Если это предположение верно, нам необходимо задуматься о тех рисках, которые упадок нелиберальных держав создает для международного сообщества. На самом деле, риски от их упадка могут оказаться намного серьезнее для нашего мира, нежели риски от их подъема. В любом случае, мы уже обнаружили, что попали здесь в аналитическую западню: мы со своими представлениями о современных политических процессах не просто плетемся в хвосте событий, но и зачастую искажаем их картину, усложняя разработку адекватного политического курса. Слишком часто за последние десятилетия эксперты в своих анализах и прогнозах бьют мимо цели. Именно так случилось с советологией, которая настаивала на устойчивости Советского Союза вплоть до его краха. Сеймур Мартин Липсет (Seymour Martin Lipset) и Гиорги Бенс (Gyorgy Bence) в своей работе «Anticipations of the Failure of Communism» (Предчувствие краха коммунизма) объясняют ошибку советологов следующим образом: «Ученые... искали институты и ценности, которые стабилизируют государство и общество». Но им также следовало подчеркивать и выводить на передний план «аспекты дисфункции, неработающие структуры и нерезультативные действия, способные вызвать кризис». Пожалуй, такой подход позволит нам иначе взглянуть на Китай.

Если вопрос о подъеме или упадке Китая по-прежнему висит в воздухе и является предметом частых споров, то упадок России предельно ясен. Более того, если Китай сможет влиять на мировой экономический ландшафт и подрывать стабильность Азиатско-Тихоокеанского региона в будущем, то Россия уже ослабляет систему международных отношений и бросает вызов либеральным демократиям, делая это таким образом, что они попадают в тупик и не могут отреагировать соответственно. Западные страны до сих пор пытаются рассматривать этот вызов в качестве обычного регионального конфликта. Путин открыто объявил: старый порядок рухнул, и Кремль готов предложить новые правила игры.

Этот исторический процесс продолжается. Неясно, каков будет его результат, но уже сейчас можно сделать несколько предварительных выводов.

Ополченец у автоматического гранатомета на блокпосту в Донецке

— Российско-украинская война и присоединение Россией Крыма являются наследием советского распада, которое помогло возродиться режиму личной власти в антикоммунистической оболочке. История показывает, что в борьбе за выживание российская система прибегает к военно-патриотической мобилизации масс. Сегодня, когда ее ресурсы иссякают, Москва вряд ли вернется к своей мирной политике. Так или иначе, Советский Союз по-прежнему держит этот регион своей мертвой хваткой.

— Украинская революция продемонстрировала, что модель постсоветского государства, строящаяся на слиянии власти и богатства, а также на праве силы, но не на равенстве перед законом, сегодня уже нежизнеспособна. Украина просто была самым слабым звеном. Упадок России может усилить незащищенность других постсоветских государств, особенно тех, которые напрямую зависят от России. Это создаст зону нестабильности в Евразии.

— Россия приходит сегодня на мировую сцену в роли ревизионистской силы, пытающейся не просто дестабилизировать систему международного управления, но и дискредитировать западные принципы и нормы в момент, когда либеральные демократии утратили свою нормативную миссию.

— Если Запад реагирует на сегодняшний международный кризис, ссылаясь на стереотипы холодной войны (которые устарели), то Кремль модернизировал саму модель войны, стерев грань между войной и миром, и превратив миротворчество и перемирие в орудия войны.

— Россия проверяет Запад на его способность силой обеспечивать неприкосновенность проведенных им самим красных линий, особенно в области международных отношений. А эти красные линии размыты, пористы и имеют тенденцию сдвигаться назад, провоцируя Кремль на дальнейшие наступательные действия. Россия проводит эксперимент, который позволит другим нелиберальным державам, в основном Китаю и Ирану, понять, насколько далеко готова идти либеральная цивилизация, защищая свои принципы.

— В отношениях между Россией и Западом невозможно вернуться к ранее существовавшему положению. Их векторы слишком сильно расходятся, ограничивая пространство для тактического компромисса и делая несостоятельными попытки начать диалог. Достижение нового статус-кво станет просто передышкой перед очередной эскалацией напряженности. Поэтому нам надо создать новый механизм по снижению хронической напряженности.

В состоянии упадка российская система может функционировать довольно долго. До недавнего времени у Путина даже был шанс на переизбрание в 2018 году. Но аннексировав Крым и начав войну на Украине, Кремль нарушил логику мирного времени и запустил процессы, которые он не сможет остановить, даже если захочет. Любой компромисс, любое соглашение будет означать отказ от военных методов; но как это сделать, если система не может больше функционировать в режиме мирного времени? Мирные методы приведут к разгерметизации и к появлению открытого общества, а это смерти подобно для системы личной власти.

Можно ожидать, что Кремль удовлетворится капитуляцией Запада на Украине на следующих условиях: Киев не стремится к членству в НАТО; Москва влияет на украинские процессы экономической евроинтеграции; крымский вопрос снимается с повестки на все обозримое будущее; признается фактический суверенитет контролируемых сепаратистами мини-государств в Донецкой и Луганской областях, предпочтительно в рамках украинского государства; проводится децентрализация других украинских регионов. Но такая «формула мира», которую поддерживает кое-кто на Западе, неизбежно развалится. Развалят ее живущие за счет войны сепаратисты и украинский народ, который спросит: «За что мы сражались и погибали?» Реваншистские силы внутри России также потребуют новых побед над Западом на Украине. Те, кто надеется, что такая «формула мира» дееспособна, либо не понимают первопричины этого кризиса, либо сознательно вводят себя в заблуждение.

Проблема даже не в том, что сделав Украину инструментом внутренней политики России, Кремль уже не может отпустить ее в Европу. Сама по себе Украина уже не проблема; скорее, она стала средством ведения более масштабного сражения. Российский лидер настаивает на учреждении нового мирового порядка. В рамках логики российской системы такое требование вполне разумно. На самом деле, у Путина просто нет выбора, и он вынужден действовать таким образом. Он должен постоянно наращивать свои требования, чтобы было невозможно их удовлетворить. Ведь ему необходимо заправлять топливом свою военно-патриотическую машину, которой требуются все новые предлоги для предъявления своих претензий и обид (как реальных, так и мнимых). Путин просто плывет по течению и не сможет остановиться, даже если захочет это сделать. Российский лидер знает, что пока он нагнетает напряженность, у него есть возможность претендовать на роль Терминатора или Спасителя (в смутные времена одна роль требует наличия другой). Но если он остановится, то сразу же превратится в Акелу из «Маугли» — одинокого волка, вынужденного покинуть стаю после неудачной охоты за добычей.

Поэтому мы получаем формулу нагнетания напряженности. Путинская Россия не может отказаться от военно-патриотической модели; согласие на такой отказ будет равносильно поражению либо ее режима, либо ее лидера. Но для продолжения работы в рамках такой модели требуется постоянно нагнетать давление в милитаристской машине, что постепенно приводит Запад к пониманию необходимости реагировать. Ответные действия Запада будут еще больше истощать и без того ограниченные ресурсы российской системы. Парадокс заключается в том, что российская система сегодня возвращается на тот путь, который привел в 1991 году к распаду Советского Союза.

Тем временем, мы можем сделать и ряд других наблюдений:

— Россия ослабляет систему мирового регулирования, разрушая комплекс международных обязательств и договоров, созданных с участием Советского Союза после Второй мировой войны. Одним из признаков этого является паралич Совета Безопасности во время российско-украинской войны. Как мы сможем добиться урегулирования конфликта, если в нем участвует страна, обладающая правом вето?

— Владимир Путин может удержаться у власти лишь в том случае, если он станет новым Сталиным. Но он не сумеет этого сделать — не только из-за отсутствия диктаторского характера, но и потому что у страны нет объединяющей и сплачивающей идеи (как коммунизм в советские времена), способной мобилизовать народ на строительство утопического мира (поиск врага не может быть такой идеей). Кроме того, для такого сдвига потребуется надежная репрессивная машина и закрытое общество. Коррупция в государстве и связь элиты с Западом содействуют эрозии такого режима, чья сегодняшняя консолидация объясняется инерцией, а не страхом или легитимностью. Таким образом, у нас появляется еще один тупик: российская система вряд ли сможет стать диктатурой, но и трансформировать себя она тоже не может.

— Российский политический режим начал разрушать свой собственный фундамент и уже не в состоянии гарантировать интересы своих сторонников. Это может указывать на начало агонии режима. Будем готовиться к попытке системы выжить за счет смены режима и руководства.

— Используя войну, злобу, враждебность и агрессивность в качестве средства сплочения народа, власть может породить гоббсову атмосферу в обществе. А когда власть, превратившая ненависть в инструмент объединения, не оправдает чаяния народа, вполне можно догадаться, кто станет объектом этой ненависти. В любом случае, похоронив шансы на мирную реформу, Кремль возвращает Россию к механизму перемен из 19-го века, каким является революция со всеми ее страшными последствиями.

Предприняв колоссальные усилия, Запад сумел согласовать режим санкций, которые уже начинают дестабилизировать российскую экономику. Но российский режим в большей степени боится утратить свою военно-патриотическую легитимность, нежели испытать боль от введенных санкций (пока). «Давайте отменим санкции и окажем больше помощи Украине». Именно так говорят на Западе те, кто готов идти на уступки России. Иными словами, давайте забудем про насильника и позаботимся о его жертве. Но помешает ли это насильнику совершить новое преступление?

По сути дела, Запад сталкивается с дилеммой. С одной стороны, сохранение режима санкций может усугубить экономический кризис в России, спровоцировав беспорядки и вызвав к жизни такие силы, по сравнению с которыми нынешний режим покажется ангельским. И мы не можем исключать того, что будучи загнанным в угол, режим нанесет ответный удар. Кремль между тем утверждает, что санкции Запада в действительности направлены на смену режима в Москве. Конечно, в итоге санкции могут подорвать российский политический режим, однако сама мысль о том, что они могут вызвать смену режима в Москве, глубоко тревожит западных руководителей. На самом деле, их страх перед дестабилизацией России и перед инициированием непредсказуемого развития событий является главным фактором, вынуждающим их действовать крайне осторожно. А российская правящая команда, в свою очередь, истолковывает такой страх как приглашение и дальше испытывать решимость Запада.

С другой стороны, отмена санкций в условиях продолжающейся российской агрессии на Украине подаст сигнал о том, что Запад готов пожертвовать своей ролью глобального лидера. Это откроет новую главу в международных отношениях, где все преграды и барьеры будут сняты.

Барак Обама, Франсуа Олланд,Ангела Меркель, Дэвид Кэмерон, Маттео Ренци, Мариано Рахой, Херман ван Ромпей, Жан Клод Юнкер перед встречей по Украине 16 ноября 2014 года

Устав от кремлевской лжи и отказавшись от поисков договоренности с Кремлем, западные лидеры устроили настоящее шоу на саммитах АТЭС и G20, демонстрируя свое высоконравственное недовольство российским руководителем. Их раздражение вполне понятно, но не менее понятна и логика униженного режима личной власти. Теперь нам следует ждать, что империя нанесет ответный удар.

Да, российское Министерство иностранных дел недавно предложило Европе (но не США!) на взаимной основе отказаться от санкций, что является прямым признанием их действенности и болезненности. Кремль должен, наконец, понять серьезность ситуации и то, что его ждет экономическая дестабилизация. Президент Путин был вынужден начать поиски решения проблемы. Но означает ли это, что он готов к отступлению? Нет, это не его стиль. Он будет добиваться таких компромиссов, которые можно представить как его личную победу, и которые удержат страну в парадигме войны.

В такой ситуации традиционные механизмы взаимодействия и диалога с Кремлем вряд ли дадут результат. Вот почему возникают столь острые проблемы. Все эти механизмы в отношениях между Западом и СССР в прошлом работали, правда, не во всех областях. По крайней мере, в 1970-е и 1980-е годы Москва старалась быть ответственным партнером. Но как может Запад вступить сегодня в диалог с Кремлем, если тот превратил ложь и имитацию в главный элемент своей политики? Как можно разговаривать с лидером, который изображает себя защитником норм международного права, а сам нарушает их?

Запад оказался в тупике, и поэтому вполне понятно, почему он продолжает поиск путей, чтобы помочь Путину выбраться из угла ринга, в который он сам себя загнал. Некоторые западные обозреватели размышляют над тем, чтобы предложить Кремлю обмен. Такого рода сделка со взаимным компромиссом окажется привлекательной для Кремля. Можно ожидать, что Путину предложат Украину (и все постсоветское пространство) в обмен на отказ от сделки с Ираном. Какая наивность! Разве не ясно Путин сказал Западу, что ему нужен новый мировой порядок? Одной Украиной он вряд ли удовлетворится.

Другие неоднократно высказывали предположение о том, что Россия может стать нашей союзницей в борьбе с «Аль-Каидой», ИГИЛ и талибами. Да, может. Но Западу придется дорого заплатить за такой альянс. США, например, придется отказаться от любых шагов, которые могут быть истолкованы как претензия на гегемонию. А ЕС будет вынужден пообещать, что станет вести себя тихо и позволит Кремлю толковать глобальные правила игры. Может ли Запад согласиться на такое?

А еще задумайтесь над последним изобретением австрийской и немецкой дипломатии: давайте исключим Украину из повестки наших дискуссий с Кремлем (это вызывает массу разногласий) и подумаем о диалоге между ЕС и Евразийским Союзом, чтобы устранить основу конфронтационного поведения России. Эти мысли указывают на то, что Европа понятия не имеет, где искать решения проблем. Конечно, на первый взгляд, все разумно и рационально: нам нужен диалог, чтобы охладить эмоциональный пыл и обеспечить хотя бы толику взаимопонимания. С другой стороны, разве не может Россия воспользоваться таким диалогом как средством кооптирования западных партнеров и как почвой для имитации?

И наконец, есть еще одна мантра, которую без устали повторяют те, кто стремится к компромиссу с Россией: «Нужно найти частный канал для общения с Россией». Это должно убедить русских в том, что возможны взаимовыгодные обмены, способствующие миру и спокойствию. Генри Киссинджер давно уже дожидается своей очереди стать таким «частным каналом». Я отвечу на это так: господа, вы недооцениваете Путина! Почему вы думаете, что Киссинджер будет эффективнее, чем Меркель? Разве дело в «каналах»? Проблема в том, что на данном этапе российская система переключилась на передачу под названием «враждебность», и выжить она может только в ненависти к Западу и ко всем «каналам», которые тот выбирает. Может ли эта «машина ненависти» перейти на другую передачу? Конечно, может, но лишь после того, как увидит убедительные доказательства капитуляции Запада. Или когда ей будет угрожать кризис, способный заставить систему измениться — но поменяв при этом только тактику действий, а не парадигму собственного выживания.

Самым шокирующим для либеральных демократий является тот факт, что российская система пытается выжить, представляя их принципы и нормы в качестве лицемерного обмана. Российская система не может породить идею или идеологию, какие были у Советского Союза. Вместо этого она делает неприменимыми и бесполезными другие идеи и идеологии, создающие ей конкуренцию. Она экспериментирует с новыми способами продвижения вперед, стирая границы между реальностью и блефом, между правдой и ложью, между нравственностью и безнравственностью, между принципами и конформизмом, между войной и миром. Архитекторы такой новой двойственности злорадно заявят: «Вы обвиняете Россию в том, что она безнравственное государство, но ведь Запад точно такой же. Мы не нарушаем договоры и нормы международного права; мы их отстаиваем. Мы никому не угрожаем; это вы пытаетесь нас окружить!» В такой дискуссии бесполезны аргументы, ценности, убеждения и истина. Власть закона? Нет у него никакой власти в этом фальшивом мире. Нет правил: то, что в один момент может казаться нормой, в другой превращается в контр-норму. Таким образом, несмотря на отсутствие у Кремля собственной идеологии, он создал довольно эффективный механизм, превратив информацию, культуру и деньги в оружие.

Дезориентированный Запад лишь расширяет пространство для маневра тем, кто создает эту фальшивую реальность. Непонятно, как вернуть здравый смысл общим принципам и правилам, которые Запад в последние десятилетия либо отметал в сторону, либо дискредитировал.

Мы наблюдаем за отчаянной битвой загнивающей системы, которая не хочет уходить со сцены, сохраняя способность добиваться некоторых побед. В любом случае, нелиберальная держава, идущая вниз, а не вверх, может оказаться самой опасной для мира.

По словам одного из бывших немецких дипломатов, общественное мнение в стране может измениться, если кризис не ухудшится. Он также заявил, что немцы уже спрашивают, почему политику ослабления напряженности в отношениях с Россией необходимо подвергать риску. «Ради всего святого, давайте забудем о Крыме», – говорят некоторые жители Германии, утверждает источник.

Ранее сообщалось, что 58% жителей Германии выступают за санкции ЕС против России, даже если они подорвут экономику страны; 78% граждан одобрили критику, с которой Меркель последнее время отзывается о политике президента России Владимира Путина. Кроме того, газета The Times писала о решении Меркель, согласно которому Запад не пойдет ни на какие сделки с Путиным, если он продолжит диктовать свои условия.

Как отмечает британская газета, немецкому канцлеру было довольно трудно обеспечить поддержку экономических санкций против Москвы на фоне дебатов в Германии и за рубежом. Удержать выигранный с таким трудом консенсус будет еще сложнее, говорится в статье. Издание также пишет, что для Меркель важны четыре пункта: деэскалация украинского кризиса, сдерживание Кремля от «деятельности в других странах», сохранение единства ЕС и обеспечение поддержки внутри Германии.

Кроме того, газета пишет, что США, как ожидается, продолжат придерживаться жесткой политики в отношении санкций, тогда как ЕС может смягчить свои позиции на фоне проблем в экономике еврозоны.

Как известно, противостояние по Южному потоку длится уже какое-то время, и во время этого противостояния мы были свидетелями взаимоисключающих заявлений с разных заинтересованных сторон. Поток то разрешали, то запрещали. Информация была самая разная, и концу всё уже походило на спектакль. Можно даже сказать, что процесс напоминал ситуацию с Мистралями. Кто-то обратил внимание на то, что время от времени информация о Мистралях специально вбрасывается в СМИ для того чтобы каким-то образом информационно навредить России и унизить её. Так сказать, насыпать соль на рану.
Происходит ровно то же, что, например, происходит с Литвой. Ни с того, ни с сего, вдруг делаются какие-то заявления, что, мол, Литва будет защищаться против России и тому подобный бред. При этом никого не интересует, что эта самая Литва не нужна вообще никому. Кому охота пачкаться об эту европомойку? Тем не менее, раз за разом звучат совершенно безответственные заявления о нападении России и прочий бред. Понять тут все можно. Западу нужно держать ситуацию разогретой.
То же самое было и с Южной трубой. Путин понимает цель Европы. Давайте здесь объясним этот момент. Россия старается построить Южный поток за свой счёт, вкладывая в него около $20 млрд. Это грандиозный проект, который даст серьезные деньги странам, через которые пройдет труба и так же там будут организованы новые рабочие места. Например, для Болгарии это были бы весьма ощутимые деньги, около $400 млн. в год. Европа серьезно озабочена, не слишком ли много денег будет получать та же самая Болгария от России, чтобы остаться верной Евросоюзу. То же самое происходит и с другими странами, через которые планировалось проложить газовую трубу. Вот тогда Старая Европа хорохорилась и крутила носом, угрожая не позволить тянуть трубу к ней и для её же пользы.
То есть, Путин волок на себе и расходы по строительству газопровода, так же расходы по транспортировке газа и оплаты попутных расходов и далее приходилось преодолевать сопротивление тех, кто в этом же и нуждается. Таким образом, Европа предлагает Путину бороться за её (Европы) счастье. Всё это висело на руках Путина. То есть, все ехали на закорках и еще и тормозили. Теперь Путин изменил правила игры. Теперь кому нужно, тот пусть и в ножки России падает. Отказавшись от уговоров России, Путин ставит Европу в положение просителя. Вам будет нужно, ну так стройте от Турции трубу туда, куда нужно, а мы подумаем давать вам газ или нет.
Ситуация с Украиной тут никак не изменяется. Украинская труба так и останется «к заполнению по остаточному принципу». Яценюк почему-то посчитал, что «отмена Южного потока» сделает украинскую трубу более востребованной. Вполне возможно, что нет. Все дело в том, что уже теперь Украина опять, похоже, подворовывает газ. Во всяком случае, Польша говорит, что до нее газ не доходит в том объеме, который она заказывает. Газпром говорит, что он отгружает правильные объемы. Куда же уходит газ? В общем, всё станет ясно уже очень скоро.
1397678771_potok500
Однако сила хода Путина не только в этом. Если вы посмотрите на картинку с трубопроводами, то вы легко сможете заметить, что планировавшийся Европой Набуко идет через Азербайджан, Грузию, Турцию и выходит ровно в том месте, куда придет российский газ. Европейский газопровод Путин успешно купировал, газа в той трубе не будет. Теперь российский газ придет к границе Турции и Греции, а там уже Евросоюз пусть сам чешет репу и думает, как и за какие деньги подключаться к российской трубе. Если ЕС вложит в эту трубу деньги, наверное, он будет более рачительным в этом случае, русские деньги никто беречь не думал, теперь видимо всё будет по-иному. Еще один очень важный момент, русская труба по дну Черного моря будет под охраной русского флота в Севастополе.
Так или иначе, Европе нужно больше газа, и никуда тут не деться. Российский газ будет востребован, только за него платить уже придется по-иному. То, что Путин решил изменить направление газопровода, несет и немалые риски старой Европе. Отметил ли кто-то тот момент, что практически одновременно с решением Путина закрыть проект с Южной трубой, пресс-секретарь ЕК по энергетическим вопросам Анна-Кайзер Итконен заявила, что Еврокомиссия продолжит консультации со всеми сторонами, заинтересованными в Южном потоке. Сейчас Европа уже выглядит как строптивая и потому брошенная старая дева, выглядывающая вслед ушедшему от нее богатому жениху. Наверное, придется бежать вслед. Впрочем, случится это или нет, не так и важно. Важно, что вопросы теперь придется решать самой Европе и затем становиться в общую очередь к России за газом.
Мы видим, что Путин разворачивает газ в Китай и Турцию, и в обоих случаях показательным является тот момент, что ни та, ни другая страна не поддается влиянию извне. Китай не послушает США, а Турция — не член Евросоюза, и тут Эрдоган вставил шпильку Евросоюзу, отомстив ему за более чем 50 лет ожидания вступления в ЕС. Всякие европейские санкции Эрдогану не указ.
Разумеется, возникает вопрос, а не получится ли так, что теперь Турция будет вести себя так же, как ведет себя Украина, то есть, пользуясь своим положением, будет давить на Россию.
Это очень интересный момент, и важно понять, почему хаб будет на границе с Грецией. Все дело в том, что до хаба Россия поставляет газ по контрактной цене, а вот после хаба уже придется платить за транзит. Если учесть, что граница с Грецией близко, то позиция очень выгодная. Часть газа будет торговаться Турцией, и в этом смысле доступ к российской трубе будет не только Газпрому. Это ровно то, что хотел бы видеть Евросоюз, только самому ЕС доступа к трубе не будет. Стало быть, тут и буква закона соблюдена, и Европа оказалась не у дел.
Тем не менее, теперь уже Европе придется непросто. Внутренние разговоры и растущие противоречия между правительствами и бизнесом обещают привести к неожиданным результатам. Здесь нам правильно будет ждать новостей в ближайшей и среднесрочной перспективе.