон Кеннеди потребовал убрать их, пойдя на риск начала ядерной войны. Причиной таких действий Кеннеди стал страх по поводу безопасности Америки, но не недовольство.

Та же логика применима и в отношении России. Ее руководители бесчисленное количество раз говорили о том, что не потерпят вступления Украины в НАТО. Такой исход пугает их, как он напугал бы любого на месте России. А напуганные великие державы часто проводят агрессивную политику. Непонимание того, что причиной российской обеспокоенности по поводу расширения НАТО является страх (а Макфол и Сестанович до сих пор демонстрируют такое непонимание ), помогло вызвать нынешний кризис.

СОТРУДНИЧЕСТВО И КОНФЛИКТ

Макфол утверждает, что я ничем не могу объяснить периоды сотрудничества и конфронтации между Россией и Западом, в то время как у него есть неотразимые объяснения и первого, и второго. Эта критика следует из его утверждения о том, что у меня есть лишь одно объяснение, основанное на расширении НАТО, и что одним только расширением невозможно объяснить и сотрудничество, и конфронтацию. Но я никогда не утверждал, что начавшееся в конце 1990-х расширение Североатлантического альянса привело к состоянию перманентного кризиса. Действительно, я отмечал, что Россия сотрудничала и сотрудничает с Западом по целому ряду важных вопросов, таких как Афганистан, Иран и Сирия. Но я также указывал на то, что из-за политики Запада поддерживать добрые отношения становилось все труднее. Но по-настоящему кризис разразился лишь после переворота 22 февраля 2014 года.

Ситуация в Киеве

Следует отметить два момента в отношении самого переворота. Во-первых, Сестанович ошибается, когда заявляет о том, что украинский президент Виктор Янукович был лишен власти вполне легитимно. В Киеве, сотрясавшемся от столкновений между протестующими и правительственными силами, 21 февраля с Януковичем была достигнута договоренность о проведении новых выборов, в результате которых он бы наверняка лишился власти. Однако многие протестующие выступили против этого соглашения, требуя, чтобы Янукович ушел в отставку незамедлительно. 22 февраля вооруженные отряды оппозиции, в том числе фашисты, захватили здания парламента и президентской администрации. В тот же день Рада проголосовала за отставку Януковича, хотя это не соответствовало положениям конституции об импичменте. Неудивительно, что он бежал из страны, опасаясь за свою жизнь.

Далее, Макфол дает понять, что Вашингтон не имел никакого отношения к перевороту. «Американское правительство не имело никакого отношения к этим протестам, однако оно подталкивало Януковича и лидеров оппозиции к достижению договоренности о переходном плане», — пишет он. Макфол не упоминает представленные мною многочисленные доказательства того, что и до, и во время протестов Соединенные Штаты всячески подбадривали и подстрекали оппозицию. К таким действиям относится решение Национального фонда поддержки демократии (National Endowment for Democracy) усилить содействие выступающим против Януковича группировкам, а также активное участие в киевских протестах высокопоставленных американских чиновников (таких как заместитель госсекретаря по европейским и евразийским делам Виктория Нуланд).

Эти события встревожили Путина, причем не только из-за того, что они создали угрозу его отношениям с Украиной, но и в связи с тем, что у него вполне могла появиться мысль о твердой решимости администрации Обамы свергнуть и его тоже. Как я отмечал в своей статье, президент Национального фонда поддержки демократии Карл Гершман (Carl Gershman) заявил в сентябре 2013 года, что «европейский выбор Украины» будет способствовать укреплению демократии в России, а со временем может лишить Путина власти. А когда Макфол был американским послом в Москве, он открыто продвигал демократию в России, в связи с чем российская пресса, по его собственными словам, обвинила его в том, что он «агент, засланный Обамой для проведения очередной цветной революции». Может быть, эти страхи преувеличены, но представьте себе, как бы стали реагировать американские руководители, если бы представители влиятельной и сильной иностранной державы попытались изменить политический порядок в США.

Макфол утверждает, что чередование политики сотрудничества и конфронтации объясняется различиями между двумя руководителями. Когда президентом был Дмитрий Медведев, все было чики-чики, но как только к власти приходит Путин, сразу начинаются проблемы. Этот довод вызывает сомнения, так как два лидера практически единодушны в вопросах российской внешней политики, и именно по этой причине многие считают Путина «наставником-реалистом» Медведева. Это слова самого Макфола. Медведев был президентом, когда Россия в 2008 году воевала с Грузией, и он в этом году полностью поддержал действия Путина в отношении Украины. В сентябре он даже подверг Путина критике за то, что президент ответил на санкции Запада против России недостаточно решительно. И даже во время «перезагрузки» Медведев высказывался резко против «бесконечного расширения НАТО», как он выразился во время интервью в 2010 году.

Есть более убедительное объяснение взлетов и падений в отношениях России с Западом. Когда Соединенные Штаты и их союзники учитывают обеспокоенности Москвы, как это было в первые годы перезагрузки, кризисы удается предотвращать, и Россия сотрудничает с Западом в вопросах, представляющих взаимный интерес. Но когда Запад игнорирует интересы Москвы, как это случилось в преддверии украинского кризиса, возникает конфронтация. Путин открыто приветствовал перезагрузку, заявив в июле 2009 года Обаме: «С вами мы связываем все наши надежды на дальнейшее развитие отношений между двумя нашими странами». А спустя два месяца, когда Обама отказался от планов размещения систем противоракетной обороны в Чехии и Польше, Путин высоко оценил принятое им решение, сказав: «Я очень надеюсь, что этому исключительно правильному и смелому решению последуют другие». Поэтому неудивительно, что когда Путин в мае 2012 года вернулся на президентский пост, Макфол, бывший в то время послом США в России, выразил надежду на продолжение перезагрузки. Короче говоря, замена Медведева на Путина не была каким-то поворотным событием, как это изображает Макфол. Если бы Медведев остался на посту президента, он бы наверняка отреагировал на украинские события точно так же, как и Путин.

Сестанович утверждает, что сегодняшняя агрессивная политика России существовала еще в начале 1990-х годов, и что американский ответ был тогда основан на «расчете соотношения сил». Однако многое говорит о том, что расширение НАТО не является политикой реализма. В 1990-х годах Россия была не в том состоянии, чтобы идти в наступление, и хотя ее экономика и армия в следующем десятилетии несколько окрепли, на Западе вряд ли кто-то думал о том, что она может напасть на соседей, и особенно на Украину — по крайней мере, до переворота 22 февраля. Неудивительно, что американские руководители очень редко упоминали российскую агрессию в качестве обоснования для расширения НАТО. Вместо этого они подчеркивали преимущества продвижения зоны демократического мира в восточном направлении.

Хотя Сестанович сейчас утверждает, будто «российский лидер зациклился на завоеваниях и захватах», нет никаких указаний на то, что он придерживался такой же точки зрения до нынешнего кризиса. Например, в интервью от 4 декабря 2013 года о протестах на Украине (это было примерно за три месяца до присоединения Россией Крыма) он даже намеком не обмолвился о том, что Путин решил осуществить вторжение на территорию Украины (или какой-то другой страны), или что расширение НАТО необходимо для сдерживания России. Напротив, обсуждая в 2004 году с корреспондентом «Голоса Америки» продвижение альянса в восточном направлении, Сестанович предположил, что возражения России это не более чем политическое позерство. «Видимо, русские чувствуют, что им нужно возразить на это, дабы показать, что у них серьезная страна, которой нельзя помыкать», — заявил он.

Взгляды Сестановича отражают либеральный консенсус того времени, когда многие видели в экспансии НАТО благо. «Большинство аналитиков сходятся во мнении о том, что расширение НАТО и ЕС не представляет долгосрочной угрозы российским интересам, — написал то же самый корреспондент "Голоса Америки", подводя итог тем мнениям и оценкам, которые высказывали различные эксперты, давшие ему интервью. — Они отмечают, что стабильные и надежно защищенные соседи будут укреплять стабильность и благополучие России, а также помогут преодолеть страхи холодной войны и будут содействовать тому, чтобы бывшие советские сателлиты строили отношения с Россией в позитивном духе сотрудничества».

КАК ВСЕ ЗАКОНЧИТСЯ

Макфол и Сестанович утверждают, что действия Путина в связи с украинскими событиями являются неверными и контрпродуктивными. Пока слишком рано говорить о развязке этой саги, но есть достаточно оснований полагать, что Путин добьется своей главной цели и не даст Украине стать оплотом Запада. Если это так, значит, он победит, хотя Россия несомненно заплатит за это очень большую цену.

А больше всех проиграет украинский народ. Сестанович пишет: «Главная причина не настаивать на членстве Украины в НАТО всегда заключалась в том, что в случае вступления страна распадется на части». Здесь он прав. Однако та политика, которую он поддерживает вместе с Сестановичем, как раз к этому и привела.