В этой статье я попытаюсь ответить.

Почему США понадобилось менять глобальный концепт

В рубрике нашей газеты «Концептуальная война» мы уже разбирали ряд концептов, при помощи которых США обеспечивали и обеспечивают свое глобальное доминирование.

Однако времена и ситуации меняются, или их меняют. Одним из ключевых факторов перемен стал опыт последнего десятилетия, который выявил, что США всё хуже справляются с задачей сохранения доминирования.

Обрушилась официально прописанная в американской военной доктрине способность победно вести несколько локальных войн в различных регионах мира. Военные неуспехи в Ираке и в Афганистане (даже при некоторой поддержке международных союзников Америки) показали, что господство в воздухе и бомбардировки решающих успехов в «борьбе с террористическими режимами» не обеспечивают. И что направить «на передний край» достаточное число солдат, всерьез готовых сражаться с «неистовыми дикарями», США не в состоянии.

Выяснилось, что слабеет американский контроль над Европой. Которая совсем недавно, в годы прошлой «холодной войны», практически полностью подчинялась директивам из Вашингтона, но теперь с каждым годом всё больше политически «своевольничает».

Обнаружилось, что неуклонно снижается роль США в глобальной экономике. И по доле в мировом ВВП. И по доле доллара в глобальной торговле. И по доле американской промышленности и сферы услуг в производстве реального глобального валового продукта.

Но главное — в ходе последнего кризиса (и множества организованных США в контексте этого кризиса государственных переворотов и локальных войн в разных регионах мира) начал обрушиваться миф о том, что Америка способна быть лидером движения глобального сообщества к благополучию и процветанию. И, тем более, миф о том, что Америка заинтересована в глобальном процветании.

О том, что такие времена «обрушения мифов» близятся, в Америке думали давно. И именно из этих раздумий рождались различные идеи «разделения ответственности». То есть, поиска стратегических или хотя бы тактических союзников США и их «вовлечения» в защиту американских (предъявленных как совместные) интересов. В частности, еще в 1980-х годах один из «гуру» американского «политического реализма», Джордж Кеннан, писал, что «внешняя политика США страдает от невежества, изоляционизма и безответственности». А также призывал Америку отказаться от «политического нарциссизма» и признать необходимость «разделения ответственности» за судьбы мира с другими странами.

В конце 1990-х годов группа американских неоконсерваторов (советников и соратников президента Джорджа Буша) во главе с Робертом Каганом указывала, что для США брать на себя полноту ответственности за основные нужные Америке глобальные перемены — и слишком издержечно, и опасно. Поскольку результатом становится не только чрезмерная «военная» нагрузка на американскую экономику, но и то, что слишком многие в мире, включая существующих и потенциальных союзников, возлагают на Вашингтон вину за неблагоприятные последствия американских инициатив. А потому «команда Кагана» советовала гораздо настойчивее, глубже и прочнее вовлекать в обеспечение стратегических интересов США всех союзников.

Поскольку Россия в тот период была в глубочайшем кризисе (и, как считали в Вашингтоне, уже практически в «американском кармане»), а Европа была в основном достаточно «послушна» США, то «команда Кагана» формулировала эти предложения прежде всего для «стратегической остановки Китая». В частности, предлагалось использовать для этого «американских сателлитов» в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

В 2007 г. американский адмирал Майкл Маллен, председатель Объединенного комитета начальников штабов, сформулировал доктрину «Глобального морского партнерства», предусматривающую максимальное вовлечение союзников США в «корпоративное» решение проблем безопасности Америки.

В том же 2007 г. Збигнев Бжезинский выпустил книгу «Второй шанс». Где, в том числе, написал, что «для сохранения своего глобального лидерства» Америка должна научиться искать компромиссы с союзниками и даже, при необходимости, поступаться элементами своего суверенитета.

Тем не менее, администрация Дж. Буша к советам о необходимости «глубокого партнерства» не слишком прислушивалась. Не прислушивалась то ли из-за сомнений в полезности военных «партнерств» с гораздо более слабыми союзниками, то ли из-за самоуверенности (упомянутого Кеннаном «нарциссизма»). Хотя в своих локальных войнах рубежа XXI века США всё же союзников использовали, но только в качестве вспомогательной силы.

Перелом произошел после 2009 г., уже при новом президенте США Бараке Обаме. И, видимо, первым массированным опробованием новой стратегии «союзничества» стали спецоперации «арабской весны» 2010–2011 гг. Где публичную инициативу военной вовлеченности в конфликты — в частности, в Ливии и затем Сирии, — США предложили взять на себя американским союзникам по НАТО (Франции, Великобритании, Германии, Турции) и «дружественным» арабским странам (Саудовской Аравии, Кувейту, Эмиратам). А США подключались к силовым и специальным операциям только на следующем этапе и, как правило, после демонстрации того, что «союзники не справились».

Знаменательно, что это происходило уже в ходе глобального финансово-экономического кризиса. Который (о чем сейчас среди экономистов не говорит только ленивый и ангажированный) был «сконструирован» пулом транснациональных финансовых структур с опорой на глобальные американские банки и Федеральный резерв США.

Не менее знаменательно и то, что полмира (и прежде всего, «союзная» США Европа) в результате «арабской весны» получили мощный и болезненный удар по своим экономическим и политическим позициям.

Все они (Европа, Япония, Китай, Индия, Южная Корея) начали испытывать трудности со снабжением ближневосточной и североафриканской нефтью и газом.

Все они, и в особенности Европа, в той или иной мере ощутили повышение внутриполитических и экономических рисков. В том числе — особенно болезненных в кризисе инвестиционных рисков. И прекрасно видели, что главной причиной выросших рисков становится наплыв беженцев и нелегальных мигрантов из дестабилизированных стран «арабской весны». И, в особенности, достаточно массовый криминальный и исламистский компонент этих беженцев и мигрантов.

Европа, Китай, Индия, в дополнение к перечисленному, потеряли на Ближнем Востоке и в странах Магриба существенную часть своих политических позиций и торгово-экономических связей.

Нельзя не отметить, что все эти обстоятельства в мире, и в том числе в Европе, были хорошо осознаны. Именно поэтому США не удалось «продавить» ни через Совет Безопасности ООН, ни через «мировое общественное мнение» военные санкции против Сирии. Решающую роль сыграла, конечно, Россия. Но военная операция без санкции Совбеза (что уже стало привычной практикой США после первой войны в Ираке и войны в Югославии) на сей раз не состоялась именно потому, что воспротивились многие традиционные европейские (и не только европейские) союзники Америки.

Похоже, данное событие стало «каплей, переполнившей чашу». И в США решили, что пора «на полную мощность» вводить в действие давно готовившуюся новую, существенно трансформированную систему «концептуального оружия» глобального применения.

Похоже, именно это мы сейчас наблюдаем и ощущаем — впервые в истории! — в развитии кризиса вокруг Украины.

В чем суть концептуальной трансформации?

Суть трансформации концепта американского доминирования — в том, чтобы максимально вовлечь союзников в решение локальных и глобальных проблем в американских интересах. Причем вовлечь таким образом, чтобы и противников, и союзников США подавить или в необходимой мере ослабить. В полном соответствии с базовым принципом американской политики, согласно которому никто в мире не должен даже пытаться посягать на американскую политическую, военную, экономическую и «моральную» гегемонию. Которые, якобы, даны Америке свыше, от бога, чтобы правильно руководить миром и вести его к благополучию и процветанию (американскому, разумеется, благополучию и процветанию).

При этом не следует думать, будто такой концепт доминирования возник внезапно, как чертик из табакерки. Как уже сказано выше, он давно в той или иной мере обсуждался американскими интеллектуалами — от Кеннана и Кагана до Бжезинского. Он в той или иной мере использовался и в ходе «гуманитарных операций» типа войны в Югославии, и при ведении «контртеррористических» войн начала XXI века, в которые вовлекались — с ущербом для себя — основные американские союзники. Этот же концепт использовался и в ходе введения международных экономических санкций против Ирака и позже — Ирана (от которых, опять-таки, страдали в основном именно европейские союзники США).

Однако во всех этих случаях США старались «играть первую скрипку». И заявляли о своей готовности нести основные издержки, и потому — о своем праве получать основные приобретения.

Теперь же речь идет о том, что США намерены «пропускать вперед» своих союзников в качестве инициаторов политических, военных и экономических кампаний, в которых заинтересована Америка, а сами оставаться позади или даже «в тени». И, соответственно, адресовать союзникам издержки (включая максимальное перекладывание на них разнообразной ответственности за негативный результат).

Далее, не следует думать, что США признали неэффективным свое концептуальное оружие предшествующей эпохи, о котором мы говорили ранее, — от «конца Истории» по Фукуяме до «войны цивилизаций» по Хантингтону, от «мягкой силы» по Наю до «ненасильственного сопротивления» по Шарпу и «управляемого хаоса» по Манну, от «глобального пробуждения» по Бжезинскому до постмодернистского «искусства интерпретаций». Всё это концептуальное оружие в той или иной мере работает и, значит, востребовано.

Концептуальная новизна, видимо, состоит в том, чтобы привести этот концептуальный инструментарий в единую систему с учетом новых возможностей и новых целей. То есть, превратить в полноценный и системный военный инструмент. Использование которого позволяет США оставить за собой разработку стратегического плана нужной Америке кампании и ее информационно-пропагандистское обеспечение, а решающие проблемы и издержки исполнения этого плана возложить на «вовлеченных».

Центральным в новой американской концептуальной конфигурации, видимо, становится ключевой тезис концепта Джозефа Ная: «заставить других хотеть того, чего хотим мы».

Как заставить?

Новые механизмы глобального управления

Здесь возникли две фундаментальные (и в основном новые) возможности.

Первая состоит в том, что США уже фактически узурпировали прямое или неявное управление большинством влиятельных глобальных СМИ, а в последние годы распространили свое преимущественное влияние и на интернета. О том, как это происходило (от слияний медиа-концернов до перехватов собственности в независимых СМИ, от создания в администрации США специальных групп и отделов интернет-пропаганды до военного Киберкомандования), в мировой прессе написано более чем достаточно. Мы также писали об этом ранее и в книге «Политическое цунами», и в соответствующих газетных рубриках.

В результате этих целенаправленных приобретений именно США получили воистину подавляющий контроль над глобальным общественным мнением. А это — качественно новая ситуация.

Во время войны НАТО в Югославии для обеспечения информационно-пропагандистского преимущества (оправдания «моральной необходимости» военной агрессии против Сербии) командование блока включило имеющиеся в его распоряжении механизмы прямой информационной войны. То есть неприкрытую цензуру СМИ с запретом на показ/рассказ всего, что не соответствовало позиции натовских агрессоров.

Это, разумеется, дало результат. Так, очевидец рассказал мне о том, что во время войны против Сербии репортаж об антивоенном митинге в центре Рима, на который собрались сотни тысяч человек и который снимали десятки ведущих мировых телеканалов, вообще нигде не попал в эфир. Однако, тем не менее, тогда немало влиятельных СМИ (не только российские, но и китайские, латиноамериканские, индийские и даже некоторые европейские) всё же высказывали или освещали позицию по Югославии, альтернативную натовской.

Теперь же в глобальном медиа-пространстве, включая почти весь Интернет, альтернативу официализированной американской позиции нужно, как правило, старательно искать. Причем находится она в основном в отдельных «высоколобых» журналах, малотиражных газетах или на полумаргинальных интернет-сайтах. То есть публикуется в «гомеопатических» дозах и доходит до ничтожной части глобальной «демократической аудитории».

А демократическая аудитория и ее массовое «мнение» в нынешней мировой ситуации значит очень много. Поскольку западное (и в значительной части мировое) население уже вполне приучили к мысли о том, что оно живет в демократическом обществе, и элита управляет этим обществом сообразно воле «демократического большинства».

Англосаксы — сначала англичане, а затем американцы, — занимались этой проблемой очень давно и вполне успешно.

Британские и американские элиты еще на рубеже ХХ века внимательно читали основополагающих авторов концептов «теории элит» и «теории масс» — от Макиавелли до Джентилле и от Лебона до Ортега и-Гассета.

Крупный американский политический журналист и политолог Уолтер Липпман (который, кстати, был советником президента США Вудро Вильсона) еще в начале 1920-х годов выпустил серию статей, а затем и книгу «Общественное мнение». В которой Липпман, в частности, указывал, что общественное мнение, с одной стороны, крайне важно для устойчивой политической, экономической и социальной системы, но, с другой стороны, «крайне переменчиво и не может быть надежным ориентиром для принятия политических решений». А потому на политическую элиту (власть) возлагается обязанность не только «понимать необходимости» и «эффективно руководить», но еще и «фабриковать согласие». То есть, не руководствоваться общественным мнением, а им целенаправленно манипулировать.

Далее политические элиты Великобритании и Америки очень внимательно присматривались к тому, как задачи «фабрикации согласия» решают политические режимы муссолиниевской Италии и других европейских стран побеждающего фашизма, а затем и нацистская Германия. Так, хорошо известно, что британский премьер Уинстон Черчилль восторгался «пропагандистским блеском» итальянских фашистов, включая Д‘Аннунцио и Муссолини. А американский основатель первой мировой «автомобильной империи» Генри Форд откровенно признавал, что не знает лучшей пропагандистской работы, чем та, которую проводит в Германии доктор Геббельс.

Причем Форд, с его нескрываемыми нацистскими симпатиями и широкими связями в нацистской элите Германии, вряд ли был в неведении относительно ключевых принципов пропаганды Геббельса. Включая такие высказывания Геббельса, как: «Мы добиваемся не правды, а эффекта... Худший враг любой пропаганды — интеллектуализм... Чтобы в ложь поверили, она должна быть ужасающей... Человек был и остается животным... Дайте мне средства массовой информации, и я из любого народа сделаю стадо свиней», и так далее.

Все это англосаксонские элиты внимательно изучали. И осмысленно перенимали успешные практики «фабрикации согласия масс». Особенно активно этот процесс пошел после Второй мировой войны, когда в британскую и особенно американскую элиту были инкорпорированы ключевые кадры «специалистов по фабрикации согласия» из нацистской верхушки побежденной Германии.

Именно в ходе наработки теоретического багажа и конкретных практик такого рода на современном Западе возник тот феномен элитного государственного управления, который сегодня социологи обсуждают под названиями «псевдодемократии», «управляемой демократии», «имитативной демократии» и т. п. И именно этот тип социально-государственного управления за счет «фабрикации общественного согласия» сегодня в растущих масштабах используют США при «модернизации» концептуального оружия своего доминирования. Отличие лишь в том, что США, получив, в отличие от доктора Геббельса, глобальный контроль над мировыми СМИ, всерьез претендуют на то, чтобы превратить в «стадо свиней» глобальное общество.

Но есть в нынешней глобальной ситуации и вторая принципиальная новизна. Та самая, краешек которой миру приоткрыл своими разоблачениями ставший знаменитым беглец из американских спецслужб Эдвард Сноуден. И которая заключается в возросшем до невероятных масштабов и возможностей инструментарии электронной разведки США.

Выяснилось, что давно обсуждаемая глобальная спутниковая система разведки «Эшелон» — только «верхушка» американского разведывательного «айсберга». Оказалось, что под контролем американской разведки находится не только подавляющая часть трафика мирового интернета, включая электронную почту и социальные сети, но и большинство переговоров по проводной, спутниковой и особенно сотовой телефонной связи. Включая переговоры по множеству специальных («защищенных» и шифрованных) каналов связи.

То есть, Сноуден показал, что под прочным «колпаком» нынешних американских «Мюллеров» находится не только и не столько «глобальный террористический интернационал» (с этим как раз дело обстоит не слишком успешно), сколько политические, экономические, военные и так далее элиты подавляющего большинства стран мира.

Что в результате?

В результате все перечисленные (как и не упомянутые) элиты в своем выборе принимаемых стратегических решений оказываются как минимум под двойным внешним американским давлением.

Первый вектор этого давления — «сфабрикованное» управляемыми США глобальными СМИ в американских интересах глобальное «общественное мнение», которое диктует границы «коридора» принимаемых решений снизу, от «демократического электората». Этот электорат достаточно глубоко «пропитан» американской оценкой правильного и насущно необходимого «для благополучия народа», и предъявляет своим элитам требования «правильное и необходимое» исполнять. А данное обстоятельство в «демократии», даже имитативной, для элиты очень важно. Особенно на очередных выборах.

Второй вектор давления — способность США негласно предъявить элите интересующих стран угрозу «вытащить на свет» обнаруженные американской электронной разведкой «скелеты в шкафу», которые есть у этой самой элиты. А поскольку элиты без «скелетов в шкафу» почти не бывает, этот вектор давления, видимо, оказывается не менее весомым и болезненным, чем сфабрикованное Америкой низовое «общественное мнение».

Отметим, что Сноуден — пока — обнародовал в основном только материалы, касающиеся самого факта помещения глобальных элит (включая элиты ближайших союзников США) под американский «разведколпак». Никаких крупных «скелетов» из чужих элитных шкафов американцы (вновь пока), похоже, не вывалили. И вряд ли случайно. Как нередко говорят военные, политические и экономические стратеги, «угроза всегда страшнее исполнения».

Ведь само осознание наличия угрозы — очень большая психологическая нагрузка. Тот, на кого она ложится, не знает, какой именно компромат на него «нарыли» американские спецслужбы. То ли коррупционные связи, то ли политические махинации, то ли покрытие экономических афер, то ли «неэтичное» (социальное, семейное, сексуальное и т. д.) поведение. А ведь могли даже не столько нарыть, сколько — на основе каких-то обрывков реальных разговоров, текстов, видео, —сфабриковать. Ведь американцы и это могут фабриковать, не только «общественное мнение», не так ли? А что нарыли или что могут сфабриковать — неизвестно. Это ведь просто невыносимо...

Все перечисленное вполне может продиктовать «подударному» элитарию простой и прямой выход из ситуации: «на всякий случай» дать понять, что он не хочет обнародования «скелетов» из своего шкафа и присягает американским интересам.

Именно так, видимо, в нынешнюю эпоху формируется существенная часть нужной США элитной «пятой колонны» и в странах-противниках, и в странах-союзниках. А также в международных официальных и неформальных организациях, региональных политических и экономических блоках и т. д. И именно эта «пятая колонна» оказывается в руках США одним из важнейших коллективных «акторов вовлечения», который заставляет социальные группы, страны, организации, коалиции включать свои разнообразные ресурсы в ненужные — или даже откровенно вредные для себя — проекты и кампании, в действительности преследующие американские цели и интересы.

Подчеркну, что описанный инструментарий «подавляющего вовлечения» в той или иной мере использовался против противников и союзников во все эпохи. Фундаментальная новизна эпохи нынешней заключается в том, что возможности США «фабриковать общественное мнение» стали почти глобальными, а их возможности получать и накапливать компрометирующие материалы в отношении мировых элит — почти тотальными.