Муж пихал меня в бок:

- Натяни хотя бы улыбку-то. Чего с лицом у тебя?

- Не могу. – всхлипывала я. – Наша на волоске висит, угасает с каждым годом. А эта… за что вот им такая? Почему у них здоровый красивый ребёнок?

- Спасибо бы сказала. Она играет с Ярославой. Заботится.

Это было правдой. А когда Слава слабела и проводила время в кровати, Дашка читала ей книжки вслух.

- А если она из своей квартиры заразу какую принесёт? Нашей-то много не надо. – упрямилась я.

Толя махал на меня рукой, и выходил из кухни. Когда Славочка только заболела, нам сразу сказали, что шансов выздороветь у неё ничтожно мало.

- Родите второго, пока не поздно. – прагматично посоветовал врач. - Выживаемость при таком д и а г н о з е в среднем пять лет.

Но у нас не получилось родить другого. А заниматься своим здоровьем – выяснять, что да как – нам было некогда. Вся жизнь превратилась - нет, не в спасение – в надежду на спасение. В бесконечные больницы и короткие передышки. Так мы протянули почти три года. Дочке становилось всё хуже.

Когда Слава засыпала, Даша приходила ко мне в кухню.

- Давайте я помогу вам, тётя Света.

При этом смотрела на меня такими голодными глазами, что я начинала выставлять на стол всё, что было в холодильнике. Даша сначала отнекивалась. Потом ела, как с голодного края приехала. А я ругала себя за то, что не догадалась покормить её раньше. Ругала судьбу, за то, что мой ребёнок умирает, а эта вон… ругала себя за эти мысли. Вопрос «За что?» оставался без ответа. Семёновы продолжали пить, как не в себя. Даша всё время, пока Ярослава была дома, проводила у нас. Почти всё. После школы сразу к нам. Она сама по себе была хорошей, и не раздражала бы меня, и даже нравилась бы мне, если бы не напоминала своим существованием и частым присутствием в нашем доме о несправедливости. Почему у Семёновых, которые не помнят уже, наверное, как их зовут, есть такая Даша. А мне достался больной ребёнок. Моя участь – больницы и аптеки, страдать и смотреть, как угасает моя Славочка.

Думаю, иногда Даше дома доставалось от родителей. Через стену было слышно, как мать орала на неё по вечерам, может быть и била. Но девочка никогда не рассказывала ничего о своей семье. Об обстановке дома. И ни разу на что не пожаловалась.

Когда Ярославе стало совсем худо и никакие варианты лечения больше не помогали, врачи уклончиво сказали, что лучше ей побыть дома, с родными.

- Последние дни? Вы это хотели сказать? – зло спросила я.

- А вот это одному Богу известно!

Но я понимала: чудес не бывает. Это было ещё одной составляющей нашей жизни в последние три года. Я пыталась вымолить у Бога чудо. Исцеление для Ярославы. Не вымолила.

В последнюю ночь Слава сказала:

- Поспи рядом со мной сегодня, мама.

- Конечно, детка!

Я слышала в полуметре от себя её прерывистое дыхание и слёзы катились по моим щекам. Градом. Я долго сдерживала эти слёзы. Обе мы чувствовали, что конец близко. Но я не хотела верить. Даже сейчас не хотела.

- Мам, отпусти меня. Я так измучилась! – вдруг сказала Слава.

- О чем ты, деточка? Врачи сказали, что можно будет сделать ещё операцию. Чуть позже просто.

- Я не хочу ещё операцию. Я просто устала.

Мы помолчали.

- Мам, почему ты Дашку не любишь? Она такая клёвая! Лучшая моя самая подруга. Сестричка моя.

- Бог с тобой, Славочка! Кто тебе сказал, что не люблю?

- Мне так кажется. Она правда очень хорошая. – Ярослава подумала и добавила. – Скажи Даше, что я передам её просьбу.

После этого Слава уснула. Ушла она тихо, во сне. Без криков, без агонии. Утром я долго сидела, держа её холодную руку и глядя в никуда. Слёз больше не было. Я выплакала их ночью.

Даша пришла после школы к нам. Увидела простыню на зеркале и заплакала. Плакала, уткнувшись лбом в косяк.

- Ладно. Я пойду. Извините. – прорыдала она.

- Погоди-ка. Зайди.

Я отвела её в кухню. Непослушными руками сделала бутерброды, чай.

- Она сказала, что передаст твою просьбу. Это о чём?

Даша ахнула и закрыла рот рукой.

- Говори. – велела я.

- Не могу. Мне стыдно!

Но я была непреклонна. И Даша, поминутно каясь, поведала, что когда они с моей дочерью болтали о том, как Ярослава окажется в царствии Божьем, то попросит Бога дать Даше других родителей. Даша в какой-то момент сказала, что хотела бы именно этого.

- Это плохо. Я знаю. Мне стыдно! – талдычила Даша.

Мне стало её ужасно жаль.

- А почему ты попросила о таком? Наверное, злилась за что-то на маму?

Девочка кивнула.

Через пару месяцев к Семёновым по заявлению из школы явилась комиссия из опеки и Дашу забрали. Она не плакала. Видимо, не думала, что там, куда её везут, будет хуже. Толя позвал меня поговорить – он видел всю процедуру.

- Этим вообще плевать. Они даже не чухнулись. Забирают, и ладно.

- Зачем ты мне об этом говоришь? – не поняла я.

- Дашка-то, а? Кремень. Опять не заплакала. Поди раз только и плакала. Когда Ярославы не стало.

- Зачем ты мне напоминаешь?!

Я разревелась. Господи, что им всем от меня надо?!

- Давай возьмём её? Опекунство оформим. Хорошая девчонка.

Я не верила своим ушам. Что он мне предлагает? Мой собственный муж? Взять к нам Дашу?

- Подумай. Чего бы хотела Слава. Подумай!

Я подумала. Он был прав, и я это знала. Но как мне полюбить этого ребёнка? Если она всегда была только раздражителем для меня. Как переломить себя в этой ситуации? Мать у неё пила, была ужасной матерью. Но разве лучше мать, которая не любит? Я посмотрела наверх. Где ты там, Славочка? Смогла ли ты выполнить просьбу своей подруги? И если смогла, то почему так затейливо?

Я думала сутки. Меня мотало из стороны в сторону. Мне не дали толком побыть матерью, свой материнский инстинкт я не реализовала. Рожать своего мне было страшно. Я знала, какая невыносимая боль – терять ребёнка. Да пока об этом и речи не было. Но Даша…

- Ладно. – сказала я мужу в обед следующего дня. – Давай попробуем узнать, что нужно для оформления опеки.

Через несколько месяцев мы продали квартиру и купили другую, подальше от прежнего места жительства. Подальше от Семёновых. Перед переездом я два часа рыдала в Славкиной комнате. Уезжать, вопреки всему, было больно. Больнее, чем видеть комнату дочери каждый день.

Нам удалось стать опекунами Даши. Толя сказал, что в будущем рассчитывает удочерить её. Семёновы продолжали пить, поэтому, я не исключала такого варианта. Я старалась быть для Даши хорошей матерью, но камень за пазухой продолжал отягощать мои будни. Однако, я ничем не выдавала себя. Чего мне стоят попытки полюбить Дашу – никто не знал. Может только Толя догадывался, и то я научилась скрывать.

А через полгода, как гром среди ясного неба, выяснилось, что я беременна. Даша почему-то прыгала до потолка.

- Ура! Ура! Ура!

Мне кажется, именно тогда я улыбнулась ей искренне. Впервые.

- Ты-то чего скачешь? Думаешь, ребёнок - это весело?

- Да! Конечно, весело, тётя Света! Весело и круто!

Дашке уже исполнилось одиннадцать, она мне во всем старалась помогать. Этот факт потихоньку растапливал лёд в моей груди.

Родился здоровенький мальчик. Мы привезли его домой, положили в кроватку и суетились в кухне.

- Как назовём? Ярослав? – спросила Даша.

- Ой, нет! – кольнуло сердце. – Нет.

- Ладно-ладно.

Она всё бегала в детскую и возвращалась с докладами.

- Спит!

- Глазами вращает!

Я хохотала.

- Чего ты мелешь? Как он может вращать глазами?

Даша в очередной раз унеслась в комнату и завопила оттуда. Я, бросив всё, побежала следом.

- Что такое?

- Улыбается! Мама, смотри, он улыбается!

Мама…