Автор делает важное замечание, что по своей форме конкуренция - это условие или ситуация, а не политика или стратегия. Основная реальность международной системы заключается в том, что страны конкурируют по-разному, преследуя разные цели. Как они это делают, то есть цели, которые они выбирают, набор инструментов, которые они используют для достижения этих целей, — это уже вопрос стратегии. А характер международной системы любой эпохи задает контекст для конкуренции.
Для Мазарра реакция мирового сообщества (а в реальности - западных стран - прим. автора) на операцию на Украине демонстрирует степень, в которой большинство стран разделяют основные нормы и ценности и во многих случаях готовы предпринять решительные действия для координации действий в свою защиту.
Наиболее всеобъемлющие большие стратегии всегда стремились продвигать национальные интересы, наилучшим образом используя весь спектр глобального поведения - от сотрудничества до конкуренции и конфликта. Далее он указывает, что «так много стран сегодня открыто подчеркивают важность основанного на правилах порядка в своих стратегиях национальной безопасности. Особенно для малых и средних держав крайне желательны институты и нормы, которые обеспечивают большую стабильность и предсказуемость мировой политики». При этом Мазарр умалчивает, что многие страны отвергали и продолжают отвергать гегемонию США. Следовательно, устранение так называемого порядка, основанного на правилах, ими будет приветствоваться и поддерживаться.
Далее он приводит обобщенную оценку других основных аспектов международного соперничества. К ним относятся следующие:
• Наличие либо “пространственных”, либо “позиционных” споров, либо и того, и другого. Некоторые соперничества характеризуются в первую очередь соперничеством за территории или суверенитет (пространственные проблемы), но среди действительно великих держав соперничество часто фокусируется на более широких позиционных спорах о контроле или “вопросах статуса, влияния и иерархии в данном порядке или системе”. Такие споры “исключительно трудно разрешить” и, как правило, они прекращаются только тогда, когда один из соперников отказывается от борьбы за системное превосходство.
• Риск “распространения неразрешимых спорных вопросов”. Со временем соперничество может породить множество споров по многим вопросам, вызывая спираль враждебности.
• Тенденция к дестабилизации гонки вооружений. Соперничество часто подстегивает взаимное наращивание военной мощи, что усугубляет восприятие угрозы и увеличивает риск войны.
• Постоянный риск милитаризованных споров. Соперничество часто характеризуется как историей вооруженных конфликтов, так и постоянным риском кризисов, которые угрожают перерасти в войну.
Таким образом, по мнению автора, операция России на Украине вписывается в классическую модель поведения великих держав в соперничестве. «Такие состязания часто сопровождались милитаризованными спорами, локальной агрессией и опосредованными войнами».
Но Украина не может быть великой державой в принципе, следовательно, спор ведется между Россией и США/НАТО/ЕС, где Украина является лишь пешкой Запада, которая намеренно была геополитическим раздражителем России, включая гонку вооружений, что и подняло Украину в глазах Москвы до критического уровня угрозы. Следовательно, это конфликт России и Запада.
Далее Мазарр переходит к теории транзита власти и рассматривает китайско-американские отношения в мировой системе, где роль и функции США падают, а Китая, наоборот, возрастают. Близкая к этому концепция - это ревизионистские державы, к которым автор относит и Ирак эпохи Саддама Хусейна, и Китай, и Россию. Но на подробной шкале ревизионизма также находятся Индия, Бразилия и сами США, которые позиционируют себя как исключительную силу.
Далее возникает вопрос - каким образом происходит соперничество? Чтобы определить его характер, предлагается пять ключевых факторов.
1. Сама суть соперничества. Некоторые исторические соперничества были связаны с территориальными (или пространственными) факторами, такими как доминирование на континентальном массиве суши — например, британо-французское или франко-германское соперничество за гегемонию в Европе. Другие были, в основном, связаны с идеологическим влиянием: американо-советское соперничество во время холодной войны было борьбой за установление доминирующей системы идей в мировой политике. Некоторые соперничества в большей степени связаны с репутацией и престижем в менее системной форме.
2. Цели участников. Есть ли у них агрессивные намерения доминировать в мировой политике или они стремятся, по крайней мере, к региональной гегемонии? Являются ли их цели в первую очередь оборонительными? Стремятся ли они к экономической власти, а не военной? Одним из ключевых аспектов этого вопроса является применение и оправдание военной силы.
3. Из этих двух вытекает третий вопрос - как определить успех в данной конкуренции? Очевидно, что успех в соперничестве в целом не требует успеха в каждой битве, войне или конкуренции более низкого уровня.
4. Четвертый определяющий вопрос направлен на описание степени интенсивности соперничества. Этот аспект позволил бы оценить, насколько экстремальным и безрезультатным является соперничество, измеряемое такими показателями, как история насильственных конфликтов, уровень публично выраженного взаимного недовольства, степень враждебного национализма с одной или обеих сторон, усугубляющий эффект подверженных войне внутренних группы интересов, количество несовместимых интересов и претензий и другие переменные.
Можно сказать, что двустороннее соперничество считается высоко интенсивным, когда обе стороны считают, что они не могут реализовать свои жизненно важные интересы или важные цели, не нанося ущерба другой стороне, и когда обе стороны готовы предпринять сложные и потенциально насильственные действия для этого.
5. Пятая и последняя характеристика спрашивает, насколько стабильна конкуренция или соперничество в соответствии с объективными факторами, определяющими стабильность. Стабильная конкуренция - это та, в которой соперники редко, если вообще когда-либо, вступают в войну или идут на грань войны, даже если они могут воспринимать себя в ожесточенной конкуренции и стремиться подорвать власть друг друга на постоянной основе.
Этот фактор в какой-то степени пересекается с проблемой интенсивности, но это не одно и то же: соперничество может быть интенсивным, но оставаться стабильным, с тенденцией оправляться от кризисов и не переходить за грань войны.
В докладе делается вывод, что даже до недавнего конфликта на Украине соперничество между США и Россией и США и Китаем стало крайне нестабильным. Теперь, с учетом и санкций, и последовавших эффектов для мировой экономики, стабильности стало еще меньше.
Наконец, какими же могут быть цели и средства США в этом соперничестве? Мазарр ограничивается четырьмя пунктами:
1. обеспечение безопасности внутри США, включая политические институты и информационную среду;
2. сохранение технологических и экономических преимуществ и сильных сторон, достаточных для обеспечения того, чтобы один или несколько основных конкурентов не стали доминировать в информационной экономике 21 века;
3. сохранение глобальной системы и региональных порядков, представляющих свободный суверенный выбор и отсутствие гегемонистского и принудительного влияния со стороны соперников США;
4. достижение устойчивого баланса конкуренции и сотрудничества с конкурентами США, включая основные элементы согласованного и общего статуса-кво и важные источники равновесия в отношениях.
Здесь нет чего-то нового. Эти положения были прописаны в стратегиях национальной безопасности и обороны США как при администрации Трампа, так и при Байдене. Иными словами, Вашингтон хочет сохранить свой гегемонистский однополярный мировой порядок и не дать другим государствам бросить ему вызов. А слова о суверенном выборе - это лицемерная аргументация, такая же как права, свободы, демократия и другой набор дежурных фраз, которые мы постоянно слышим от представителей Госдепартамента и Белого дома.
Мазарр также пытается определить чего хотят Китай и Россия в нынешней конкуренции:
«Китай подходит к нынешней конкуренции или соперничеству с точки зрения страны, которая считает себя либо законной доминирующей державой в мире, либо одной из небольшой горстки доминирующих держав.
Китай полон решимости вернуть себе роль и право голоса в международной системе, соответствующие его степени власти и, по мнению многих китайских чиновников и ученых, неотъемлемому превосходству китайского общества и культуры. В ходе этого процесса Китай готовится к продолжающемуся соперничеству за региональное и глобальное превосходство с Соединенными Штатами, соперничеству, которое встроено в нынешнюю структуру мировой политики.
Тем не менее, амбиции Китая в этом соревновании имеют пределы, и, по крайней мере, в настоящее время Китай не приближается к уровню милитаристского ревизионизма, как некоторые крупные державы 20-го века...
Подходы России к соперничеству с Соединенными Штатами имеют много общего с Китаем, но также есть и некоторые различия. Очевидно, что у России более скромные глобальные амбиции, соответствующие ее потенциальной мощи. Но ее готовность идти на риск и прямота вызова существующим нормам теперь, по-видимому, значительно возросли. Отчасти это может быть результатом недовольства России нынешним глобальным контекстом и ее разочарования траекторией своего могущества со времен холодной войны...
Поразительное применение силы Россией на Украине также открывает возможность того, что ее основной взгляд на соперничество и, возможно, ее амбиции изменились более радикальным образом - например, она становится более классическим милитаристским ревизионистом. Это, безусловно, возможно, хотя пока еще слишком рано говорить об этом. Вторжение России в Украину отражает чрезвычайно рискованный акт насилия, направленный на продвижение интересов, которые уже хорошо зарекомендовали себя в конкурентной борьбе: контроль над контекстом безопасности своего ближнего зарубежья. Возможно, что основные принципы подхода России к соперничеству остаются неизменными.
Даже если это так, война таит в себе опасные риски эскалации, которые могут поставить Соединенные Штаты и НАТО на путь военного столкновения с России способами, которые отличаются от нынешнего характера соперничества и создают новые опасности для большой войны. Такие риски, опять же, отражают именно те опасности, которые, как правило, возникают в стратегическом соперничестве, включающем милитаризованные споры».
В итоге Мазарр задается вопросом, что же нужно делать руководству США, чтобы максимально подготовиться к эскалации соперничества. Он пишет, что «Соединенные Штаты в настоящее время не обладают институциональным потенциалом для организации и реализации подхода, подобного кампании, к соперничеству, начиная с серой зоны или фазы соперничества и заканчивая планированием кризисов и войн.
Отсутствие существенных механизмов межведомственного комплексного планирования сегодня рискует оказать разрушительное воздействие на усилия США по достижению успеха в конкурентных миссиях, не связанных с войной. У Соединенных Штатов есть различные планы взаимодействия для конкретных стран, от стратегий команд посольств в странах до планов сотрудничества в области безопасности. Но они часто не интегрированы и не координируются централизованно.
Другие проблемы заключаются в том, как службы планируют использование своих возможностей: обеспечение большей гибкости и применение специальных задач миссии, даже для небольшого числа подразделений, помогло бы открыть пространство для более эффективных и более адаптированных военных ролей».
Мазарр говорит об институциональной военно-политической слабости США. Возможно, намеренно, чтобы Пентагон и другие службы получили большее финансирование и поддержку. Также он не торопится с оценкой роли и статуса России в конфликте на Украине, вероятно, чтобы снизить оценку военной угрозы для США. Но если учесть четыре пункта, которые являются задачами для США, можно сделать вывод, что продолжение сопротивления коллективному Западу со стороны России, так или иначе, будет подрывать цели США.
Китай, даже не переходя на такой же уровень эскалации, делает то же самое уже сейчас, пусть и иными способами. Для двух стран будет дополнительным преимуществом, если они привлекут больше государств в свой неформальный альянс борьбы с американской гегемонией.
