С противоположной стороны континента развивается параллельный проект турецкого междуморья, предполагающий объединение государств между Каспийским и Чёрным морями. Упор делается на Казахстан и Азербайджан. В дальнейшем, через ещё один амбициозный проект Анкары «Великий Туран», ожидается присоединение Узбекистана, Туркменистана. В проекте есть место и для Венгрии с Румынией и Молдавией. Интересы Турции в Европе были обозначены ещё со времен Австро-турецких войн между Османской империей и монархией Габсбургов.

Озвученная главной МИД Турции «активная внешняя политика, основанная на широкой географии» продолжает эту идею. Турция активно взаимодействует с Венгрией, Румынией и Молдовой, в том числе через снабжение армии Венгрии бронеавтомобилями в большом количестве. Как и в Польше, планы Турции есть на карте, показанной в ноябре 2021 года, когда Эрдоган принимал лидера Партии националистического движения и запрещённой в России и во многих странах мира организации «Серые волки» Девлета Бахчели. К слову, на карте в «турецкий мир» включены 20 субъектов Российской Федерации.

В Польше известно о планах Эрдогана. Gazeta Polska Codziennie выпустила статью, в содержании которой «Турция занимается созданием собственного «Междуморья» от Каспийского до Черного и Средиземного морей». Причем Варшава будет поддерживать Анкару в его стремлении хотя бы для того, чтобы ослабить Россию, через усиление влияния Турции в регионе.

Взаимные симпатии друг к другу возникли у Польши в Турции ещё в XVIII-XIX веках, правда назывались они тогда Речь Посполитая и Османская империя. Турки поддержали польские мятежи против Российской империи и оценили соучастие польских легионеров в турецкой оккупации на Балканах и Кавказе. Сегодня Варшава всё так же хочет видеть в Анкаре своего союзника, выступающего южной опорой Междуморья.

Исходя из обозначенного, можно увидеть схожие подходы Турции и Польши в реализации проектов междуморий, вплоть до засветки в информационном пространстве. При этом есть согласованность между действиями Варшавы и Анкары. Это наводит на мысль о едином архитекторе, которым является Великобритания. Англия давно и тесно сотрудничает как с Турцией (в т.ч. через разведку МИ-6), так и с Польшей.

Вот тут мы подходим к самому интересному, проекту «большое междуморье», включающему по оси «Анкара-Варшава-Лондон» его южную часть во главе с Турцией и южную – с Польшей. В Европе этот проект носит название «АВС» (от заглавных букв польских названий Адриатики, Балтики и Чёрного моря).

Идея большого междуморья предполагает не только территориальный аспект, немаловажная роль отведена военной составляющей. В январе 2022 года Совет по геостратегии Великобритании предложил Украине и Польше создать тройственный союз. Это если говорить о Польше и Англии.

Вспоминая о Турции, давно известно, что через неё англичане влияют на Азербайджан, Сирию и Ливию, возрастает военно-техническое сотрудничество, включая такие передовые технологии, как создание истребителей пятого поколения. Для Лондона важно, чтобы вся Средняя Азия попала под турецкое политическое и культурное влияние, в частности через деятельность Организации тюркских государств.

Общность Англии и Турции, кроме совпадения интересов, имеет очень интересный компонент – родственные связи. Сообщим мало упоминаемый факт, что Борис Джонсон является потомком последнего министра внутренних дел Османской империи и политика Али Кемаля. Так, две бывшие и желающие возвращения своего статуса империи, объединяет не только имперский дух, но и общая кровь.

В сухом остатке мир получает новый проект «Большое междуморье», создаваемый Польшей и Турцией под протекцией Великобритании. Создаваемое геополитическое образование способно перекроить мироустройство Европы, разрезав его как нож. Через контроль транзита товаров из Азии в Европу и обратно, включая Россию, Лондон получает контроль над экономикой Европы.

Принимая во внимание, что политические интересы будут поддержаны военной силой создаваемого альянса, в итоге это может привести к развалу до конца не сложившейся единой Европы и возвращению господства Британии как империи. Для России это опасно не только в связи с военной поддержкой Украины, но и планами по включению её южных территорий в проект «Единого Турана», что будет означать распад Российской Федерации.

Один в поле не воин, изменить ситуацию в одиночку можно, но большой кровью. Жизненно важно создание антагониста большому междуморью в лице союза России, Ирана и Китая. Возможно, что к этому проекту присоединятся и другие, например Индия, имеющая давние счеты с Англией.

Поток грузов из Южной и Восточной Азии в Европу с каждым годом неуклонно возрастает. Если перевозки из Восточной Азии его напрямую не затрагивают, то с Южной Азией дело обстоит иначе. Центральное место занимает коридор Север – Юг, который соединяет российский берег Балтийского моря с иранским портом Бендер-Аббас на побережье Индийского океана.

Дальше – короткий морской маршрут до индийского порта Мумбаи, пакистанского Карачи, портов Бангладеш, Шри-Ланки и стран АСЕАН. Сейчас путь от юга Ирана до пригородов Санкт-Петербурга занимает менее двадцати дней, плюс от двух до пяти дней до различных портов Южной Азии. Иран и Россия, как страны-транзитеры, играют в этом проекте одну из ключевых ролей.

Во-вторых, Иран, как и другие страны региона, включая Турцию, сами могут выступать в роли кластеров развития, вести как двухстороннее, так и многостороннее многопрофильное сотрудничество, реализовывать собственные и общие инфраструктурные и другие коммуникационные проекты, выводя их на развивающееся трансконтинентальные сети, создавая синергетический эффект.

Но пока при очевидных успехах и перспективах дальнейшего продвижения России на Ближнем Востоке, она делает на этом направлении только по первые шаги. В тоже время в политике Запада, похоже, временно, снижается общий политический и военный вес в этом регионе. Это – одна из важных особенностей скалывающейся ситуации, создающей там дополнительные возможности для российской политики.

Третья особенность: эта политика будет проходить на фоне нарастающей конфронтации с Западом, что чревато и появлением новых определенных обременений для российской стратегии, если Москве не удастся выдержать нынешнюю линию на активное, конструктивное, но в целом равноудалённое, гибкое, творческое вовлечение в распутывание клубка региональных проблем. Поскольку нити от этого клубка тянутся во все стороны и во многом определяют состояние безопасности и уровень стабильности и возможности для экономического развития.

Постановка проблемы.

Осенью 2020 года началась 44-дневная вторая карабахская война, которая изменила политический и военный баланс сил в Закавказье. С учетом того, как быстро и мощно возобновился армяно-азербайджанский конфликт после 26-летнего замораживания, итоги этой войны, особенно для Армении, оказались шокирующими.

Подписанное 9 ноября 2020 года трехстороннее мирное соглашение Россия-Азербайджан-Армения не только вернуло под контроль Азербайджана ранее утраченные районы, но и зафиксировало стремление сторон к разблокированию всех региональных коммуникаций с выходом через Закавказье прежде всего на Турцию, обозначило курс на продвижение проектов экономического сотрудничества между сторонами, развитие транспортных и других коммуникаций как по линии север – юг, так и восток – запад. С рациональной точки зрения это правильный подход. Так определилось новое целеполагание России в регионе, определяющее отсылка к Ближнему Востоку.

Это было не случайно. После распада СССР постсоветское пространство в лице закавказских государств все дальше отходило от России и постепенно примыкало к Ближневосточному региону – с перспективой стать его частью. Это обстоятельство ориентировало российскую политику на поиск более адекватных подходов к закавказским соседям – в более широком ближневосточном, а не постсоветском или российско-западном контексте.

Обозначена цель: выстроить линию на восстановление экономического взаимодействия между сторонами конфликта и развитие логистических связей по оси Север–Юг с активной политикой в отношении Армении, Азербайджана, а также Турции и Ирана. При этом Москва косвенно признала присутствие Анкары в Закавказье.

Далее последовал следующий ход. Турция выступила с инициативой создать региональную платформу «3+3» (Азербайджан, Армения, Грузия, Россия, Турция, Иран). Она предусматривает участие перечисленных стран в создании региональной системы безопасности, но без участия США и ЕС. Тбилиси такая позиция не устраивала, он отказывался присоединяться к инициативе, предлагая взамен формат тройки Грузия – Азербайджан – Армения (без России) или «1+6» – США + Грузия, Украина, Молдавия, Турция, Румыния и Болгария, что якобы более отвечает взглядам Тбилиси на себя как на европейскую и прозападную страну.

Неизвестно, будут ли интегрированы с предполагаемыми в этом формате соглашения те договоренности, которые были достигнутые в треугольнике Россия – Азербайджан – Армения по итогам второй карабахской войны, особенно по части разблокирования региональных коммуникаций. Пока бросается в глаза только новая геополитическая игра России, и стремление Анкары как-то закрепиться в Закавказье.

В ситуации блокирования из-за украинского кризиса Западом коммуникационных возможностей России с Европой, Москва иначе оценивает перспективы выхода на рынки Ближнего Востока и Евразийского экономического союза. Потенциально оно может стать главным локомотивом проекта «3+3», раскладывая свой «закавказский пасьянс», чтобы расширить набор инструментов воздействия на события в этом регионе.

Возможно, поэтому в России и Турции осторожно комментируют позицию Тбилиси, не сжигают «мостов», тогда как сама Грузия на этом направлении много недоговаривает.

Так что начинающаяся новая закавказская «Большая игра», которая получит продолжение в Турции в формате «3+3», это пока еще уравнение со многими неизвестными. Но количество «неизвестных» будет сокращаться. В результате возвращения на политическую сцену Ближнего Востока Россия вернула себе не только статус влиятельного внешнего игрока в одном из ключевых регионов мира, но и игрока глобального масштаба, впервые после распада Советского Союза в 1991 году.

Это возвращение произошло главным образом благодаря эффективному военному вмешательству Москвы в Сирии, однако восстановление позиций России отнюдь не ограничилось одной Сирией, а охватило весь Ближний Восток, причем ее вновь обретенное влияние имеет как политический, так и психологический, военный и экономический аспекты.

И, наконец, новая роль России на Ближнем Востоке имеет особое значение в рамках реализации новой стратегии Москвы, которая призвана обеспечить России статус мировой державы, составляющей основу Великой Евразии. Так сирийский шаг и закавказский ход сошлись в одной точке.

Сегодня очевидно, что эти расчеты в значительной степени оправдались. Военная кампания в Сирии проложила для России путь к возвращению на мировую геополитическую арену за пределами бывшего советского пространства, которым активность Москвы в основном была ограничена на протяжении последней четверти века. России удалось достичь своей важнейшей цели: Запад де-факто признал сложившейся статус-кво.

Фактически Москва сформировала пока еще временные военные, экономичские и дипломатические альянсы с Дамаском, Тегераном, Анкарой, Багдадом и Амманом. При более тщательном рассмотрении можно прийти к выводу, что Ближний Восток стал ареной для геополитического прорыва Москвы, который будет иметь гораздо более масштабные последствия.

Кроме того, важно отметить, что это произошло в тот момент, когда Москва вынуждена была признать неудачу двух своих главных стратегий после распада Советского Союза: интеграции России в сообщество западных стран, а также внутренней интеграции своего бывшего советского ближнего зарубежья.

Вместо того чтобы позиционировать Россию как часть евроатлантического мира (ввиду того, что взаимное отчуждение между Россией и Западом проявилось со всей очевидностью) или краеугольный камень единого постсоветского пространства (поскольку его не удается объединить), новая стратегия подчеркивает ее истинное географическое положение – на севере великого евразийского континента.

Концепция Севера, о которой Институт РУССТРАТ писал уже неоднократно, дает Москве обзор на все 360 градусов, включающий страны Европы, Восточной, Центральной и Южной Азии и Ближнего Востока, которые образуют единый обширный регион, омываемый Атлантикой на Западе, Северным Ледовитым океаном на севере, Тихим океаном на Востоке и Индийским – на юге. В этой схеме Ближний Восток является одновременно источником возможных угроз безопасности, но и экономических возможностей.

Политика Москвы в отношении как Ближнего Востока в целом, так и отдельных государств в Закавказье становится более сбалансированной. Необходимость выбора обусловливается в первую очередь новыми тенденциями и глубокими трансформациями, происходящими в регионе, где появляются новые «центры силы» - Турция, Иран, Саудовская Аравия, Катар, ОАЭ.

Поэтому цели России в этом регионе обретают новые измерения. Западные санкции подвигают ее на поиск новых экономических партеров, ходов и использование растущего разочарования арабов в Соединенных Штатах и ее нынешние действия в регионе не имеют аналогов.

Выводы.

Теперь, когда Кремль поставил задачу добиться признания России в качестве глобальной великой державы, Москва возвращается в географически близкий, богатый углеводородами регион. В 2015 году, с началом военной операции в Сирии и сопутствующих ей российско-американских дипломатических действий, Ближний Восток стал полигоном, на котором Россия тестирует свои возможности для возвращения на глобальную арену в качестве одного из ведущих игроков.

Политика Москвы строится на геополитических стимулах, имеющих глубокие исторические корни. Более двухсот лет главной задачей российской внешней политики было вытеснение Оттоманской империи с Балкан и из Черноморского региона. Персия была фактически поделена на российскую и британскую зоны влияния. Вступление России в Первую мировую войну было связано, прежде всего, с претензиями на Константинополь и Босфор с Дарданеллами.

Активное вмешательство Советского Союза в ближневосточную политику началось в середине 1950-х и быстро переросло в напряженное соперничество с США. Отдельные арабские страны, прежде всего, Алжир, Египет, Ирак, Ливия, Южный Йемен и Сирия, некоторое время входили в орбиту советского влияния и были фактическими союзниками СССР в холодной войне.

Но сейчас геополитическая карта интересов Москвы выглядит несколько иначе. На первые позиции выходят Турция и Иран. После «холодной войны» Россия и Турция, при всех своих различиях, совершили впечатляющий переход от вековой вражды к взаимному уважению и пониманию. Россия и Иран стали относиться друг к другу с большим политическим доверием.

При этом Россия умеет конструктивно договариваться с Ираном, в частности, по поводу раздела влияния на постсоветском пространстве, не считает ни «Хезболлу», ни ХАМАС террористическими организациями, а в сирийской войне оказалась фактически союзником Ирана. Однако к господствующей в Иране идеологии, региональной стратегии, выстроенной на противостоянии между шиитами и суннитами, а также между Ираном и Саудовской Аравией, Москва официально нейтральна.

Постоянных союзников на Ближнем Востоке у России нет: в отличие от Соединенных Штатов, которые традиционно поддерживают Израиль, Москва действует гибко в зависимости от конкретных ситуаций и условий, исходя из собственных интересов в регионе или глобальных целей.

Россия пытается создать в регионе образ прагматичного, неидеологизированного, надежного, искушенного и достаточно сильного игрока, способного воздействовать на ситуацию как дипломатическими, экономическими, так и силовыми методами. Россия как крупная мировая держава готова предлагать партнерство всем, кто разделяет концепцию полицентричного мира. Пока все у нее многое получается.