«Когда я читаю новости о России в немецких СМИ, я иногда себя спрашиваю, пишут ли они о той стране, в которой я живу», — цитирует Neue Osnabrücker Zeitung Томаса Тальхайма, финансового директора российского филиала немецкой логистической компании. Как и тысячи других немецких специалистов, работающих в России, Тальхайм может составить собственное представление о политической конфронтации между Западом и Востоком и считает немецкие репортажи и дебаты о России «чересчур утрированными». Подобного же мнения придерживаются и многие другие немцы, живущие в Москве, отмечает издание.

При этом менеджер, конечно же, чувствует, как западные санкции против России сказываются на его работе. По его словам, проблематичный момент связан с проверкой российских партнеров по бизнесу. Если Тальхайм и его коллеги не обратят внимания на то, что их фирма-партнер внесена в «черный список» ЕС, то «в Германии им грозят уголовно-правовые последствия», отмечает Neue Osnabrücker Zeitung. Однако, по словам бизнесмена, до сих пор он не сталкивался с подобными проблемами.

Как пишет Neue Osnabrücker Zeitung, другой немецкий бизнесмен-логист, работающий в России, Винфрид Грольмиц, настолько погружен в российскую атмосферу, что держит в своем кабинете портрет Путина. По его словам, когда в начале 2014 года руководство Донецкой народной республики призвало к референдуму, некоторые из сотрудников фирмы взяли отпуск и поехали в Донецк, чтобы проголосовать. В Москве они постоянно беспокоятся о своих родственниках на Украине, и Грольвиц тоже неравнодушен к этой проблеме. Однако в еще большей степени его беспокоит падение курса рубля и цен на нефть и газ, добавляет Neue Osnabrücker Zeitung.

Для его фирмы в настоящее время дела идут по-прежнему нормально, однако, «если Россия будет сильно сотрясаема, то это скажется и на Германии», убежден предприниматель. В частности, это касается северо-западных регионов ФРГ, которые в больших масштабах поставляют в Россию сельскохозяйственную технику и продукты питания. Однако даже при неблагоприятном развитии событий его логистическая компания, которая прошла через все трудности посткоммунистической России, выдержит кризис, убежден немецкий бизнесмен.

Я говорю об этом потому, что введение санкций во многом опиралось именно на информацию украинской СБУ, которая в этом году зарекомендовала себя как самая завравшаяся спецслужба. И мне кажется, что, несмотря на все проблемы, о которых мы очень подробно рассказывали, в долгосрочной перспективе санкции навредят больше государствам Евросоюза, чем Российской Федерации. Ведь они парадоксальным образом могут ускорить модернизацию российской экономики и открыть для нее новые рынки. Если бы не было резкого снижения цен на нефть (что россияне объясняют местью Саудовской Аравии за поддержку Сирии) и санкций, то Россия никогда не начала бы строить свою собственную промышленность высоких технологий, потому что более удобным и дешевым казался импорт необходимых товаров. России не пришлось бы начинать необходимых социальных реформ. Она никогда не переориентировалась бы с экспорта сырья на что-то иное.

Если суммировать, то действие санкций вынуждает Россию искать новые перспективы, новые рынки и новых союзников. Перед ней открываются двери в новое будущее. Присоединились земли, президент Владимир Путин имеет политическую поддержку, которая другим политикам и не снится. И так происходит, в частности, потому, что в Российской Федерации не действовал популярный глобализационный принцип, согласно которому прибыли приватизируются, а расходы возмещают только бедные. Поэтому в распоряжении правительства есть довольно солидный резервный фонд, который позволяет смягчать наиболее негативные проявления кризиса и преобразований.

Для ЕС прошедший год, который начался с визитов министров иностранных дел на киевский Майдан, где они помогали свергнуть легитимно избранного президента, завершается плачевно. Сомнения в смысле санкций и их экономическом действии пошатнули единство ЕС, усилили тенденцию политических партий и движений добиваться выхода из Евросоюза. Договор об ассоциации с Украиной и гражданская война в этой стране пошатнули веру в принципы существования самого Евросоюза, в то, что он был создан для расширения территории мира, стабильности, процветания и общепринятых правил.

Европейские перспективы выглядят не слишком радужно — пока ясно только то, что отношения с самым важным соседом на востоке будут хуже, чем во времена холодной войны, потому что нет элементарного доверия с обеих сторон. Потеря перспективного российского рынка пока не слишком ощущается, но настоящей проблемой может стать возможные перебои в поставках энергоносителей, которые так просто не заменить. Украина превратилась в разлагающееся государство, которое Европе придется, для собственного самосохранения, поддерживать. Насколько я знаю украинских олигархов, все усилия будут тщетны — столько денег у Брюсселя просто нет.

Но что меня задевает больше всего, так это полная потеря чувства политического и экономического самосохранения, которую демонстрирует большая часть европейских политиков. Примером может стать газопровод «Южный поток». После опыта газового кризиса в 2009 и 2011 годах немецкий канцлер Ангела Меркель и российский президент Дмитрий Медведев торжественно открыли газопровод «Северный поток», проложенный по дну Балтийского моря, который обошел все транзитные страны, и по которому российский газ поступает прямо в Германию. Его «братом» должен был стать «Южный поток», проложенный по дну Черного моря, который через Болгарию снабжал бы все Балканы. Ввиду давления со стороны США и ЕС Болгария не дала своего согласия на строительство газопровода.

Российский ответ был предсказуем с экономической и геополитической точек зрения: во время своего визита в Турцию российский президент договорился со своим турецким коллегой, что трубопровод по дну Черного моря поведет в Турцию, а затем, возможно, в Грецию. Отношения Турции с ЕС не столь идеальны из-за нежелания Евросоюза принимать эту большую страну в свои ряды, и при небывалом экономическом росте турецкой экономики не ясно, будет ли мощности газопровода достаточно, чтобы удовлетворить еще и Балканы. Последовали две интересные новости: во-первых, президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган заявил, что газопровод будет называться «Турецкий поток», а немецкий канцлер Ангела Меркель начала угрожать России новыми санкциями. Ну и ну — ничего нет лучше, чем быть членом Союза, который заботится о мире, стабильности, процветании, добрососедских отношениях и общие интересы ставит выше интересов отдельных стран-членов

По сравнению с сухим технократическим языком, который Путин предпочитает использовать, когда выступает в официальной роли, это звучит простецки и грубовато, однако если вдуматься в смысл этой фразы, окажется, что она вполне созвучна устоявшимся взглядам российского президента на вопрос о государственном контроле над определенными секторами экономики — особенно над энергетикой. В других отраслях ситуация не так однозначна: несмотря на то, что на Западе у Путина сложилась репутация противника капитализма, он провел немало рыночных реформ — в основном в налоговой и правовой сферах. Тем не менее, в стратегических секторах экономики он вполне последователен как на словах, так и на деле. Он определенно считает, что командные высоты в экономике должно занимать государство.

Создание гигантских «национальных чемпионов» вроде Роснефти и Совкомфлота с самого начала не выглядело хорошей идеей, но пока цены на нефть были высокими, Россия могла себе позволить далекую от идеала экономическую политику. Экономика росла, рубль дорожал — и издержки государственного контроля над частью экономики казались приемлемыми. Рост скрывает многие грехи, и пока ВВП продолжал расти приличными темпами, мало кто в России задумывался об увеличивающейся роли государства.

Проблема в том, что условия меняются. Сейчас Россия оказалась в ситуации, в которой на крупные компании идет давление со всех сторон: цены на энергоносители падают, занимать деньги на западных рынках стало невозможно, а уже существующие долги заметно подорожали в реальном выражении из-за обесценившегося рубля. Вдобавок компаниям пришлось отдать Центральному банку изрядную часть оставшихся у них долларов и евро, и они по-прежнему сталкиваются с огромным количеством бюрократических препон. Катастрофическим такое положение не назовешь, но оно крайне некомфортно.

Власти понимают, что у них серьезные проблемы и что российским компаниям нужно дать возможность для роста. В своем обращении к Федеральному собранию Путин поднял давно знакомые темы и заговорил о необходимости бороться с западным давлением с помощью внутренней либерализации. Он предложил ряд инициатив, которые теоретически должны были бы сделать Россию более привлекательным направлением для инвестиций — в частности мораторий на печально известные коррупционной составляющей проверки и полную амнистию для репатриируемого капитала. Это — более чем рациональная реакция в трудной ситуации.

Однако, как показывает приведенная New York Times цитата о курах и яйцах, Путин продолжает считать бизнес младшим, зависимым партнером, а не равным. Он считает, что важные активы в действительности принадлежат государству, а частный бизнес — в лучшем случае — должен быть эффективным управляющим. При 100 долларах за баррель придерживаться таких взглядов было легко. При 60 долларах за баррель это может стать намного сложнее.

Я не знаю, чем закончится противостояние Путина с российским деловым сообществом и кто моргнет первым. С учетом того, что происходит в последнее время в российской политике, я бы предположил, что верх одержит государственническая часть кремлевского аппарата, символом которой принято считать Игоря Сечина. С другой стороны, возможно, что Путин прислушается к советам своей (сокращающейся) команды либералов-рыночников. Однако, как бы то ни было, у российского президента нет волшебной палочки. Он не может одновременно вытеснить частный бизнес из наиболее прибыльных секторов экономики и получить всеобъемлющий рост частных инвестиций. Так просто не бывает: чем дольше Кремль будет продолжать наступление на права собственности, чем старательнее он будет убеждать кур, что яйца им не принадлежат, тем ниже будет опускаться и без того скромный уровень инвестиций.

Короче говоря, Кремль оказался перед выбором: ослабить вожжи и получить некоторый рост деловой активности или натянуть вожжи еще сильнее и получить еще больший отток капитала. Третьего варианта не существует.