В чём загадка нашего кино 60-х.
Мой юный знакомец посмотрел «Июльский дождь», фильм 1966 года.
В полном восторге. Ему восемнадцать. Понимаете? Восемнадцать. Он рос в 21 веке. Когда всё стало в кадре иным. Ритм, динамика, все диалоги. А тут чёрно-белый фильм, люди о чём-то спорят очень подолгу, куда-то идут, льётся дождь, люди смеются… Да за пять минут в современном кино уже бы сменилось восемь событий, а тут – всего лишь один разговор. К тому же сюжет такой, очень расплывчатый.
Но этот парень в восторге. И его девушка. Тогда, говорю, смотрите остальное кино 60-х.
Да и другим молодым говорю.
Наше кино 60-х важно смотреть. Никогда и нигде во всей мировой, понимаешь, культуре, ни у каких гуманистов, ни у каких романтиков не было такой кристаллизации чистоты, нежности и добра, как в советском кино 60-х. Такая эпоха. Очень краткая, к сожалению.
И вот ещё какая фигня. Из этого кино решительно невозможно сделать римейки. Не поддаётся.
Дело не в том даже, что сюжет зачастую размыт. Скажем, в гайдаевских комедиях всё очень чётко. Или в «Берегись автомобиля». Или в «Детях Дон Кихота». Но нельзя.
Несколько лет назад один продюсер мне предложил написать римейк комедии «Три плюс два». 1963-го года. Типа на современных реалиях, в Гоа. Я взялся. Как дурак. Помучился. Сделал несколько вариантов синопсиса. (Это то, что предваряет сценарий, план фильма.) Нет, хреновина. «Невозможно!» – сказал я продюсеру. Испытав облегчение.
Дело в том, что в далеком кино 60-х есть нечто загадочное, субстанция даже не очень киношная, какой-то воздух в кадре. Он там если не самое главное, но в любом случае – то, чем дышат герои. От чего они немного шальные. Его больше ухватить невозможно. Тогда на плёнке удалось, он там остался навечно, он и делает это кино великим. Ту долгую счастливую жизнь. Но повторить её невозможно. Те полутени, те усмешки, то дыхание. Когда три тополя на Плющихе были большими.
© Алексей Беляков
