Многие из современных исламских радикалов относятся к обычной для любой религии на определенном этапе ее развития категории фанатиков, ничем не отличаясь от альморавидов и альмохадов Магриба или махдистов Судана.

Неполиткорректная идея Хантингтона о борьбе цивилизаций объясняет не только то, что происходит в мире радикального ислама, включая внутреннюю борьбу группировок и течений между собой, но и причины, вследствие которых западное сообщество не может нанести ему поражение. Методы, пригодные для войны с государством, не годятся для конфликта, в котором участвуют религиозные фанатики. Их можно уничтожить, но без ликвидации социума, который их породил, или его полной ценностной переориентации (вне зависимости от того, какими методами она проводится и сколько времени и жертв потребует) говорить о возможности решения проблем такого рода не приходится. Современные правила ведения войн исключают соответствующие способы воздействия, хотя исламисты, не ограниченные ни ими, ни кораническими запретами, которые они нарушают, несмотря на то, что теоретически борются за чистоту ислама, постоянно и с успехом их применяют.
Если говорить попросту, то несмотря на всю риторику (не столько западных лидеров, сколько их критиков из числа правозащитных структур, адвокатирующих террористов) относительно подавляющего преимущества Запада над миром традиционного ислама, ограничения, которыми скована любая современная западная армия, обнуляют ее технические успехи в войне с терроризмом. Даже поверхностный анализ происходящего на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке и в исламских общинах Запада на протяжении всего периода после вывода советских войск из Афганистана и распада СССР говорит об этом. Превращение исламского радикализма из маргинальной угрозы (успешно используемой, как считали его изначальные спонсоры, против СССР и Израиля) в один из главных факторов мировой политики говорит именно об этом.

Несложно отметить количественный рост рядов исламистов, качественное усиление их группировок с точки зрения вооружения и подготовки, а также превращение сетевых структур типа «Аль-Каиды» и ее ячеек в радикальные протогосударства, контролирующие значительные территории с многомиллионным населением и миллиардными доходами. Исламское государство – первый по-настоящему успешный проект этого типа, однако он уже был отработан ранее в «исламских эмиратах» (ливийской Дерне, сирийской Ракке и других населенных пунктах, контролируемых исламистами). Эту стратегию с успехом использовали в Сомали Союз исламских судов и его преемник «Аш-Шабаб», а также «Боко-Харам» в Нигерии. Она наверняка и в будущем будет не раз тиражирована разными исламистскими группировками и движениями.

В лице этих структур мы имеем дело с исламским средневековьем, вооруженным современной техникой, средствами связи и всеми возможностями, которые предоставляют глобализация современного мира и торжество на Западе либеральных идей религиозному фанатику, ничем не стесненному в методах и средствах действия.

При этом традиционный ислам, как правило, тесно связанный с народными культами и традициями (которые часто хранят суфийские ордена и религиозные братства), а также правящими кругами стран и регионов, население которых его практикует, уступает радикальному салафизму и исламистским популистам. Последние всегда апеллируют к массам, недолюбливающим правящую элиту в любой стране, напоминая о существовании в прошлом золотого века (легенда столь же обычная, сколь распространенная), для возвращения в который нужно только поддержать их в борьбе с властями.

Призыв населения к возврату к «исконной чистоте веры» и борьбе с «отклонениями и неверием» отнюдь не изобретение современных исламистов, использующих его в борьбе за власть и контроль над ресурсами, в том числе водными артериями. Наиболее близкая аналогия тому, что происходит в мире ислама сегодня, – история возникновения протестантизма. Последовавшие вслед за этим войны, яростная религиозная пропаганда и контрпропаганда, агрессивная миссионерская деятельность, вспышки фанатизма и уничтожение «борцами за новый мир» символов мира старого, включая созданные в нем архитектурные и художественные шедевры, точно отражают ситуацию в сегодняшнем исламском мире и происходящие в нем (включая исламскую диаспору Запада) процессы.

Это, в частности, означает: с учетом скорости общественно-политических процессов, происходящих в современном мире, несколько десятилетий спустя баланс между старым и новым – неосалафитским – исламом установится. Произойдет это скорее всего ценой больших разрушений и жертв, подобно сопутствовавшим установлению баланса между католичеством, православием и протестантизмом. То есть территории, которые салафиты захватят теми методами, которые они в настоящий момент применяют, они удержат под своим контролем на определенный период – не исключено, достаточно длительный. Те же, кто сможет от них отбиться, будут существовать вне их контроля, как Чечня, с территории которой «Имарат Кавказ» был в начале 2000-х годов полностью вытеснен.

Пограничное состояние

Для России главную проблему экспансии на ее территорию исламистов на современном этапе представляют рост числа общин, контролируемых салафитами, как это происходит в Дагестане и Поволжье, вытеснение их религиозными лидерами традиционных имамов и захват мечетей в таких крупных городах, как Казань. Это формирует базу не только для их проникновения в местные органы власти, включая силовые структуры, но и для давления на центральную власть – как «с мест», так и напрямую. Последствия игнорирования этой отнюдь не новой для современной России реальности могут привести к тем более печальным результатам, что салафитские лидеры напрямую заинтересованы в обострении отношений своих последователей с властями и соседями – в изолированных от внешнего мира общинах осуществлять манипулирование их членами легче.

Массовые коллективные уличные молебны (до 140 тысяч участников в одной только Москве), организуемые на протяжении последних лет открыто и демонстративно, – пример перехода исламистов к активным действиям по захвату собственной политической ниши в стране. Фактически это не столько религиозные акты, сколько репетиции, на которых отрабатываются мобилизационные технологии в центре российской столицы. В случае необходимости они по команде организаторов могут быть в короткие сроки переведены в конфликтный формат. Волнения такого рода, когда они начинаются, подавляются только ценой больших жертв и колоссальных репутационных и экономических издержек. В случае же, если массовые волнения в столице власть неспособна взять под контроль, они приводят к смене режима, как было в Тунисе, Египте или на Украине.

Несмотря на выдвигавшиеся в течение длительного периода проекты формирования на базе лояльных к властным структурам и соседям мусульманских лидеров новой генерации исламского духовенства, которое могло бы составить реальную конкуренцию салафитам, эту задачу на настоящем этапе можно считать проваленной. Что само по себе не отменяет необходимости появления таких духовных лидеров российского ислама с одной стороны, с другой – ставя задачу конструктивного взаимодействия с теми общинами салафитов, которые готовы придерживаться законов государства.

Если члены той или иной общины не участвуют в террористической и джихадистской деятельности в России и других странах, не нарушают законы и не конфликтуют с соседями, будь то иноверцы, мусульмане других толков или светское население страны, властям и силовым структурам целесообразно не воспринимать их как противника. Проблема в том, как отделить вышеописанный тип салафитов от радикалов, тем более что переход из одной категории в другую очень легок, технологии вербовки джихадистами отработаны до совершенства и процесс радикализации происходит постепенно.

Радикальная технология

Обработка человека, который по своему психотипу соответствует целям и задачам террористов, будь то исполнитель теракта, будущий джихадист или его «временная жена» (их в России вербуют не менее успешно, чем в Европе), ведется по этапам, без спешки. Начинается она, как правило, с привлечения в группу по интересам с невинным названием и такой же сутью. Это может быть кружок изучения истории, культуры, каллиграфии, арабского языка, исламских традиций, кулинарии или брачное агентство, связь которых с радикалами можно проследить только после того, как вовлеченный в них человек обычно внезапно для окружающих совершает что-либо противоправное. То есть оказывается участником незаконного вооруженного формирования (уходит «в лес»), совершает теракт или исчезает из поля зрения семьи, всплывая в горячих точках в качестве члена международного «Зеленого интернационала». Вне зависимости от того, происходит это в Сирии, Ираке, Йемене, Ливии, Афганистане или Пакистане.

Вопрос, что делать с ним после того, как это выявлено, не имеет однозначного ответа. Если руководствоваться элементарной логикой, простейшим решением проблемы являются лишение российского гражданства и депортация из страны до или после отбытия наказания, предусмотренного законом. Однако это противоречит законодательству, хотя имеет явное преимущество с точки зрения превентивности решения проблемы. Кроме того, в отличие от дореволюционных времен депортация за пределы РФ людей, не имеющих гражданства другого государства, практически нереальна. Надеяться на «исправление» в местах лишения свободы религиозных радикалов бессмысленно – они превращают в таких же радикалов других заключенных. Причем далеко не только в России: тюремная практика Франции и Великобритании также свидетельствует об этом.

Существенно упрощает ситуацию наличие у радикалов второго гражданства, в том числе в недавнем прошлом. Особенно это касается выходцев из республик бывшего СССР, в том числе стран Средней Азии, которые на протяжении длительного времени рассматривались отечественными правоохранительными органами с точки зрения террористической угрозы в последнюю очередь. Считалось (став де-факто аксиомой), что члены Исламского движения Узбекистана, Движения за освобождение Восточного Туркестана, «Хизб ут-Тахрир» и других радикальных центральноазиатских группировок и исламистских движений, приезжающие в Россию и живущие на ее территории, не будут предпринимать никаких действий против страны, поскольку она для них – место работы и отдыха. Что до их политических амбиций, в том числе прямо или косвенно связанных с экстремистской деятельностью, они реализуются ими только в странах, откуда эти люди приехали, и не угрожают России.

Там растут не только дыни

Теория эта была поколеблена арестом «ореховской» группировки, готовившей резонансный теракт в Москве. Она прибыла через Центральную Азию, что указывало на пакистано-саудовский след и было интерпретировано профессионалами как попытка реализовать обычными для Управления общей разведки Саудовской Аравии методами давление на российское руководство, чтобы изменить его позицию по Сирии. Технология грубая и примитивная, но весьма характерная для экс-главы УОР КСА принца Бандара бин-Султана. Однако поскольку на протяжении длительного времени этот инцидент был исключением из общего правила (организация терактов через Северный Кавказ), притом что выходцев из среднеазиатских республик отмечала только криминальная статистика (опять-таки в связи с менее тяжелыми преступлениями, чем представителей Северного Кавказа), считалось, что угроза с юга для России сравнительно невелика.

Не исключено, что до определенного момента это соответствовало действительности. Но судя по «делу дорожных убийц» Подмосковья, соответствовать перестало. Что важно с учетом того, что ключевые члены этой группировки в свое время не только получили гражданство России, но и работали в домах высокопоставленных чиновников, даже из силовых ведомств, минимизируя риск поимки (в данном случае сработал фактор случайности). Это вместе с информацией о пребывании как минимум одного из них в Пакистане возвращает нас к вопросу о том, какое число «кротов» из Центральной Азии внедрено на российскую территорию с начала 90-х годов пакистано-саудовским разведывательным сообществом и где именно.

Последнее подтверждается фактами задержания на Северном Кавказе в ходе чеченских войн российскими силовыми ведомствами представителей пакистанских исламистских структур, осуществлявших не столько поддержку единоверцев (официальная версия посольства Пакистана в Москве, которое в беспрецедентно короткие сроки вывезло их с российской территории после обнаружения), сколько разведывательную деятельность (сбор и обработка закрытой информации, включая данные оборонного характера) в ее классическом варианте. С учетом нарастания напряженности на афгано-туркменской, афгано-узбекской и афгано-таджикской границе (не говоря уже о Киргизии, находящейся в состоянии постоянной внутренней нестабильности) и присутствия в России миллионов выходцев из Средней Азии на постоянной основе возможность формирования на их базе широкой разведывательно-диверсионной сети более чем реальна.

В конце концов не следует забывать, что Пакистан и Саудовская Аравия участвовали в войне моджахедов против СССР в Афганистане, в свержении правительства Наджибуллы и в приходе к власти движения «Талибан». Именно эти страны (хотя и в разной степени) контролировали и контролируют «Аль-Каиду» во главе с преемником Усамы бен Ладена – Айманом аз-Завахири (который в свое время тоже посетил Северный Кавказ и даже отсидел некоторое время в российской тюрьме, но убедил следователей, что не является террористом). То же самое относится к талибам (включая «группировку Хаккани») и значительному числу исламистских группировок из Центральной Азии, базирующихся в афгано-пакистанском пограничье. В какой мере поддерживаемые ими исламисты в России действуют под диктовку Эр-Рияда и тем более Исламабада (пакистанцы в отличие от саудовцев не выступали как непосредственные заказчики терактов в России и их эмиссары на Северном Кавказе не воевали), сказать трудно. Однако угроза более чем серьезна.

Биографию на стол!

В этой связи особенно актуальна проблема контроля миграционных потоков в Россию из стран, представляющих потенциальную угрозу инфильтрации радикального ислама во всех его проявлениях, включая различные ответвления «Братьев-мусульман», которые до настоящего времени находятся в списке экстремистских организаций прокуратуры РФ – как показали события «арабской весны», вполне оправданно. Вопрос здесь, что делать с трудовой миграцией из безвизовых республик Центральной Азии, поставляющих основную массу гастарбайтеров, которые граничат с Афганистаном, то есть являются прифронтовыми государствами. До настоящего времени «регулирование миграционного потока» сводится к повышению стоимости оплаты рабочих патентов – мера понятная с точки зрения интересов фискальных ведомств, но совершенно бесполезная в плане безопасности.

Не исключено, что ответ на вопрос, как предотвратить массовый приезд в Россию радикалов из Средней Азии, частично может дать ввод в действие правил приема трудовых мигрантов по схемам, принятым в государствах Персидского залива. Все эти страны с учетом состава населения, до 80 процентов которого в ОАЭ и Катаре составляют мигранты, ввели жесткий учет и контроль трудовой миграции, включающий выдачу разрешений на въезд по предварительным запросам потенциальных работодателей. При этом принимается во внимание не только квалификация мигранта, но и его биография – обязан письменно подтвердить, что не является членом организации, запрещенной в стране, куда он направляется. В случае отправки приглашения конкретному мигранту ответственность за него лежит на принимающей стороне (лице).

Отметим при этом, что в современном мире четыре государства Ближнего и Среднего Востока, точнее, их спецслужбы поддерживают тесные «рабочие контакты» с исламскими радикалами, представляющими опасность для России. Это Саудовская Аравия, Катар, Пакистан и Турция (в меньшей степени). Последняя – единственная из четверки, кто заинтересован в поддержании конструктивного сотрудничества с нами. Хотя ее роль транзитного перекрестка для джихадистов, направляющихся в Сирию и Ирак, с учетом безвизового режима с Россией не позволяет исключить ее из списка государств, угрожающих национальной безопасности страны. Тем более что турецкие маршруты на протяжении ряда лет с успехом используются террористическими группировками из Центральной Азии, с Ближнего и Среднего Востока (включая Северную Африку и страны Африканского Рога), из России и Закавказья, а также исламистами Европы.

Автор не упоминает в данном контексте Иран, так как шиитские военно-политические организации в Ираке, Сирии, Ливане и государствах Залива контролируются Тегераном так же, как СССР в свое время контролировал радикалов, которые опирались на его поддержку, – в меру имевшихся сил и возможностей. Финансирование радикального исламизма ведется не только из всех стран Залива, но и по каналам исламской диаспоры. Однако непосредственное отношение к формированию и курированию деятельности террористических структур имеют в настоящее время именно Эр-Рияд, Доха, Исламабад и Анкара. Увы, степень влияния на них Москвы практически нулевая…

Среди подписавших – экс-канцлер Герхард Шредер и многие другие политики, в том числе и бывшие министры и дипломаты, глава Восточного комитета немецкой экономики Экхард Кордес, экс-мэры Гамбурга, Берлина и Бранденбурга, режиссер Вим Вендерс, актер Карлос Мария Брандауэр и многие другие.

1

Незадолго до этого с яркой статьей «Мы теряем Россию» выступил исполнительный директор Германо-российского форума, член правления «Петербургского диалога» Мартин Хоффман.
По его мнению, действия немецких властей ведут сегодня к тому, что Европа теряет «целый народ, великий, по-европейски мыслящий народ. Народ, который ценит Европу и особенно Германию, который с уважением и восхищением к ней относится, несмотря на опыт двух мировых войн и холодной войны». Который всегда надеялся на то, что «Запад его примет, признает и будет уважать в качестве партнера», но сегодня видит, увы, в свой адрес лишь давление, недружественные жесты и полное непонимание.

Разумеется, даже такие искренние сторонники диалога и партнерства с Россией не признают воссоединения России с Крымом, согласны далеко не со всеми ее действиями в сфере внешней и внутренней политики, с более консервативной, чем в современной Европе, системой ценностей.

Однако они призывают решать все спорные вопросы не санкциями и военными угрозами, а через диалог и инструменты дипломатии. А сейчас для того, чтобы выступать с таких позиций, надо быть в Германии довольно смелым человеком.

В России далеко не всем известно, под каким прессингом оказываются сегодня там те, кто выступает за дружбу и сотрудничество с нами. И это началось вовсе не сейчас и вовсе не после Крыма.

2

Несмотря на явное желание России и лично Владимира Путина видеть Германию своим главным партнером в Европе (достаточно вспомнить знаменитое выступление российского президента в Бундестаге на немецком языке) и несмотря на явную выгоду делового сотрудничества (до нынешнего года бизнес немецких компаний в России и товарооборот с Германией из года в год только рос), с какого-то момента в медийной сфере Германии против России началась самая настоящая информационная война.

Пресса раскручивала все сюжеты, которые способствовали дискредитации российской власти, – начиная от тюремного срока Ходорковского и заканчивая историей с Pussy Riot (в последнем случае дошло до того, что на встрече Путина и Меркель осенью 2012 года в Кремле канцлер специально подняла этот вопрос).

Бундестаг в 2012 г. принял печально известную декларацию, где обвинял Россию в нарушениях прав человека. Мне лично довелось присутствовать в Москве на мероприятии, где тогдашний координатор немецкого МИДа по германо-российскому межобщественному сотрудничеству Андреас Шокенхофф рассказывал русской аудитории о том, что «у российской власти паранойя, она боится собственного народа».

Апофеозом демонизации России и ее лидера стала антироссийская истерия перед Олимпиадой в Сочи.

3

Однако все это время в Германии звучали и другие голоса. Для тех, кто пытается если не оправдать, то, по крайней мере, понять российскую позицию, появился специальный термин Russland-versteher – «понимающие Россию». Тот вал критики и откровенно оскорбительных публикаций, которые направлены против «понимающих Россию», только подтверждает: их не так уж и мало. Иначе эта атака просто не была бы нужна.

При этом противостояние между этим лагерем и немецкими «ястребами» становилось все более радикальным, а взаимные обвинения доходили порой до откровенных публичных скандалов задолго до Крыма.

Так, весной 2013 года председатель Германо-российского форума, бывший посол Германии в России Эрнст-Йорг фон Штудниц отказался от участия в берлинской конференции по теме «иностранных агентов», а давление на Россию сторонников «политики ценностей» назвал высокомерием и курсом на конфронтацию, в ответ же упомянутый Шокенхофф назвал действия бывшего посла в России «неприличным и жалким поведением, недостойным опытного дипломата».

Правда, итогом собственной дипломатии этого «ястреба» стало то, что его в Москве к тому моменту де-факто объявили персоной нон грата.

4

После Крыма ситуация по понятным причинам резко ухудшилась – теперь даже факт личного разговора с Путиным уже стал поводом для обвинений. Так, в мае экс-канцлер Шредер приехал в Санкт-Петербург отметить свой юбилей, на торжестве присутствовал в том числе и Владимир Путин. Фото, где они, приветствуя друг друга, обнялись, вызвало в Германии бурю негодования. Обнялся бы лучше с «голубем мира» Обамой.

Однако Шредер заявил в интервью Die Welt, что президент России не является персоной нон грата и что «в данный момент нужно поменьше говорить о санкциях, а вместо этого говорить об интересах России в области безопасности».

С аналогичными обвинениями столкнулся и гендиректор Siemens Джо Кезер, который приехал в Москву и встретился с Путиным через несколько дней после событий в Крыму, назвав нынешний кризис «краткосрочной турбулентностью», которая не должна оказать влияния на партнерство компании с Россией. И его логику вполне можно понять, с учетом того, что Siemens, начавшая работу в России еще в 19 веке, продолжает ее и сегодня, несмотря на две минувшие мировые войны, по сравнению с чем нынешние события – это действительно незначимая погрешность.

В эфире канала ZDF ведущий в лицо Кезеру сказал, что тот наносит своими действиями контрудар всем усилиям ЕС и США и вообще «Россию даже в Совбезе ООН никто не поддерживает». «Вам не кажется, что вы один выступаете против всех?» – спросил он. На что глава Siemens заметил, что с учетом мнения экс-канцлеров (а кроме Шредера с предложениями диалога с Россией выступил и другой экс-канцлер Гельмут Шмидт, сказавший, что вполне понимает мотивы Путина и что на его месте с Крымом любой поступил бы так же) он себя в одиночестве не чувствует.

5

Немецкий бизнес – например, руководство Volkswagen, Adidas и BASF – сначала открыто высказывался против санкций, так что в США это даже вызывало озабоченность. «В большинстве стран руководители бизнеса крайне редко вмешиваются в геополитику и в решение вопросов национальной безопасности с такой настойчивостью, которую продемонстрировали некоторые руководители немецких компаний», – отмечал Wall Street Journal. Однако уже летом тон заявлений бизнес-ассоциаций сменился – они стали заявлять о готовности принять последствия санкций. Мол, надо – значит надо.

Особым нападкам подвергаются главные общественные организации, отвечающие за взаимодействие с Россией – Российско-Германский форум и «Петербургский диалог». Последний вообще оказался в последнее время под угрозой расформирования, что абсолютно абсурдно: если уж когда и нужны площадки для общественной дипломатии, то как раз в сложных геополитических условиях.

Газета Welt не пожалела места и опубликовала в начале этого года огромную статью, стиль которой скорее напоминает передовицы «Правды» 30-х годов о предателях Родины, где эти форумы обвиняют в том, что их ключевые участники – лоббисты российских корпораций, бывшие агенты Штази и вообще шпионы Кремля. И сейчас эта логика, похоже, берет верх – будущее «Петербургского диалога» сейчас под большим вопросом.

Нынешняя все нарастающая риторика конфронтации между Россией и Европой опасна многими потенциальными последствиями – экономическими, политическими, военными. Но еще она опасна тем, что, как это всегда бывает в ходе любой войны, и информационной в том числе, образ врага автоматически транслируется на всю страну противника – и этот процесс уже идет полным ходом.

***

Так же, как и Россия в Европе приобретает имидж тоталитарного агрессора, так и у нас, по данным социологических опросов, Германия впервые за долгие годы попала в список стран, которые воспринимаются как враги для России.

Хотя надо признать, что наши СМИ скорее склонны к антиамериканизму, а вовсе не «антиевропейскости», и такая реакция россиян – скорее реакция на все более одиозные заявления европейских политиков, в том числе и Ангелы Меркель, которая в вышедшем в эти выходные интервью подтвердила, что Запад в отношении России все делает правильно.

Как мы видим, есть и те, кто не согласен с этим «правильно», и они даже пытаются публично об этом говорить. Хотя иллюзий относительно их успехов в нынешних условиях питать не стоит – против России развернута такая атака, что как мнения европейских экспертов, которые еще сохранили достаточно разума, чтобы не впасть в русофобский угар, так и даже объективные интересы европейского бизнеса являются здесь совершенно незначительной «турбулентностью» по сравнению с тем, что стоит на кону для США (и здесь надо держать в уме проект ТТИП, идею заменить российский газ своими поставками и в целом окончательное формирование трансатлантического мира с отрывом Европы от России и потенциального партнерства ЕС и Евразийского союза).

Но по крайней мере мы знаем, что войны с нами – в любом смысле – действительно хотят не все. И сегодня такое знание даже важнее, чем реальные перспективы влияния этих «не всех» на европейскую политику.

Именно о них стоит вспомнить, если вдруг придет день, когда окончательно захочется сказать: «До свидания, Европа». И подумать еще раз.

"Это один из ключевых вопросов, с которым я снова буду обращаться в кабмин и верховную раду. Если налоги будут оставаться в столице, то город будет развиваться. В противном случае мы будем выживать и попрошайничать. А мэр будет бегать в кабмин и говорить: "Пожалуйста, мы заплатили налоги, а теперь отдайте их, потому что нам не хватает на зарплаты или на строительство метро. Кому-то выгодно держать Киев на крючке", - подчеркнул Кличко.

К слову, аналогичные требования в отношении оставления налогов на территориях для их развития и "непопрошайничества" мэров городов были на мятежных территориях Донбасса весной 2014 года. Результатом этих просьб стала бомбежка городов, осмелившихся заговорить о децентрализации, а их руководителей обвинили в "сепаратизме".

Напомним, на днях народный депутат Украины Владимир Парасюк жестко раскритиковал работу премьер-министра Арсения Яценюка и потребовал от него ответа о децентрализации.

"Мы выжили, с вами или без вас все равно выживем. Не первый год живем. Вся страна говорит о децентрализации. Я ни одного слова здесь не услышал о первых шагах...", - заявил он Арсению Яценюку.