Изначально от них ожидали куда более осторожного поведения. В конце концов зависимость экономики Финляндии от России сильнее, чем у любой другой страны ЕС. Тут и крепкие, с советских времен оставшиеся связи, и туризм, и бойкая торговля, а главное – география. Санкт-Петербург с пригородами сопоставим по населению со всей Финляндией.

Поэтому когда у нас кризис – у них тоже кризис. Доходы финнов неизбежно падают, если падает покупательная способность русских.

Так что повод ждать от финнов благоразумия был – и не только с нашей стороны, но и со стороны ЕС, где благоразумие назвали бы «предательством».

В Брюсселе и Вашингтоне тоже всё понимали про финскую экономику. Теперь, как будто доказывая «старшему брату», что Хельсинки – не слабое звено и не дрогнет перед русским медведем, финны бегут впереди американского паровоза санкций – и бегут прямиком в НАТО.

Сейчас продвижение замедлилось – расширение альянса блокирует Турция и хочет заблокировать Хорватия. Для обеих это, прежде всего, предмет для торга с США: Анкаре нужно снятие оружейных санкций и доступ к американским высоким технологиям, а хорватам – хорватская автономия в Боснии. Перспективы у того, чтобы реализовать эти хотелки в полном объеме, весьма скромные. Но нужно понимать, что Финляндия тут просто под руку попалась, а формально претензии выдвинуты к Швеции.

Туркам не нравится, что в королевстве теперь много политиков-курдов (как минимум шесть депутатов в парламенте), которых заочно обвиняют в поддержке терроризма. А у хорватов застарелые претензии лично к Карлу Бильдту – одному из главных авторов Дейтонских соглашений, где хорватская национальная автономия не предусмотрена.

Соседки по Скандинавскому полуострову, уже состоящие меж собой в оборонном союзе, рассчитывали вступить в НАТО вместе. Но финнов могут и пропустить вперед, то есть даже с учетом турецко-хорватского фактора мы приходим к тому же результату, который Россию не устраивает – присоединение Финляндии к Североатлантическому альянсу.

Переломить эту ситуацию представляется малореальным. И тогда МИД РФ полез в карман за козырями.

Как заявил постпред России при ЕС Владимир Чижов – дипломат опытный и, что называется, «тертый», теперь Москве придется поднять вопрос о статусе двух территорий – Аландских островов и Сайменского канала. Аланды принадлежали России примерно столько же, сколько и независимой Финляндии. А большая часть Сайменского канала принадлежит ей до сих пор – к огромной досаде финнов.

Вопрос с Аландами проще, хотя статус у них сложный. Будучи частью Финляндии, они населены почти исключительно шведами, которые обладают крайне широкой по мировым меркам автономией. Свой флаг, парламент, кабинет министров – это есть у многих. Но у островов с 30-тысячным (и, кстати, весьма зажиточным) населением есть даже собственное гражданство, а их жители не используют финский язык в официальной сфере: если в остальной Финляндии два государственных языка, включая шведский, то у аландцев один – их родной.

В состав России эти острова попали после войны со шведами – не знаменитой Северной, где фигурировали Петр I и Мазепа, а войны 1808–1809 годов, когда Петербург, подписав Тильзитский мир, некоторое время был союзником Наполеона. Собственно, тогда Российская империя приросла Финляндией как таковой, по сути даровав финнам национальную государственность под короной Романовых.

Так острова, расположенные на входе в Ботнический залив, временно стали самой западной точкой империи. В те времена они имели колоссальное значение и для судоходства на Балтике, и для военного контроля за регионом. Теперь русская армия «грозила шведу» всего в 130 километрах от Стокгольма.

От военной инфраструктуры островов мало что осталось после другой войны, которую Россия вопреки своему обыкновению проиграла – Крымской. На Балтике боевые действия тоже шли, французы обстреливали Аланды с моря, а по итогам конфликта союзники заставили Петербург сделать острова демилитаризованной зоной, и это требование соблюдалось как минимум до начала XX века.

После распада Российской империи шведы попытались вернуть свое и высадились на Аландах, где по-прежнему говорили исключительно по-шведски. Но Лига Наций – предшественница ООН – порешила оставить острова за Финляндией на условиях широкой автономии и сохранения статуса демилитаризованной зоны. По сей день аландцы даже в финской армии не служат.

В случае современной России вряд ли речь идет о «возвращении Аландов в родную гавань» – государственные границы современной Финляндии проведены, скорее, в нашу пользу и признаны нами во множестве договоров. Вопрос, который интересует Чижова, в том, сохранится ли эта традиция при расширении НАТО на север, не появится ли на островах база Североатлантического альянса. Если маховик геополитического конфликта продолжит раскручиваться, если в отношениях России с Западом произойдет очередная эскалация, такого исключать нельзя, что потребует от российской армии и флота принципиально иной военной доктрины на Балтике.

Что же касается Сайменского канала, он был одной из «великих строек» периода империи. Его предназначение – соединять систему внутренних озер Финляндии (Сайма – крупнейшее из них) с Финским заливом и, соответственно, с Балтийским морем. Прорыть что-то подобное пытались, начиная с XV века, но удалось только к концу царствования Николая I, о чем императора упросили финны. Им нужны были торговые пути, а Петербургу был нужен, например, лес (в смысле – финская древесина), поэтому монарх дал свое добро и своих же денег.

Проект был дорог, но вышел дешевле, чем рассчитывали, и окупился раньше, чем планировалось. Такое с крупными госпроектами в истории России бывало нечасто.

Открывали канал торжественно – в день коронации Александра II. Тогда же, не совладав с праздничным фейерверком, устроили большой пожар в Выборгском замке, расположенном на выходе канала к Балтике (кстати, на сегодняшний день это единственный рыцарский замок западноевропейского типа на территории РФ).

После развала империи Сайменский канал остался на финской территории, но по итогу советско-финской и Второй мировой войн большая его часть протекает по территории России.

В эпоху вынужденной, но довольно теплой дружбы между Хельсинки и Москвой канал был модернизирован и получил вторую жизнь. Тогдашний президент Финляндии Урхо Кекконен на его открытии так и сказал – дружба двух народов «отлита здесь в бетоне и высечена в скалах».

Ремонт осуществлялся на финские деньги, но тонкость в том, что к тому моменту канал уже был сдан в арену Финляндии, точнее, узкая полоска земли вдоль него. Финские национал-патриоты считали это очень плохой сделкой – признанием территориальных потерь, но с их стороны это было пустым шумом: безвозвратность тех «потерь» к тому моменту оформили уже множеством способов.

Договор об аренде заключался сроком на век и должен истечь в 2063-м. Но с учетом, что дружбы с финнами больше нет (а ее нет, и дело не только в НАТО; после начала спецоперации соцопросы выявили жителей Суоми как один из наиболее антироссийски настроенных народов ЕС), юридические службы Смоленской площади и Кремля наверняка найдут повод расторгнуть договор досрочно.

Будет ли это ощутимым для финнов? Будет. Довольно важный для них торговый путь станет полностью зависим от настроения российской таможни.

Но в то же время это движение в направлении, которое заявили сами финны. Обрыв связей с Россией, уход компаний с российского рынка, резкое сокращение товарооборота, в том числе через Сайменский канал, – финны сами делают все это. Разрыв договора напоминает последнее объединение сил ради общей цели – закрыть дверь. Только финны закрывают ее снаружи, а мы изнутри (или наоборот; тут могут быть разные мнения).

Для нас будет лучше, если Суоми получит все экономические издержки сразу. Это может остудить пыл горячих финских парней и привести к рефлексии на тему, что некоторые вещи неизменны, включая их соседство с огромной ядерной державой, с которой весьма накладно враждовать.

То, что протрезвление придет, несомненно. Добродушно-гостеприимные финны советско-российского периода только своим языком напоминали крайне озлобленный народ, с которым мы воевали чаще и дольше, чем с любым другим в XX веке.